Из инструкции 1925 года:
“Осведомление является щупальцем Волмилиции (волостной милиции. — Авт.), при помощи которого она может схватить и узнать все, что, будучи преступным, еще не выявило себя и остается пока скрытым от карательных органов Советской власти... Очень желательны в качестве осведомителей: служащие учреждений хозяйственного характера, их секретари, делопроизводители, машинистки, счетоводы, разносные торговцы; карманные воры, домушники, чердачники, аферисты, мошенники, клюквенники, конокрады, взломщики, стопщики и другие категории преступников, могущие дать ценные сведения, ввиду их принадлежности к преступному миру”.
Кролики” — они же “наседки”, они же “индюки”, “духари”, “чакмы”, наконец, “спецконтингент” — были у спецслужб всегда. В царской полиции, в советской милиции, в КГБ—ФСБ, в разведке — словом, институт осведомителей существует столько же, сколько сами спецслужбы, на которые он работает. И роль его огромна. Агент — это глаза и уши спецслужб в преступной среде.
Успешное раскрытие преступлений всегда держалось на трех китах: личный сыск, оперативный учет и агентурная работа (в последнее десятилетие, правда, добавились еще возросшие технические возможности). Но если с первыми двумя составляющими все более-менее ясно (уж сколько писано-переписано в подробностях о развале наших органов вместе с распадом СССР и о трудном их возрождении), то об агентуре — всегда молчок. Это понятно: агентурная работа давно и прочно вошла в разряд гостайн. И это очень удобно: ни одно силовое ведомство не обязано отчитываться ни обществу, ни даже властям о состоянии своей “третьей ноги”: не хромает ли, не усохли ли мышцы?
А ведь это важно — вон что за окнами-то творится: “Норд-Ост”, самолеты, метро, Беслан… Почему же никто не предупредил заранее? Где же она, та самая пресловутая профилактика преступлений?
Судить о нынешнем положении с агентурной работой в России можно лишь по косвенным признакам. Например, полтора месяца назад директор ФСБ Николай Патрушев буквально взмолился с телеэкрана: “Я полагаю, что все общество должно быть заинтересовано в искоренении терроризма и любое лицо, которое получает об этом информацию, должно противодействовать терроризму”. Дескать, люди, ну идите же к нам, рассказывайте, что видели, что слышали… А мы и заплатить готовы — чего стоят только обещанные за информацию о Басаеве 10 млн. долларов!
Стало быть, не все ладно в родном Отечестве, если даже чекисты начали открыто объявлять о вакансиях на стукаческом фронте. А как обстоит с этим дело в милиции, которая по своему предназначению куда ближе к народу и куда чаще оказывается ему нужна?
Ни в коей мере не желая раскрыть каких-то гостайн (имена, пароли, явки — не дождетесь!) и используя только общеизвестную информацию о работе спецслужб как в России, так и за рубежом, корреспонденты “МК” попробовали выяснить, насколько зорки милицейские глаза на “земле” и хорошо ли слышат уши.
Уже совсем стемнело, идет дождь. Знакомый оперативник уверенно рулит по своему району. Проезжаем станцию метро, петляем дворами. Опер загоняет машину в темный промежуток между домами, подальше от рекламных огней. Еще с полчаса сидим в машине, ждем.
Наконец переднюю дверцу теребит малый в мокрой куртке. Шмыгнул на сиденье, снял капюшон. Русоволосый, лет 26—28, невзрачный какой-то — особенно его и не разглядишь. Но явно не опустившийся и не “криминального” вида. Сумка через плечо, стрижка ежиком. Напоминает какого-нибудь мелкого торговца или официанта в дешевом кафе. По всему, приехал в столицу не так давно, крутится как может.
Сунул оперу пятерню, покосился на заднее сиденье. “Со мной”, — мотнул головой оперативник. Мужчины не спеша закурили. “Ну, чего у тебя? Новости есть?”
— Ага, вроде, — стряхнул наш гость дождевые капли с рукава. — Помнишь, ты на той неделе говорил — кража в 27-м доме, золото увели? У одной продавщицы новые колечки появились, всем нашим бабам показывала. А ей вроде Ильяс сдал...
— Что за Ильяс? Где живет, работает — знаешь? Ага, понял-понял. Нарисуй схему, — протянул опер малому сигаретную пачку и авторучку.
Тот быстро начеркал чего-то, напоследок еще раз затянулся, хлопнул дверцей и исчез в темноте. Обычный парень...
— А заплатить ему не надо?
— Я ему авансом уже все оплатил, — улыбается опер. — Отмазал парня от тюрьмы. Он тут по глупости залетел на одном деле. Ну, я вижу: парень вроде нормальный, зачем ему жизнь ломать? И потом — пригодится еще…
— Другие агенты — на зарплате?
— Нет, на разовых выплатах. Да это копейки! Ну рублей 300 ему выпишешь, ну 500. Максимум 1,5 тысячи — это за особо ценную информацию. Но мороки с этими ведомостями… Если по мелочи, проще из своего кармана дать.
— А если по-крупному?
— Тех, кто очень ценную информацию сдает, и вовсе надо беречь, никому не показывать. А то мало ли какая утечка... Важный человек всегда пригодится. А то, что он в клювике приволок, приписываешь другому агенту.
— И часто приписками занимаетесь?
— А что делать? Положено, например, встречаться с агентом раз в месяц. А он пустой. Тогда выдумываешь из головы какую-то малозначительную информацию. Или пишешь, что сам знал, а вроде узнал от него. Помните, как Ларин в “Ментах” смотрит на заводного цыпленка и пишет: “Агент Цыплаков сообщает…”
— Много у тебя на связи таких Цыплаковых?
— Столько, сколько положено по плану.
— Что значит — положено? У вас что, план по агентам?
— Милиция вообще плановое хозяйство, — усмехается наш собеседник. — Вот сейчас вернусь, сяду писать отчет: “Прошла встреча с агентом Седой. Он пояснил следующее… Эта информация способствует раскрытию преступления”.
nnn
Вот здесь зарыта одна из больших собак. Как рассказал нам другой опер, много лет проработавший на поле борьбы с этническими ОПГ, существует принцип “здравого смысла”, который ничего общего с “планом по спецаппарату” не имеет.
— Допустим, у меня на рынке 20 палаток. 10 держат грузины, 10 — азербайджанцы. И там и там у меня должен быть спецаппарат, причем с перекрытием, чтобы информация шла не из одного источника и чтобы ее можно было проверить. Значит, как минимум по два человека с каждой стороны. “Левый” товар идет на рынок через таможню — и там нужен хотя бы один агент. Выходит, чтобы держать ситуацию под контролем, мне достаточно иметь пятерых своих людей. А если плясать от плана, обязательно пойдут приписки. Ведь агентурно-оперативная работа тоже входит в систему показателей МВД, за нее премии дают. Вот на деле и получается: “Агентов до хрена, а толку ни хрена”.
Мотивы, по которым человек становится агентом спецслужб, давно известны. Меняется лишь порядок их использования: те, что были популярны раньше, уступают первенство в списке другим.
Идейный мотив (“За державу обидно”), который был весьма распространен в советское время, в постперестроечный период почти сошел на нет. (“У меня был только один такой “тимуровец”, — рассказал нам оперативник, — мечтал работать в милиции. Приходил и все выкладывал: что видел, что слышал. Но это был честный парень, с бандитами не якшался, и поэтому толку от него было мало”.) Зато в последние годы этот мотив неожиданно опять попер наверх, только в несколько видоизмененном виде. Огромное число бывших сотрудников милиции ушло работать в службы безопасности коммерческих структур. Но старая закалка — преступник должен сидеть в тюрьме — не дала им адаптироваться в новой среде, где многое на грани с криминалом. Не в силах побороть натуры, они начали сдавать своих боссов — абсолютно безвозмездно.
Материальный стимул никогда не был доминирующим. Наше государство всегда считало, что помощь в раскрытии преступления — это прежде всего гражданский долг, и потому осведомителей особо баловать нечего. Платили агентам мало и в советское время (а в мутные 90-е годы и вовсе по 100—200 руб.), и сейчас на милиции явно не заработаешь. Самая крупная премия агенту, о которой смогли вспомнить наши собеседники, была $1500 — но за помощь в раскрытии о-очень серьезного преступления: серия убийств либо разбоев, — за ликвидацию мощной бандгруппы и т.д. Такая информация попадает к человеку раз в жизни. (“Говорит-говорит — и вдруг: “В Подмосковье есть завод по производству оружия”. Бах — сразу рапорт начальнику УВД, а тот по цепочке — министру”.) А за маленькие деньги и трудятся по-маленькому: пьяницы, наркоманы, бомжи. В бюджете МВД предусмотрена отдельная закрытая статья, из средств которой выделяются премии агентам.
На компромате держат оперативники подавляющее большинство своего спецаппарата. Это удобно: один раз помог ему избежать тюрьмы — и он твой навсегда. Хотя существует аксиома: сотрудник милиции обязан написать рапорт о любом ставшем ему известном преступлении. Но начальство на это обычно закрывает глаза, а опера успокаивают себя тем, что с помощью маленькой сделки с законом им удается предотвратить куда более серьезные преступления. (“Ты задокументировал часть банды — можно строем в суд отправлять. А среди них есть один, кому можно сделать послабление и потом с его помощью раскрыть более тяжкое преступление. Такая вербовка оправданна”.)
Из благодарности люди тоже несут ценную информацию. Например, бывший уголовник никак не может устроиться после отсидки на работу или прописаться. А опер взял да и помог ему — и жизнь недавнего зэка стала спокойной и счастливой. Ну как тут не отблагодарить, тем более что старые связи самому в тягость? (Кстати, на всех освободившихся из заключения приходят материалы с зон. И если там сказано, что зэк закладывал сокамерников, — обязательно завербуют: “Иначе дружки узнают, чем ты занимался в колонии”.)
Взаимная выгода — дело вполне житейское. Опера объясняют так: “Мы ему чем-то помогли, он — нам. Конечно, немножко обманываем, ну, то есть лукавим. Скажем, коммерсанта зацепили на том, что налоги недоплачивает. Получит он по суду от года до трех. Обещаешь такому: “Поговорю с судьей — даст условно. А ты отработай”. Если судимость первая, да еще суд учтет всякие смягчающие обстоятельства, он условный срок и без нашего вмешательства получит. А человек верит, что мы помогли”.
Конкуренция — вот самый свежий мотив стукачества, которого советская милиция, понятно, не знала. Зато его сразу взяла на вооружение налоговая полиция. “Сдай конкурента и спи спокойно” — а у кого в бумагах сейчас все чисто? Но это, как правило, “разовый спецаппарат”: устранил проблему и затаился. Хотя некоторые входят во вкус.
И есть еще особая, в прямом смысле бесценная, категория спецконтингента — так называемая “уровневая агентура”. Это люди, приближенные к криминальным авторитетам, ворам в законе, лидерам ОПГ. Завербовать самого вора — всегда считалось высшим пилотажем в оперработе. Понятно, что вора не купишь — он сам купит кого захочет с потрохами. И “мусоров” он ненавидит всем своим нутром. Тут нужна тонкая игра на грани конкуренции и компромата. Десятки томов документов, тянущих не на одно уголовное дело, собирали прежние опера, прежде чем пойти ва-банк.
Но вот остались ли в рядах МВД такие умельцы — большой вопрос. 90-е годы сильно выкосили эти самые ряды. По внутренним законам уходящий опер обязан передать свою агентурную сеть преемнику. Да только не дрова — живых людей отдавать надо. Захочет ли убеленный сединами “стукач на доверии” доверить свою информацию (а вместе с ней часто и саму жизнь!) незнакомому юнцу в свеженьких погонах? Захочет ли старый опер рисковать своим верным осведомителем — уже почти другом? Тут психология, все ведь завязано на личных контактах. Это вторая причина нынешней милицейской слепоты.
Куда проще работать “на потоке”.
В последнее время в судах Москвы отмечают особенно большой “выход” уголовных дел по наркосбыту. Они идут цепочкой, по 3—4 сразу. Это значит: один наркоман сдает другого, тот — третьего... Как же куют такую цепочку? Для вербовки наркоманов в ОВД задействована простая схема, которая почти не дает сбоев.
Ловят “болезного” в одурманенном состоянии и настойчиво предлагают сотрудничать. Мол, уголовное дело все равно возбудят, но ты можешь себе помочь: снизить наказание по ст. 61 УК РФ (“активное способствование раскрытию преступления”) с 4—8 лет лишения свободы до трех или даже до двух.
Обычно наркоман идет на эти условия. Его усаживают писать заявление о том, что он раскаивается и готов активно содействовать следствию. И тут же снаряжают для оперативного эксперимента — контрольной закупки. Так берут следующего и следующего...
И всем хорошо. Наркоман действительно получает срок по минимуму, опера исправно выполняют план как по уголовным делам, так и по агентурной работе. Вот только серьезные наркодилеры остаются на свободе и мгновенно находят себе новых клиентов.
В Подмосковье “на дури” почему-то вербуют реже, чем в столице. “Несколько лет назад, когда наркотики только пришли к нам и группировки еще рынок делили, такое тоже было. Но если угрозыск нормальный, он не “палки” на “нариках” зарабатывает, а настоящими делами занимается”, — гордо объяснили нам сотрудники одного из подмосковных отделов милиции.
Но и у них есть этот важный показатель работы: выход дел. То есть оперативные разработки могут длиться несколько месяцев, полгода или даже больше, но обязательно должны закончиться возбуждением уголовного дела. Тогда тоже приходит на помощь наркота. Женщин еще подлавливают на мелких кражах.
Последняя и самая засекреченная категория агентов — даже и не агентов, а спецсотрудников — это работающий под прикрытием офицерский корпус (оперативное внедрение). Такие задания могут быть как кратковременными, так и длительными. Год, два, три человек живет двойной жизнью: ночью он — доверенное лицо главаря банды, а днем строчит свои рапорты. Идеальный вариант — не просто внедриться в ядро преступной группировки, но возглавить ее (чтобы потом развалить). Такая тактика борьбы с мафиозными кланами впервые стала практиковаться в Италии, и, говорят, сейчас тамошние спецслужбы достигли небывалых успехов.
В Италии, наверное, проще. Проработав несколько лет “невидимкой”, офицер на всю оставшуюся жизнь обеспечит безбедное существование себе и своей семье — совершенно официально.
Наши, бывает, дуреют от тех шальных денег, что вращаются вокруг их второго “я”. Работа во вражеском стане — это колоссальное психологическое напряжение. “Ты всегда ходишь по лезвию бритвы, — вздыхают опытные оперативники. — Ведь приходится преступать закон. Что ты можешь себе позволить, а где обязательно нужно остановиться? Очень тонкая грань”.
Стоит только ее чуть-чуть перейти, может случиться непоправимое. Когда не опер агента, а агент завербует самого опера. Пачка “зелененьких” в карман, парочка интересных фотографий в прессу — и иди, отмывайся до посинения. Доказывай всем, что ты внедренный, а не “оборотень”. И начальство не всегда сумеет (или захочет) тебя отмазать. Хоть каждый шаг такого сотрудника документируется, но судья, если дело дойдет до суда, всегда может сослаться на верховенство УК РФ. Совершил преступление — получи по заслугам.
Старики охотно сотрудничают “по месту жительства”: кто к кому приходил, где в квартире притон, кто подозрительный в доме тусовался, у кого жильцы без регистрации.
Конечно, и это важно, ведь террористы, прибывающие в Москву, где-то же живут, покупают продукты, хранят оружие. Но для милиции стукачи из народа почему-то… не интересны. Попробуй дозвонись, вызови наряд, даже если на твоих глазах совершается реальное преступление.
Еще в середине лета начальник Главного управления обеспечения общественного порядка (ГУООП) МВД РФ Николай Першуткин громко заявил, что участковые в ближайшем будущем будут платить проживающим на их участках гражданам за предоставление оперативной информации.
“У участкового есть различные возможности получить информацию о готовящихся и совершенных преступлениях, — сказал Першуткин. — Если гражданин ставит условие по передаче такой важной информации на конфиденциальной основе или за плату, то прежде всего для защиты жизни и здоровья граждан, их безопасности, считаю это вполне возможным. — И добавил: — Во многих случаях это целесообразно для всех нас, особенно если речь идет о предотвращении терактов”.
На днях, то есть в разгар осени, мы позвонили в МВД и поинтересовались, понесли ли уже участковые сумки с деньгами в народ, сколько преступлений таким способом предотвратили и сколько бандитов пересажали?
— Что вы! — искренне удивились официальные представители министерства. — Ничего такого пока даже не готовится. Хотя… это решается в индивидуальном порядке. Многих граждан мы награждаем дипломами, деньгами и ценными подарками.
— Сколько уже наградили? — тут же спросили мы.
О-о, это, конечно, большой секрет.
Третья причина, по которой милиция осталась без глаз и ушей, — ее собственное наплевательское отношение к гражданам. Нет больше дворников с бляхами — верных помощников городового. ЖЭКи и ДЭЗы, знающие о своих жильцах все, отпущены пастись на поля незаконной регистрации: по 300 человек приезжих на один дом-развалюху — это как? Участковые усердно высматривают подозрительных лиц, чтобы… вселить их тайком к одиноким старикам. Гаишники радостно пропускают по дорогам грузовики с оружием.
Вот говорят, у наших людей нет привычки стучать друг на друга: менталитет, мол, такой.
У наших людей другое — застарелый страх и стойкая уверенность: все продается. Сегодня ты настучишь на соседа-бандита, а завтра придут его кореша и конкретно настучат по твоей голове. А сосед будет стоять рядом и смеяться над тобой, дураком.
P.S. Специально подчеркиваем: вся информация, использованная в этом материале, проходила в самых разных открытых источниках — от федерального закона и учебника по оперативно-розыскной работе до популярных детективов.
В законах СССР об агентуре не было ни слова. Работа с сексотами регулировалась ведомственными инструкциями.
Сейчас действует Федеральный закон “Об оперативно-розыскной деятельности”, который вступил в силу в августе 1995 г. (и ожидается, что в него скоро будут внесены поправки). По нему “лицам, содействующим органам” по контракту, уже гарантируются правовая защита государства, защита жизни, здоровья и имущества их и членов их семей. И даже освобождение от уголовной ответственности за нетяжкое преступление.
Полученные агентами вознаграждения не облагаются налогами и не указываются в декларациях о доходах. Период сотрудничества по контракту включается в трудовой стаж, и по нему начисляется пенсия. А если агент погибнет во время “оперативно-розыскного мероприятия”, его семье и иждивенцам заплатят пособие в размере 10-летнего денежного содержания и назначат пенсию по потере кормильца. Кстати, и сегодня “конфиденциальное содействие по контракту” запрещено для депутатов, судей, прокуроров, адвокатов, священнослужителей и полномочных представителей официально зарегистрированных религиозных объединений.
