Герой — предатель

— Даже не вздумайте ехать туда — застрелят! Или в заложники возьмут!.. Не-е, никаких денег не надо, жизнь дороже, — один за другим отказывались таксисты.

— Административные границы с Осетией закрыты, — обещал по телевизору президент. — Все под контролем.

С ингушского села Хурикау начался путь боевиков по Осетии. До Беслана, если по проселочным дорогам, здесь всего 29 километров. Здесь, в Хурикау, к ним присоединился участковый Султан Гуражев. То ли проводник, то ли первый заложник, ясности в этом вопросе в Беслане до сих пор нет.

Почему террористы пошли именно через это село? Почему их никто не заметил, а если заметил, никого не предупредил? Кто в это утро дежурил на милицейском посту и почему их пропустили?

Во Владикавказе и Беслане ответов на эти вопросы не дают — расследование засекречено. Так что хочешь не хочешь, а ехать надо.

Наконец находим добровольца.

— Выезд в 6 утра. Хотя, — безнадежно машет он рукой, — бесполезно, все равно нас никуда не пустят.

В первый блокпост упираемся минут через двадцать — Игорь едет по самой короткой дороге, напрямик. Два милиционера с автоматами прогуливаются вдоль бетонных плит, аккуратно выложенных на сельской двухрядке.

— Проезда нет, дальше ингушские села, — постовой тщательно изучает наши документы. — Пока все спокойно, но вы же сами понимаете: здесь как на пороховой бочке. То местные подходят, то с той, ингушской, стороны едут, говорят, что на похороны, а сами врубают музыку на полную катушку... Когда горе, разве до веселья? В Хурикау ехать не советую, их первыми громить пойдут. А вас я тем более не пущу — с меня же потом башку снимут.

Вторая дорога, тоже короткая, чуть левее. Пять минут — и наша старенькая “Волга” уткнулась в БМП. Дежурных уже трое, глаза у всех красные, все с “калашами”. Подбегает один, старший по званию. Палец нервно прыгает по курку автомата.

— А ну вон из машины, руки за спину! Кто такие? Какого черта?.. — чуть ли не прикладами нас выгоняют на улицу. Мат стоит такой, что из крайнего дома во двор выходит заспанная хозяйка. — У нас тут детей постреляли! Вы что, телевизор не смотрите? — у постового прямо на наших глазах начинается истерика. Руки дрожат, на глазах слезы. — Суки, всех поубиваю!.. Вот этими самыми руками задушу!..

Возвращаемся назад, через осетинские села. По двое-трое мужчин на каждом перекрестке. Все без оружия, просто ходят вдоль улиц.

— У нас теперь круглосуточное дежурство. Ночью почти все мужики выходят в дозор, — говорит один из них, Аслан. И поворачивается к только что подошедшему патрулю. — Через полчаса оба отсыпаться, часа три поспите, и назад, — отдает он команду.

А мы уже мчимся по трассе в Беслан. На дороге туман. Ощущение, будто кругом пожар — дым уже валит, а огня не видно. Пока не видно. Навстречу, включив мигалки, несется штук двадцать милицейских “Фордов”. Номера кабардинские, значит, прислали для усиления. Проехав весь город, вновь убеждаемся, что короткой дороги не будет: снова блокпосты, досмотры и категоричное “нельзя”.

— Ну что, убедились, домой? — откровенно радуется наш водитель.

— А есть объездные маршруты?

— Только через Кабарду, но это долго. И тоже не пустят.

— Едем.

Дорогами Кабарды

Новый Батакоюрт, Зилга, Хумалаг, Дарг-Кох, Карджин — за эти дни мы побывали, кажется, во всех селах. Везде похороны, везде плач. Но сейчас мы не останавливаемся: села осетинские, и здесь никого не тормозят. Проскакиваем Эльхотово, вскоре появляется указатель на Кабардино-Балкарию. А вот и пост, через который нас снова не должны пропустить. Ведь здесь та самая административная граница и есть.

Сбавляем скорость. На нас ноль внимания. Ни проверки документов, ни досмотра машины. Неужели?..

Метров через пятьсот наконец машет полосатой палочкой гаишник:

— Куда едем? — интересуется он.

— На Моздок, — наша дорога действительно лежит через этот город, с конца 1994-го ставший главной перевалочной базой наших военных, отправляющихся в Чечню. Постовой еще долго беседует с нашим водителем на отвлеченные темы. И все, путь открыт.

Через Кабарду проезжаем без проблем: постов много, мы уже сбились со счета, но особо не трясут. Уже после Моздока снова заставляют открыть багажник.

Мы уже едем шесть часов (!), и — не может быть — последний блокпост. Направо поедешь — в Кабарду попадешь. Налево — в Ингушетию, а там и в Чечню. Маршрутки едут одна за другой. “Ачхой-Мартан”, “Урус-Мартан” значится на табличках. Машины останавливают, проверка документов.

Каких-то 10 километров по прямой — и долгожданное Хурикау.

— Там ингуши, два села, Хурикау и в пяти километрах от него Кусово. Не надо вам туда, можете не вернуться, — предупреждают бойцы.

Они тут уже три недели. Часть отряда из Моздока, другая из Владикавказа.

Отсюда как на ладони виден лес, через который из Ингушетии пришли боевики.

— Там этих проселочных дорог сотни. И перекрыть их невозможно, — качает головой капитан. — Из этого леса они и приехали в Хурикау.

— Я дальше не поеду, — категорично заявляет наш Игорь и выходит из машины. — Чувство у меня такое: и меня застрелят, и вас. И не умоляйте, нет.

В итоге еле-еле уговариваем капитана. Он дает нам в сопровождение двух вооруженных бойцов и свою “семерку”.



Отпустите нашего участкового!

Село Хурикау хоть и расположено в центре Осетии, но словно на отшибе. До райцентра Моздока — 70 км вверх. До Беслана — вниз около 30 км, но уже 12 лет нет нормальной дороги. Вправо, сразу за лесом, Ингушетия. Влево — Кабарда. Население — примерно 1300 человек, в основном ингуши.

Мобильники глохнут еще на дальних подступах к селу. Случись что — никто и не узнает, где нас искать.

Сельская картинка на первый взгляд весьма благостная. Козы, коровки, сено, детишки. И люди — вовсе без автоматов, как нас пугали. Но мы все равно начеку.

Ожидая, что нас как минимум закидают камнями, подходим к дому майора Гуражева и представляемся. Реакция хозяев — совершенно неожиданная.

— Журналисты, из Москвы? — всплеснула руками женщина, как потом выяснилось, жена Султана Гуражева. — Мы так вас ждали!

В дом майора мгновенно сбежалось все село.

— Верните нам нашего участкового! — со слезами на глазах умоляли нас женщины. Мужчины сдержанно просили:

— Позвоните там куда надо, скажите, что он хороший мужик, честный.

Оказывается, майора Гуражева до сих пор не отпустили. И никто не знает, где он и что с ним.

— Нельзя же так издеваться над людьми! — навзрыд плачет жена майора Фердос Гуражева. — Я даже не прошу отпустить его, я просто прошу дать ему возможность позвонить домой и сказать два слова, что он жив. Следователю мы звонили и просили дать Султану трубку, но он сказал, что не имеет права. Неужели они думают, что он мог совершить такую подлость? Ведь у него у самого 8 детей. Еще один приемный мальчик. Мать его умерла при родах, Мишеньке уже семь лет. Внуков у нас уже шестеро!..

Султан Гуражев служит участковым в селе Хурикау уже 24 года из своих пятидесяти. Родился здесь и вырос на глазах местных старейшин.

— Он школу заканчивал при мне, потом работал у меня водителем, затем 6 лет секретарем в сельсовете, — рассудительно говорит 72-летний Магомед Котиев, бывший директор совхоза. — Потом он закончил университет в Нальчике и поступил работать в милицию. Вы посмотрите уровень преступности в нашем Моздокском районе — у нас в селе он самый маленький. Хотя у него нет помощников, даже опорного пункта милиции не существует.

Каждое утро майор Гуражев вставал ни свет ни заря — около 6 часов и обходил свое хозяйство. Затем поднимался на горку и звонил по мобильному в райотдел в Моздок — докладывал обстановку, выслушивал указания начальства.

— У нас здесь нет обычного телефона, представляете? — жалуются сельчане. — Как вырубили связь в начале 90-х, так до сих пор не восстановили, хотя мы сколько писали, сколько просили! Если бы еще работали мобильники! А то, чтобы позвонить, приходится забираться высоко на горку. Из-за этого мы и в тот день, 1 сентября, не могли никого предупредить об опасности, а ведь есть свидетели, которые видели, как Султана увозили боевики.



Как это было

— Я в то утро проснулся рано, — рассказывает Ахмед Келигов. — У меня дочка маленькая начала плакать. А жены нет, корову доит. Я вышел во двор и увидел, как по верхней дороге едет “ГАЗ-66” с осетинскими номерами. Военные грузовики иногда ездят по этой дороге, но именно этой машины я никогда раньше не видел. К тому же она была тяжелогруженая. Это было в 6.50. На этой же дороге стоял Гуражев рядом со своей белой “семеркой”. Это, правда, не его машина, у брата взял.

— Он как раз хотел позвонить в райотдел и потом брату ее отдать, — вступает в разговор жена майора.

— Мне не было слышно, что там происходит, но я понял, что Султан пытается преградить дорогу грузовику — действительно машина была какая-то странная, — продолжает Ахмед. — Он сначала показал им рукой остановиться, но они его объехали. Тогда он сел в машину, обогнал грузовик и преградил им дорогу, как бы подрезал. Моргнул два раза — у нас все знают, это означает “стой!”. Но “ГАЗ-66” снова его объехал и рванул дальше. Когда Султан в третий раз как бы подрезал грузовик, тот остановился, вышли люди в камуфляже — двое их было, в черных масках. Другая женщина, ее уже допрашивал следователь, видела, как у нашего участкового отобрали пистолет. Закинули в его же машину — то ли в багажник, то ли на заднее сиденье, я так и не понял. Было уже плохо видно. После этого люди в камуфляже пересели в “семерку” и поехали в сторону Беслана. Все заняло минуты две-три.

Сами жители села этой дорогой никогда не пользуются — там плохой проезд. Обычно в город, тот же Беслан, добираются по кругу — через Ингушетию.

— Я понял, что что-то неладное, но куда бежать, как сообщить — телефона-то нет! — говорит Ахмед. — Только потом из сообщений по телевидению узнали, какая в Беслане беда.

О том, как развивались события в школе и куда делся их участковый, в Хурикау знают только по слухам.

— Мы точно знаем, что Султан не предатель. Ему удалось убежать, и даже, люди говорят, он воспользовался суматохой и вывел впереди себя из школы нескольких детей, а потом он сам пришел в райотдел милиции и рассказал все, как было. И в Моздок, в свой райотдел милиции позвонил. Спросите у них.

Это очень похоже на правду. Боевикам действительно не нужен был сопровождающий, тем более на частной, а не милицейской, как сообщали раньше, машине. Они выбрали дорогу, по которой никто не ездит, без милицейских постов. Но Султан Гуражев все еще находится под стражей, хотя никто никаких обвинений ему не предъявлял.

— У него больное сердце, давление, а говорят, что его сильно избили, и он теперь в больнице, — плачет жена. — Звонили следователю из прокуратуры, спрашивали у него, но он говорит, что с ним все нормально и он сейчас во Владикавказе. Ну почему же ему не дают хотя бы раз позвонить домой?

Во дворе дома Гуражевых разговоры о судьбе майора выливаются в несанкционированный митинг.

— Наше село вообще в Осетии как бельмо в глазу, — сетуют сельчане. — Потому что тут живут ингуши. А что, мы не люди? Что, мы не понимаем, какое горе в Беслане? Мы плачем вместе со всеми. Вы, пожалуйста, передайте всем наши слова сочувствия, слова поддержки. Но наш земляк тут ни при чем. К нам и из прокуратуры приезжали, спрашивали, как все было, мы все рассказали. Вот только непонятно: почему же его не отпускают?

— Если бы Султан был осетином, он был бы сейчас национальным героем — и террористов пытался остановить, и детей спас. А для всех он чуть ли не предатель, потому что ингуш, — плачут женщины.

В Хурикау нет ни воды, ни газа, свет и тот с перебоями. ДК нет, только школа, да и та на ладан дышит.

— Все говорят, что у нас полно оружия, каждую неделю военные, милиция с обысками. И ничего не находят, — сетуют мужики. — Лучше бы дали молодежи работу. Многие ребята в Чечне служили, теперь без дела маются. А мы вам честно скажем: если придет сюда какой-нибудь боевик вербовать себе бойцов, за пять минут сотню человек наберет. Свои среди чужих, чужие среди своих — это про нас, изгоев.




Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру