В первом павильоне “Ленфильма” выстроена грандиозная по площади декорация, изображающая бункер императора Японии Хирохито в дни войны. Более всего это напоминает лабиринт с потолком (весьма низким) — серые каменные стены, по которым змеятся коммуникационные и электрические провода. Где-то рубильники, где-то мигает красная лампочка тревоги, за иным поворотом натыкаешься на узкую железную лестницу наверх, упирающуюся в дверь, в дальнем краю — “совершенно настоящий” действующий люк. Эти мрачные узкие коридоры освещаются лампами, забранными в сетчатые чехлы; по одной стене сочится вода — в тот момент, когда это нужно режиссеру, разумеется. А если пробраться в центр лабиринта, то попадешь в покои императора: за двойными дверями — комнаты, облицованные панелями красного дерева и уставленные подобающей мебелью. Александр Сокуров снимает фильм “Солнце” об императоре Хирохито.
Сцену бомбежки Токио сняли под Петербургом, избежав тем самым экспедиции в Японию. Это делается ради того, чтобы максимально сократить расходы продюсеров.
Образное и технологическое решение мест действия в фильме вместе с Сокуровым разрабатывали знаменитый художник Юрий Купер и известная среди профессионалов художник-постановщик “Ленфильма” Елена Жукова. Понятно, что на долю Елены выпали и строительные трудности, а также поиск мест для нескольких сцен вне павильона — как интерьеры в Петербурге, так и немногие съемки на натуре. Поскольку действие происходит в Японии 1945 года, то естественно, что натура требует не меньшего преображения.
У камеры — лично режиссер: Сокуров решил сам быть и оператором во второй раз после “Тельца”. Совмещать режиссерскую и операторскую работу на площадке тяжело — тем более что Сокуров, по своему обыкновению, всегда осваивает новую технологию при съемке. Тяжело и вообще работать полторы смены ежедневно без выходных. Такой изнурительный режим опять же не случаен: пребывание в Петербурге японских и американского (исполнитель роли генерала Макартура — Роберт Доусон) артистов стоит дорого.
В павильоне душно, воздух в этих катакомбах разгоняют общим и двумя офисными вентиляторами, их перемещают вслед за камерой из одного отсека декорации в другой и то и дело выключают после команды звукорежиссера Сергея Мошкова в динамик: “Внимание, начинается съемка с синхронной записью звука! Полная тишина!” Никто, кроме актеров, уж и не дышит. А когда камера не работает, сразу звучит тихая музыка (она всегда у Сокурова на площадке) и открывается большая дверь из павильона на улицу — как раз перед знаменитым ленфильмовским входом “под колоннами” на студию.
Все в группе, и сам режиссер, в один голос говорят о том, каким прекрасным актером оказался японский артист, играющий императора. Его имя, как и других исполнителей, Сокуров до сих пор не называет: у японцев могут возникнуть определенные проблемы на родине, где не принято изображать императора в кино и отношение к фильму может быть весьма и весьма агрессивным. В истории японского общества такого не было никогда, это революция для нас, говорят японцы. Между прочим, все в группе Сокурова, кто в течение трех лет подготовки фильма говорил “Хирохито”, теперь научились говорить “император” — именно из уважения к японцам, которые всуе это имя и не произнесут никогда.
И, свидетельствую, исполнитель главной роли выглядит абсолютным аристократом. Я бы даже сказала “царственно”. Китель цвета хаки с двумя орденами заботливые костюмеры то и дело снимают-надевают на императора, как и черный — на исполнителя роли камергера (чтобы максимально уберечь артистов от жары в павильоне). Художник по костюмам Лидия Крюкова, постоянный соавтор Сокурова, рассказывает о тонкостях нетрадиционного исторического одеяния в Японии и какие аксессуары удалось оттуда привезти для фильма. Более всего Лидию Михайловну поразила разница в росте и телосложении японцев — нынешние гораздо крупнее живших в войну. А ее помощница Мария Гришанова, художник-специалист по военной форме, обращает мое внимание на шпоры императора: чтобы они не меняли цвет в разном операторском свете, шпоры Маша отдала специально посеребрить.
Так вот, император — с такой узенькой спиной, что кажется почти бесплотным, пока не взглянешь на лицо, полное достоинства и ума, — а перед ним некий молодой человек из обслуги, а за ним — камергер с ликом восточного мудреца, а за камергером — секретарь, что ли, и сразу виден иной его статус… Они спускаются по лестнице снова и снова после команды Сокурова “доодзо!” — что означает “пожалуйста”, и этот маленький проход все равно должен быть отточен, будто ключевой разговор или сцена каллиграфии.
За работой следят два японца с видео- и фотокамерами: будет фильм о фильме и, не сомневаюсь, фотоальбом. У нас же никто не предполагает фиксировать процесс работы Сокурова над тетралогией о власти. Да и что удивляться, собственно, — власть же предстает в его фильмах в своем сугубо человеческом облике. А это совсем неинтересно тем, кто привык все списывать на некую демоническую волю… Но невниманием режиссер не обижен. Только в тот день, когда на площадке гостил ваш корреспондент, здесь побывали Мстислав Ростропович и Юрий Норштейн.
Все фильмы Сокурова — событие. И мы попросили Александра Николаевича самого рассказать о своем грандиозном замысле, что он и сделал — эксклюзивно для “МК”:
— Император Хирохито правил больше шестидесяти лет в Японии. Он единственный из исторических персонажей своего времени, кто прошел через всю Вторую мировую войну одним из лидеров известной оси: Германия — Италия — Япония и оказался не только не наказанным, не только не предстал перед судом, но и в своем по сути прежнем статусе продолжил пребывать в стране. Более того, его страна обогнала в своем объективном развитии всех — и своих врагов, и победителей.
Сорок пятый год. Американские войска вошли на территорию Японии. Японская армия — несколько миллионов человек — готова воевать. Развитие событий могло пойти по двум вариантам. Первый: политическая элита Японии объявляет патриотизм своим приоритетом и обращается к народу с призывом воевать до последнего солдата, до последнего японца. Второй: политическая элита решает не умножать количество жертв. Сейчас этот выбор кажется простым. Если же возвращаться в то время, становится понятно, в каком стрессовом состоянии все находились. И на какие крайние шаги готовы были идти. Включая американцев, которые были уже вроде победителями и тем не менее решились на преступные действия по использованию атомного оружия.
По конституции император не может вмешиваться в военные вопросы, но именно позиция Хирохито определила беспрецедентный в мировой истории финал войны. Он сказал: не сопротивляться, жизнь японца дороже всего. И Япония как бы вышла из войны, я этот процесс понимаю именно так. Это блестящий беспрецедентный пример залечивания ран и соблюдения высоких национальных интересов.
— Хирохито к тому времени сорок один год. Он — фигура малоизученная, только сейчас появляются какие-то публикации, конечно, в первую очередь американские. Причина понятна: в Японии все, что связано с императором, абсолютно закрыто. Император — священное, божественное существо, персона, которая не должна участвовать в прямой политике. Он не может ни начать войну, ни ее прекратить, он может только посоветовать что-то сделать — как сидящий на облаках оракул.
Сложность в том, что Хирохито был по характеру обычным человеком, но он оказался в исключительных обстоятельствах. В которых выбрал для себя наилучшую форму поведения — достаточно деликатную, достаточно осторожную. И очень разумную. Он получает европейское образование, и страна уже с двадцатых годов по сути переходит на оптимальную форму управления — в ней сочетаются традиции европейские и традиции восточные.
Мы показываем Хирохито в этой картине как “частного” человека. Не унижая его, не иронизируя. Мы показываем его как человека с хорошей, глубокой интуицией. С большим мужеством, без сомнения, — это человек, который готов был принять смерть как месть победителей. Он в любой момент мог быть арестован, привлечен к суду, повешен или расстрелян. И в то же время гораздо больший интерес у него вызывала наука — император занимался ихтиологией, известен открытиями в этой области, опубликованы его научные труды.
Такой человек — на фоне тривиальной и узнаваемой, похожей и понятной нам картины. В Японии существовали оголтелые военные, с их фанатичными и шизофреническими мотивациями, стремящиеся к мировому господству. Как и в Европе, в Японии возникает идея, что своя нация выше других. Когда я смотрел японскую хронику 30—40-х годов в фильмотеках NHK, то не обнаружил почти никакого отличия от хроники советской. Если находиться подальше от экрана и не видеть своеобразных черт и деталей в одежде, надписей на улицах, то разницы в поведении людей по отношению к Хирохито и по отношению к Сталину — никакой. Такие же марши, такие же песни.
— Что важно? Осмысление этой ситуации показывает: государство до сих пор не совсем определило свое место в жизни людей, от этого сами люди не всегда правильно позиционируются внутри государства. Возникает путаница: кто для кого?
Ощущение своего величия в политике ведет к желанию тотальной власти. И сразу человек почему-то начинает любить уничтожать. Убивать людей. Величие в политике сопряжено с возникновением ненависти, подозрительности и озлобленности, к желанию уничтожать себе подобных. Что это за механизм?..
Если мы сможем хотя бы как-то эмоционально эту цепочку представить — сделав “Молох”, “Тельца”, “Солнце”, — будет обрисован более-менее понятный путь. По которому прошли, при очевидных различиях, все. Мы в России всегда зависели от власти — и весь народ, и каждый человек в отдельности.
Я хочу понять, что деформируется в человеке в тот момент, когда у него появляется власть. Что в первую очередь начинает ломаться? Что происходит сразу, что постепенно?
Что это за соблазн такой — власть? Ведь власть бывает не только над государством — над другим человеком: мужем, женой, сыном или дочерью, над матерью или отцом. Или — власть отца над всеми. Да, это же всё вещи абсолютно простые; чем сложнее организм, тем проще его скелет — но многое уходит внутрь…
— В этих сюжетах сталкивается и сочетается все, что есть в жизни человека. И если ты не берешь на себя функции судьи, если сразу не начинаешь с яростью это явление рубить, топтать, если ты его разглядываешь, а не изучаешь… В этом очень большая разница. Я их не изучаю, не исследую свои персонажи — я рассматриваю. Поэтому у меня нет амбиций заявить, что, создав фильм, где персонаж — Гитлер, я исчерпал тему или все понял. Создавая фильм, где я наблюдаю за жизнью Ульянова, я не думаю, что ставлю все точки над “i”, все о нем знаю и все понял. Нет, конечно. Но наблюдение обычных жизненных процессов дает очень много…
В случае с Хирохито неизвестно все. Все скрыто тайной. Чем человек питался, что надевал, когда уходил с глаз народа. Как выглядели его комнаты, где он спал и жил. Какие были вещи, которыми он пользовался. Есть графическая, очень ограниченная, разрешенная к показу министерством двора информация — все остальное сокрыто. И правильно. Чем чувствительнее тема, чем чувствительнее к разглядыванию и к общественному взору фигура — тем надо осторожнее…
