Их было три. Каждая искала свое счастье.
Людмиле нужно было все и сразу. “Полюбить — так королеву, проиграть — так миллион”. Все спешила поскорее выскочить замуж. Да поторопилась — осталась ни с чем.
Катя больно обожглась в молодости, зато потом с лихвой наверстала упущенное. “В сорок лет жизнь только начинается” — это про нее.
Тосю “засосало мещанское болото”. Скромненько, но со вкусом: муж, дети — все как полагается. Без особых всплесков, но и без потрясений. Тихое семейное счастье.
Но это в кино. А как на самом деле?
Про Ирину Муравьеву и Веру Алентову более-менее все известно. Первая стала настоящей звездой. Но отгорела, отболела. Теперь зализывает раны.
“Чтобы стать генеральской женой, надо выйти замуж за лейтенанта да потаскаться с ним по гарнизонам...” Вторая так и сделала. Теперь — генеральша.
А что же Раиса Рязанова? Завтра актрисе исполняется 60 — самое время узнать, как сложилась ее судьба. По какой из трех дорожек пошла она?
“Я свое место знаю”
— Вот если бы вы меня спросили, какую роль из этих я хотела бы сыграть...
— А я вас не об этом спрашиваю.
— Понимаю. Отвечу так: я и в молодости была уже совсем неглупая. Конечно, в институте, как и все, мечтала сыграть Джульетту, Марию Стюарт. Но сама себя била по рукам: “Рая, знай свое место: царицы — не для тебя”. Мне никогда не играть сцены заседания парламента, не сидеть в платьях от Диора. Вот “Стряпуха”, “В день свадьбы” — мое. Мне это ближе, я это понимаю.
— Неужели никогда не хотелось выпрыгнуть из сарафана простушки?
— Но нас, артисток-то, как собак нерезаных.
— По молодости лет внутри разве не сидело: “Я — лучшая”?.. Сейчас-то вы знаете, что лучшая...
— (Рязанова смеется и хлопает в ладоши.) ...Нет, и тогда у меня этого не было, и сейчас. Я свое место знаю.
— Женщины, должно быть, вас очень любят?
— Любят. И не стесняются об этом говорить. А мужчины... (Вздыхает с улыбкой.) За всю жизнь ни один мужик ко мне не подошел, не сказал: “Раиса Ивановна, мы вас так любим”.
— Обидно?
— Нет, я думаю, это вполне естественно. Мало актрис могут похвастаться, что зрители-мужчины признаются им в любви.
— Почему же? Я думаю, Гурченко, Андрейченко, Полищук, да еще десяток другой актрис, услышав такое, недвусмысленно усмехнутся.
— Не знаю, не знаю... Помните, по телевидению шел сериал “Клетка”, где я сыграла зэчку? Смотрели? Нет, ну да ладно. Так вот: гуляю я как-то с собакой. Время уже около часа ночи, какие-то штаны на мне, какой-то балахон. Навстречу идет мужик, забулдыга такой. Прошел мимо, потом чего-то вернулся. Уставился на меня: “Ну и как тебе?..” — “Ничего”, — говорю. “Ну ты держись”. Вот это комплимент или что?
— Определенно комплимент. Для актера — так самый лучший. Но за что вас женщины любят, как думаете?
— Ну, не знаю...
— Хотите, я скажу? Хоть такое актрисам, наверное, говорить и нельзя, мне кажется, потому что вы — такая же, как и тысячи других. Вот смотрят они на экран...
— И видят себя. Абсолютно точно. И если мои героини... слово-то какое — “героини”, — мои бабы хоть в чем-то им помогают, дают какую-то надежду, хороший пример... А когда дети... Ну, мужики — понятно, стесняются. А когда дети подходят, говорят: “Теть, вот вам цветочек”. — “Миленький, а за что?” — спрашиваю. “Вы так похожи на мою маму!”
— Значит, все-таки Тося?
— Конечно.
“Ходячие штаны мне не нужны”
— Но судьба Тоси — она ведь, наверное, нетипична для русских женщин...
— Почему?
— Уж слишком все гладко. Чаще бывает по-другому. Брошенная, одна, с ребенком... Знаете: “Я и лошадь, я и бык...” Да еще и любит женатого.
— К сожалению, к этому уже стали привыкать. Ведь главное предназначение русской бабы — рожать. А так получилось, что мужик запил, и вот она превращается и в лошадь, и в быка. И все тянет на себе, и его в первую очередь. И детей. А дети — самые разные. Есть самородки, а есть, извините, с квадратной головой. Потому что муж такой. И это она тянет на себе. И любит и того, и другого. И никуда от этого не деться. Ведь как было в деревне: вышла замуж, и все — до гробовой доски, понимаете. Или он ее убивал, или она его травила — ни о каких разводах речи быть не могло. И все.
— Вы как-то сказали: “Мое амплуа — одинокая женщина”. Вы их понимаете?
— Не то что понимаю — я так живу. Что меня спасает — меня это не тяготит, я не страдаю от одиночества. Я не хочу быть с кем-то. Вот говорят: “Я не могу быть одна”. Что значит “не могу быть одна”?! Не понимаю. Могу и хочу!
— Думаете, вам поверят?
— Да пусть не верят. Мне что, надо доказать, что мне одной лучше?
— А вы попробуйте?
— Ну-у... Одна подруга меня спрашивают: “Чего ты замуж не выходишь?” — “Меня никто не берет”, — говорю. “Как не берет?” И как-то с мужиком одним знакомым общаюсь, спрашиваю шутя: “А меня бы замуж взял?” — “Да ну тебя”, — говорит.
— Это еще почему?
— Я его тоже спросила: “Почему?” — “Ты какая-то властная, сильная. Да ну — еще изобьешь”.
— А мужчины не любят сильных женщин?
— Вот получается, что нет. Теперь-то, наблюдая за семьями, я понимаю, какой женой надо быть. И точно знаю, что такой не буду никогда.
— Зачем же быть? Можно притворяться.
— А сколько можно притворяться, сколько? Это же себе дороже. У меня всего одна жизнь. И что, всю эту жизнь я буду притворяться? Ради чего?! Ради того, чтобы рядом с собой иметь штаны ходячие? Чтобы соседка сказала: “Вот ее муж”? И это все? Да не хочу я притворяться. Я уже набело живу. Черновик давно исписан.
“Влюбилась на свою голову”
— Кто был вашим мужем?
— Мой сокурсник Перов Юра. Он из армии пришел к нам сразу на второй курс. Мы очень быстро поженились, через год родился сын.
— И что же, не склалось?
— Не хочу сказать, что вышла замуж не по любви. Я была к нему привязана. Но вот влюбилась на свою голову. И новая любовь оказалась намного сильнее старой. Он был режиссер, я снималась в его картине...
— Фамилию не скажете?
— Ну... Не надо. Живет, здравствует, снимает. Зачем?.. И я поняла, что есть не то чтобы другая жизнь — есть другой мир. Там уже пошел быт, а здесь — разговоры другие. Не о кастрюлях, не анекдоты, не выпивки какие-то после съемок — все другое. Затрагивалась какая-то тема, и она куда-то уходила, уходила... Я влюбилась скорее в эти разговоры. Сидела раскрыв рот. “Боже мой, — думала, — как интересно!” И каждый раз — все новое, новое...
— А как же сын?
— О сыне я тоже думала. Но опять же в связи с собой. Думала: ну вот от того, что меня мама одна воспитывала, я от этого намного хуже стала, многое недополучила?.. Я много недопонимаю в этой жизни? Меня меньше уважают, на меня показывают пальцем? В чем минус? И не нашла.
— Вы думали второй раз выйти замуж?
— Нет.
— Он был женат?
— Да.
— Помните “Иронию судьбы”? Главная героиня на тот же вопрос грустно отвечает: “Он и сейчас женат”. Похожая история?
— Да. И так же, как в том фильме, эта история длилась десять лет.
— Любить женатого мужчину — наказание?
— Любить вообще, мне кажется, — это дар Божий. Просто увлечься — дело другое...
— Если десять лет, “просто увлечься” не скажешь.
— Наверное. Значит, такая любовь.
— Почему же не получилось? Никто не хотел?
— Во-первых, я понимала, что этого делать нельзя. Ну просто потому, что человек женат. А во-вторых... Теперь я могу честно сказать, что никому в жизни не перешла дорогу. Не сыграла чужую роль, не отбила чужого мужа. По правде говоря, я не понимаю фразу: “Бороться за свое счастье”. Вот это что: любыми путями, все средства хороши, только бы мне? И тут же я понимаю, когда говорят: “На каждую хитрую ... есть ... с винтом”. И что же, вся жизнь — борьба?..
— Раиса Ивановна, а кто первым сделал шаг к отступлению?
— Не могу сказать. Просто надоело. Обоим. Как-то само собой. Расстались тихо-мирно.
— И вы по-прежнему у него снимаетесь?
— Нет, сейчас мы практически не видимся. А когда случайно встречаемся, то “здрасьте-здрасьте” — и все.
Шаг в болото
— Вы как-то сказали: “Я — хороший человек”. В чем ваша хорошесть?
— А я не делаю подлости. Разве этого мало?
— Немало. Но знаете, как говорят: я добрая, я красивая, я талантливая... Перечислите все свои достоинства.
— Вот уж не знаю, достоинство это или недостаток, но я — максималистка по жизни. Или все, или ничего. Третьего не дано. Знаете, когда не было работы, когда началась вся эта наша перестройка и я сидела на мели, мне как-то предложили: “Миллион будем платить — иди торговать в палатку”. Я даже не сказала: “Подумаю” — сразу: “Нет”. Понимаете, если это топь, достаточно сделать всего один шаг, чтобы он оказался последним. И тогда уже — никакого кино, никакого тебе искусства. Всю жизнь бы я сидела в этом ларьке и кусала себе локти. Получая при этом миллион.
— Стоп, Раиса Ивановна, я слышал, одно время вы зарабатывали на жизнь частным извозом. Это разве не шаг в болото?
— Близко. Но я ведь не обязана была пахать каждый день с девяти до пяти. Хотела — ехала, не хотела — не ехала.
— А с чего все началось?
— Совершенно случайно. Женщина руку подняла — мне ее стало жалко. Как получилось — и она ничего не сказала (сколько, мол), и я ничего не спросила. Просто, выходя из машины, женщина оставила на сиденье деньги.
— В то время они для вас были так важны?
— Лишними точно не были. Трешка — день жизни.
— И потом уже выезжали на извоз как на работу?
— Нет. Я всегда уговаривала себя, что просто еду покататься. Но глаз при этом бегал по тротуару и искал руку.
— Вас узнавали клиенты?
— Только один. Мужчина с ребенком. Говорит: “Мне даже как-то неудобно вам деньги давать”. — “Ну не давайте”, — отвечаю. Он растерянно замолчал. Но когда уходил, протянул-таки купюру.
— Раиса Ивановна, слово “стыдно” — это, наверное, слишком резко...
— Стыдно-стыдно.
— Я о другом. Для того чтобы известная артистка начала зарабатывать, сидя за баранкой автомобиля, должны быть какие-то ну очень веские причины.
— Кушать хотелось — какие могут быть еще причины. А то, что стыдно, — да, стыдно. И успокаивало лишь одно. Вы знаете, меня и после “Москвы” не больно-то узнавали. А тут еще я надевала очки потемнее, старалась меньше говорить. Но если бы кто-то стал допытываться: мол, что-то мне ваше лицо знакомо, не артистка ли часом? — не знаю, что бы делала. Врала бы, наверное.
— Сейчас по старой памяти не выезжаете?
— Боже упаси.
Не ходите, девки, замуж
— Вспоминая “Москва слезам не верит”: “У незамужней женщины взгляд особый, она смотрит оценивающе”. За собой такое замечаете?
— Со стороны виднее. Я думаю, у меня взгляд не столько оценивающий, сколько сочувствующий.
— Мужчине?
— Женщине. Мне тут же становится жалко бабу, которая с этим мужиком. Думаю: и ты вот это взяла себе в пару?! В пристяжные, что называется? Сама ты, конечно, за коренника всю жизнь. А этот... Ведь он тебе мешает. Скачи уже одна.
— Мужик с возу — бабе легче?
— Легче! Легче!
— И все-таки насчет взгляда. Неужели не оцениваете мужчин?
— Применительно к себе? Мог бы он встать рядом? Наверное, это присутствует. Как-то мельком, конечно. Но тут же начинаю в нем находить недостатки: вот это не нравится, вот это плохо, галстук на боку, лысый, с пузом...
— А если еще и обувь грязная!..
— Нечищеная, да. И я думаю: слава тебе господи, что не мой.
— То есть жалеть не о чем?
— А-а (качает головой)...
— Одна все можете?
— Да.
— И по дому?
— А что по дому?
— Ну, сломалось что-то: розетка, раковина, унитаз...
— У меня сын есть.
— Он разве с вами живет?
— Нет, ну я ему свистну — он приезжает. На бумажке пишу: холодильник, кран, телефон... Он приходит, говорю: “Дань, вот тебе список”. — “Ну мам, сразу все не успею. Вот это, это и это. А остальное — в следующий раз”. И потихонечку, по мере поступления проблем, он их ликвидирует.
— А потом уезжает, и вы остаетесь одна. Скучно не бывает?
— Не-а.
— Считаете, что созданы для одинокой жизни?
— Как сказать...Так сложилось. Наверное, если бы в свое время не взбзыкнула от мужа...
— Как, простите?
— Взбзыкнула. От слова “бзык”. Это как встрепенулась... Так вот: если бы не взбзыкнула, скорее всего прожила бы с ним всю жизнь. И, может быть, в конце концов подстроилась под мужа. А может, он бы смирился. И я не знаю, было бы нам хорошо...
— Сослагательным наклонением сыт не будешь. Если бы да кабы... Вы ведь сами не захотели становиться Тосей.
— Вы знаете, я по натуре — из тех, кто остается верен до гробовой доски. Это я сейчас так про себя думаю. Я не знаю, как сложилась бы жизнь и как бы я жила с мужем. Может, гуляла бы направо и налево. А может, действительно сидела бы и ждала, когда он придет. Чтобы дома — тьфу! (Рязанова сплевывает в сжатый кулак и грозно замахивается) — устраивать бы ему... праздник жизни. Не знаю. Но если бы я была замужем, никто бы уже не поймал мой оценивающий взгляд. Это точно. Если только завистливый.
