Это должно было случиться давно. В Карачаево-Черкесии ли, в Дагестане или Ингушетии, не суть важно, ибо во всех без исключения республиках Кавказа происходит сегодня одно и то же.
Черкесские волнения — лишь пролог. Прелюдия перед бурей. Не дай бог, если она грянет. И ведь грянет! Потому что Кавказом правят сегодня слабые, мелкие люди. Их единственное достоинство — полная управляемость.
Марионетка — это очень удобно. Марионетка никогда не сделает лишнего шага. Только у этой столь любимой Кремлем стратегии есть и обратная сторона. В решающую минуту марионетка не сможет принять решения, взять ответственность на себя. Без умелого кукловода она мертва.
После того как террористы захватили школу в Беслане, осетинский президент Дзасохов не решился даже вступить с ними в телефонные переговоры. А когда спецназ пошел на штурм, он бегал по кабинету и истерично, по-бабьи визжал: “Теперь я политический труп!”
Его сосед — ингушский президент Зязиков — в Беслан не приехал и вовсе. Отсиделся в московской гостинице, хотя обязан был, едва бандиты объявили, что желают с ним говорить, тотчас сорваться с места, потому хотя бы, что носит генеральские погоны.
В Черкесске триста женщин и стариков — родственники убитых — пришли в белый дом, к своему президенту. Они думали, что президент поможет, защитит, наведет наконец порядок. Но президент Батдыев испугался собственного народа и попросту сбежал из кабинета, через потайную дверь, точь-в-точь как когда-то Керенский.
И от этих людей мы еще чего-то хотим? Рассчитываем, что они поставят заслон террористам и боевикам, наведут порядок на Кавказе?
Не они спасут Кавказ: Кавказ впору спасать от них. Такой коррупции, которая расцвела сегодня здесь, история не помнит. Даже ребенок знает, сколько стоит любая должность. (А бесплатно должностей на Кавказе не дают. В Дагестане давно уже укоренилась практика: в случае смерти чиновника освободившееся кресло занимает его родственник.)
Все приличия, условности, стеснения давно отброшены. В каждом регионе правит своя семья. Президентские зятья, сыновья, братья, сватья владеют лучшими предприятиями, самыми прибыльными заводами и фабриками. Они расставляют своих людей. Они собирают дань. Их дворцы и особняки поражают роскошью.
И ведь все об этом прекрасно знают. Но молчат. Кремль молчит, потому что замазанными управлять легче и проще. Народ молчит, потому что давно уже разуверился в справедливости. Да и попробуй что-то вякнуть — враз закатают в асфальт.
И уж если жители Карачаево-Черкесии вышли на улицы — значит, приперло их окончательно…
В Черкесске бушевали страсти, а официальные лица республики успокаивали: все хорошо, все под контролем. Информационную блокаду держали до самого вечера четверга. Ни в новостях, ни в Интернете о волнениях в КЧР ни слова.
Под конец дня, когда блокада была уже прорвана, власть избрала новую тактику, ту, что использовала и в Беслане, и в Дагестане — везде, где выказывала полную свою беспомощность. Дескать, людей спокойно пропустили в белый дом, никто их не останавливал, не задерживал. Просто президент Бадтыев не смог их принять.
Ложь. Обезумевшие люди сами прорвали все кордоны. Как до этого сами ворвались во владения президентского зятя — 27-летнего хлыща, свято уверовавшего в свое всесилие только потому, что когда-то он выгодно женился.
Никогда не поверю, чтобы президент Бадтыев не знал, что его зять расстрелял семь человек. Потому-то и расстрелял, что его тесть — президент. Это тесть сделал его депутатом Народного собрания, а его бывшего подчиненного — некоего Смородина — поставил во главе парламента. Это тесть помог ему заполучить одно предприятие и поддержал, когда пожелал он оторвать второе — химзавод, вокруг которого и разгорелась эта война.
Я абсолютно уверен, что об этом знали и прокурор, и глава МВД. Знали, но делали вид, что ничего не происходит. (Когда наряд милиции приехал по вызову — соседи услышали выстрелы: это президентский зять убивал людей, — на августейшую дачу его не пустили. Тогда милиционеры составили фиктивный протокол: ничего не обнаружено.) Потому что президенту и его родственникам — можно все.
И, если бы не поднявшие бунт родственники убитых, наверняка так бы все и заглохло. Никого бы не арестовали, не объявили в розыск. Пошумели бы — и перестали…
Карачаево-Черкесия бурлит. Ингушетия — на грани взрыва (почему-то никто не говорит, что июньский налет на республику организовали сами же ингуши, доведенные до отчаяния беспределом новой власти). В Дагестане идут многотысячные митинги. В Осетии фамилия “Дзасохов” превратилась в ругательство.
Стоит бросить только спичку — и этот пороховой погреб взорвется к чертовой матери, и приведенные на кремлевских штыках президенты вновь разбегутся, забьются по щелям.
Черкесский белый дом взяли без единого выстрела. Триста женщин и стариков. А если бы их была тысяча? Десять тысяч?
Совсем недавно мы наблюдали то же самое в Грузии. Те грузинские события вошли в историю как революция роз.
Если такая же революция случится на Кавказе — это будет революция слез.
