Ада Баскина одиннадцать лет работала в США приглашенным профессором и лектором. Невыдуманные истории и личные наблюдения легли в основу ее книги, отрывки из которой мы предлагаем вашему вниманию.
Среди различий между нами и американцами, которые я наблюдала, наиболее выразительны принципы воспитания в семье. Первое, что пытаются привить ребенку, — умение принимать решения и ответственность за них.
В США детей не принято наказывать — в том смысле, как это понимаем мы. Я никогда не видела, чтобы мать или отец кричали на ребенка, а уж тем более били его (за последнее, кстати, можно угодить в полицейский участок). Тем не менее наказания, конечно, существуют. Однажды мне пришлось увидеть, как это происходит.
Вечером после работы я возвращалась домой парком. На детской площадке заметила одинокую пару — молодую женщину и мальчика лет пяти. Женщина сидела с газетой на коленях, малыш направлялся к изогнутым полукругом лестницам — ребятишки забираются по ступенькам с одной стороны и так же, по ступенькам, спускаются с другой. Лестниц было три — одна для малышей, низенькая, и две повыше, для ребят постарше. Мальчуган подошел к самой высокой и поставил ногу на ступеньку.
— Милый, это не твоя лестница, — раздался ровный голос матери. — Ты в прошлый раз залезал вон на ту, маленькую.
Но сынишке явно неприятно слово “маленькая”, оно, очевидно, ассоциируется у него с собственным образом, и этот образ ему не нравится. Он хочет показать, что уже большой, поэтому ставит ногу на вторую ступеньку.
— Не делай этого, — спокойно говорит мать. В ответ еще пара шажков.
— Герри, я тебя предупредила: там высоко, ты можешь упасть, — ее голос не повышается ни на полтона. — Принимай решение сам.
Она утыкается в газету и больше ни разу не взглядывает в сторону лестницы. А малыш бойко ползет по ступенькам вверх, забирается довольно высоко и тут только кидает взгляд вниз. Земля от него непривычно далеко, он пугается и кричит:
— Ма, сними меня отсюда!
— Нет, Герри, ты этого хотел сам. Я тебе ничем помочь не могу.
Он делает еще несколько шагов вверх. И опять зовет на помощь. И опять тот же ответ: “Ты этого хотел сам. Это было твое решение”. Он начинает плакать, потом кричать, вот он уже на самом верху лестницы… А в парке сгустилась темнота... Ему, должно быть, очень страшно. Сначала я наблюдаю за этой сценкой с улыбкой. Потом с беспокойством. Я колеблюсь: знаю, как американцы нетерпимы к любому вмешательству в их жизнь со стороны. И все-таки решаюсь:
— Извините, но нельзя ли ему помочь слезть?
— А как помочь? — невозмутимо спрашивает женщина. — Он же высоко, мне туда не забраться.
— Ну давайте я сбегаю в пожарную часть за лестницей, это тут недалеко, — волнуюсь я.
Парень уже орет во все горло, захлебывается слезами. Я представляю, каково ему там, наверху.
— Чем так сильно кричать, — говорит ему мать, — лучше бы подумал, что теперь надо делать.
Он на минуту замолкает.
— Не зна-а-аю, — опять рыдает он.
— Ну хорошо, я тебе подскажу. Повернись на ступеньке лицом ко мне и спускайся осторожно по другую сторону лестницы.
Он затихает и хоть и не сразу, но следует материнской инструкции. Пока малыш спускается вниз, а я прихожу в себя от пережитого, я слышу все такой же ровный, негромкий голос матери:
— Больше он на эту лестницу забираться не будет.
— Не слишком ли жестокий урок? — спрашиваю я, переполненная жалости к ребенку.
— А как иначе он привыкнет прислушиваться к советам старших? Как научится принимать верные решения? И как поймет, что за свои решения он должен отвечать?