Слово “фотожурналист” состоит из двух равноценных корней. Но в профессии, которое слово обозначает, эти составляющие совсем не равны. Были очень хорошие фотожурналисты, которые снимали так себе. Самый известный пример — основоположник жанра Роберт Капа. Но не было хороших фотокорреспондентов, которые, используя фототаланты, сознательно обходили правду, формируя “свою реальность”. Такие люди тоже встречаются нередко. Просто у них другая работа. Скорее их можно назвать монтажерами.
В 2001 году совещание руководителей стран “Большой восьмерки” проходило в Генуе. Идея проводить саммит в этом городе могла прийти только в больную голову премьера-социалиста. Более неподходящего места и придумать трудно. Премьеров и президентов, представителей ООН и международных организаций, сопровождающих лиц и журналистов пришлось поселить в порту на специально пригнанных кораблях. Район вокруг гавани обнесли железными решетками с загнутыми назад концами (загнуты они были для того, чтобы антиглобалисты не могли накинуть на забор абордажные лестницы). Внутрь периметра нагнали кучу полиции и войск, которые иногда выезжали из зоны на бронетранспортерах, выстроенных в длиннющие колонны.
Сам город опустел и напоминал декорации к кинофильму о войне. Витрины магазинов и кафе закрыли картонными щитами. “Макдоналдсы” забаррикадировались, как точки долговременного сопротивления. Генуя оказалась оккупирована антиглобалистами — молодыми людьми, которые приехали хорошо провести выходные под лозунгами борьбы с капитализмом. Для них были открыты специальные дискотеки, где легко можно было купить пиво, “траву”, презервативы. Сбор “левых радикалов” моментально превратился в не менее выгодное коммерческое предприятие, чем сам саммит.
В дни перед началом работы “G-8” журналисты с удовольствием катались по лагерям и норам передовой европейской молодежи. Но решающий день наступил в субботу, 21 июля. Толпа молодых людей с портретами Маркса, Ленина, Арафата и лидера курдов Оджалана пошла на приступ порта. Автор “ФА” решился пойти с ними, чтобы пофотографировать это пестрое зрелище: упивающихся своей революционностью вполне сытых европейских детей в палестинских платках и очках для плавания (на случай газовой атаки). Перед портом стоял отряд карабинеров, и, приближаясь к нему, толпа явно замедляла шаги, а в конце концов остановилась. Наиболее смелые, замотавшись тряпками по самые очки, выбегали вперед и забрасывали полицейских помидорами, чесноком, бутылками. Те лениво отстреливались газовыми шашками.
Мне почему-то показалось, что в меня никто стрелять не будет. И, вспомнив старинную отечественную мудрость: “Что немцу смерть, то русскому здорово”, я двинулся вперед, решив, что их слезоточивый газ нашим людям не помеха. Очень быстро я оказался один между заслоном и погромщиками, представляя собой отличную, объемную мишень. И скоро, прямо у моих ног, упала банка, из которой полез плотный белый дымок. Как полный идиот я уставился на нее и скоро убедился — итальянский слезоточивый газ легко берет за горло и гостей из России. Моментально появились слезы, дышать стало нечем. Чем больше я хотел вдохнуть, тем меньше в легких оставалось воздуха. Из последних сил мне удалось убежать за угол, размазывая сопли по стенам домов. Минут через десять отпустило. С тех пор я еще четырежды нырял в схватку, каждый раз сглатывая дозу местной “Черемухи”. За это время “мирный марш” прошел все стадии развития. Толпа бросалась на кордоны, но полиция неожиданно контратаковала, прижимая бунтующую молодость к реке. Тогда антиглобалисты поднимали руки, показывая, что готовы прекратить игру. Карабинеры отступали, и все повторялось вновь. В какой-то момент заполыхали припаркованные на улицах машины и началось битье стекол. Полиция пошла на разгон последний раз, все кончилось гибелью одного из оттягивающихся революционеров.
Снимки получились не слишком выразительными. Но все равно я был страшно доволен днем, проведенным на баррикадах. Тем сильнее была моя обида, когда на следующий день я прочитал заметку известного обозревателя П. из популярной деловой газеты. Он написал, что, пока все “министры-капиталисты и журналисты” прятались за решеткой, он один выбрал молодость и свободу и отправился вместе с лучшими представителями Европы биться с капитализмом и “Макдоналдсами”. Он подробно описал, что и как происходило, хотя на самом деле все время демонстрации просидел на корабле и потягивал недорогое, но качественное итальянское вино.
Очень я обиделся. Больше, чем нужно. Не то чтобы я тоже сочувствовал палестинским и курдским террористам и был без ума от Че Гевары и Владимира Ленина. Но я-то хотя бы там был! Увидев П., я не удержался и спросил его: “Как же так?” Он мудро улыбнулся, поправил очки и сказал, что есть метод репортажа имени некого Кирша (как я понял, баварского телемагната, хотя не уверен). Этот метод позволяет домысливать для красоты нечто, что могло бы быть. Я не стал советовать П. переходить в другой жанр и заняться написанием фантастических рассказов. Но читать его перестал. Совсем. Хотя раньше его тексты мне очень нравились. А когда через год Кирш разорился, то я посчитал, что так ему и надо.
История с продвинутым и романтичным обозревателем П. вспомнилась мне тогда, когда в руки попалась книга фотомонтажей Алисон Джексон. Каждому репортеру (или папарацци) хотелось бы получить какой-то особо выразительный кадр из жизни звезд. Заработать на этом славу и деньги легче легкого. Но сделать такой кадр трудно: надо куда-то пробираться, сидеть в засаде, бояться охраны и т.д. При этом то, что получается, оказывается очень низкого качества и маловыразительным. Джексон же пошла по методу Кирша: вот английская королева застегивает чулки, а вот она читает на унитазе; вот премьер Блэр резвится в бассейне с женой и еще какими-то женщинами; Мик Джаггер в трусах гладит, а Бекхэм рассматривает на попе татуировки на испанском. И это еще самое приличное. Джексон, назвавшая свою книжку “Приватное”, честно предупреждает — все, что вы видите, монтаж. Но в этой честности есть все равно что-то очень нечестное. Вряд ли Элтону Джону приятно смотреть, как ему медсестра делает клизму. Но подать в суд на Джексон он вряд ли посмеет — засмеют.
Джексон, в отличие от П., не претендует на звание репортера. Она просто спекульнула на общественном спросе на подобные картинки. Настоящий же репортер, выражаясь словами Мюллера из “Семнадцати мгновений весны”, должен изъясняться существительными и глаголами: “Он сделал, она передала, они встретились”. И как бы ни хотелось приукрасить действительность, репортер должен всегда оставаться на черте.
Другой снимок сделан в 1963 году на американском Юге. В городе Бирмингеме полиция с собаками и водометами жестоко разогнала демонстрацию чернокожих за свои гражданские права. Фотограф Чарльз Мур сделал особенно выразительный снимок, который тогда же обошел весь мир — собака разрывала на одном из демонстрантов брюки. Мур был человек прогрессивных убеждений и говорил, что его буквально тошнило от лая собак. Но в то время большинство южан, включая фоторепортеров, совсем не сочувствовали черным. Наоборот. Их привычный мир рушился. И аккуратным господам, отправляющимся в строгих костюмах и галстуках даже на фотосъемку массовых беспорядков (этих фотографов видно сзади и справа на фото Мура), опасные социальные новшества понравиться не могли. Но они честно выполнили свою работу: сняли то, что было. Может, и хуже Мура. Но его фотообличение оказалось подтверждено сразу несколькими коллегами. И сомнений быть не могло, правда была именно такая. Вся страна увидела собачий оскал служителей правопорядка.
Несмотря на все свои возможные предрассудки и предубеждения, профессионально сделавшие свою работу фотокорреспонденты могут смело сказать, что есть и их заслуга в том, что через сорок лет в США во многом преодолели расовую рознь. Что в их стране за последние тридцать лет количество преступлений уменьшилось на треть и с каждым годом все снижается (очередной рекорд поставлен в 2003 году). Пусть до гармонии еще очень далеко. Но когда показываешь зрителям то, что есть на самом деле (даже если они и хотели бы не заметить), ты ее уже приближаешь. Это работало сорок лет назад на Миссисипи. Это будет работать и сейчас в России. В этом и есть корни и смысл слова “фотожурнализм”.
