Главный архитектор Москвы призвал москвичей: “Бегите скорее в центр города, пока “Москву” не отстроили. Посмотрите на этот новый объем и на это величие Кремля, пока не поздно”.
Я немедленно побежал, как только услышал призыв того самого творца, который предложил мэру… снести “Москву”. Хорошо помню, как он убеждал членов высокого совета отстроить гостиницу заново по сохранившимся чертежам. Тогда не называл постройку Щусева “монстром”. А заявил публично, что гостиница “Москва” относится “к числу зданий, определяющих облик города”. И вдруг такой разворот! Символ превратился за минувшие два года в монстра.
По пути в центр всю дорогу воображал, что увижу нечто. Но вышел на Манежную площадь, оглянулся по сторонам — и уперся лбом в стену вокруг бывшей “Москвы”. И больше ничего не заметил нового, кроме крыши Манежа, со сказочной быстротой надвинутой на стены.
Пошел вперед. И там с Охотного Ряда ничего не открылось.
Вышел на Театральную площадь. Да, отсюда вид действительно замечательный. Но эта панорама с куполами церквей над стеной Китай-города со времен Павла I увековечена многими русскими и иностранными художниками. И она после сноса ничем не обогатилась.
У “Метрополя”, если снести ограду стройплощадки, я бы увидел вдали Манеж. Но со времен разрушения кварталов Моховой в пору прокладки проспекта Ильича ко Дворцу Советов его ничто не заслоняет.
С площади Революции увидел этажи многоэтажной Думы, придавившей массой Колонный зал. С ним рядом в прошлом находились палаты Василия Голицына, восхищавшие всех иностранцев. А напротив встречала всех Параскева Пятница, покровительница купечества Охотного ряда. Их давно нет. Остается созерцать дом с гербом СССР. Но вряд ли, чтобы им любоваться, стоит овчинка выделки.
Так обошел я три площади, а рекламируемого “величия Кремля” не увидел. Не потому, что мешал высокий сплошной забор. А потому, что покойная “Москва” своими фасадами никоим образом ни морально, ни физически не воздействовала на зубчатые стены и крепостные башни.
Виды на Кремль поколения русских архитекторов, за исключением строителя “России”, оберегали как зеницу ока. Самая знаменитая панорама открывается на дворцы и соборы с юга, из Замоскворечья и с Каменного моста. Она всем известна. С востока любуются Кремлем с Варварки и Красной площади. Головокружительный вид на золотые купола чарует с Москворецкой набережной, где обозрению мешает фасад гостиницы, намеченной к сносу, в частности, по этой причине. С запада над стеной Кремля проглядывает колокольня Ивана Великого, желтеет Арсенал, видны дворцы — новый, времен Хрущева, и старый, времен Алексея Михайловича, недавно возрожденный.
Может быть, у меня иссякло воображение? Пройдите сами туда, куда нас зовут бежать, и убедитесь: никакого “величия Кремля” не прибавится, даже когда сплошной стены вокруг разрушенной гостиницы не будет. Потому что “Москва” стояла поодаль и наискосок от Кремля. Ничего поэтому не заслоняла. Ни Щусев, переработавший чужой конструктивистский проект в духе официального классицизма, ни заказчик гостиницы, Исполком Моссовета, ни Сталин, оставивший, как пишут, автограф на проекте, не нанесли ущерба панораме Кремля.
Между тем весь минувший октябрь вслед за главным архитектором Москвы Кузьминым, которому принадлежит честь открытия “величия Кремля”, о нечаянной радости заговорили многие официальные лица и журналисты. Их умами неожиданно овладела мысль: на месте сломанной гостиницы ничего не сооружать, как предполагалось. Приведу поразившие меня высказывания.
“Сейчас после сноса открылась такая невероятная панорама Кремля на Манежной площади, что дух захватывает”, — вторит главному архитектору города обозреватель Волошина.
“Конечно, красивая панорама открылась”, — соглашается с ней же Гаркуша, генеральный директор ОАО “ДекМос”, компании, учрежденной для реализации проекта воссоздания сломанной гостиницы.
Архитектурный критик Рахматуллин выразился более ярко:
“Пустота на месте гостиницы — мгновение в градостроительной истории Москвы. Однако этому мгновению так хочется сказать “повремени”, “постой”, “остановись”. Мечты, мечты”. При виде развала в центре города он испытал высокое чувство сродни тому, за которое в свое время продал душу дьяволу доктор Фауст.
Ярому критику решений, принимаемых городом, доктору искусствоведения Комечу со своей стороны открылось “величие” — не только Кремля. “Сейчас, когда “Москву” снесли, мы с вами стали свидетелями прекрасного зрелища — нам открылись Китай-город, Дума, Кремль”. Он предлагает вместо гостиницы “оставить центр города прежним, таким, каким его видели жители ХIХ века”. А видели они торговые ряды Охотного ряда — со снедью, свежей рыбой, мясом, овощами, соленьями и вареньями…
Поминают далекое прошлое в обращении к мэру Москвы и депутаты городской Думы, оперативно включившиеся в дискуссию: “На наш взгляд, необходимо сохранить территорию, открывающую панораму Кремля и Китай-города, спланированную прославленным русским архитектором О.И.Бове”.
Что значит на практике, как предлагает Комеч, оставить центр прежним, каким его видели москвичи, жившие в ХIХ веке? Неужели надо восстановить лавки Охотного ряда и Сенатскую типографию? От кого исходит такое предложение? Алексей Ильич, что с вами стряслось?! “Не узнаю Григория Грязного! Куда ты, удаль прежняя, девалась?” Ведь именно вы постоянно боретесь с “новоделами” московских строителей. Вы выступали против воссоздания любых памятников, будь то храм Христа, Казанский собор или Иверские ворота на Красной площади. И вдруг предлагаете воскресить сломанный Охотный ряд! Но ведь еще до революций 1917 года городская Дума намеревалась покончить со средневековым “чревом Москвы”, существовавшим у порога резиденции городского головы. Помешала реализации проекта начавшаяся мировая война.
Что касается помянутого депутатами архитектора Бове, то общеизвестно: он не имел особого отношения к застройке территории “Москвы”. Стояла гостиница между Охотным рядом и бывшей Воскресенской площадью, названной в 1918 году именем Революции. Бове спланировал после пожара 1812 года Театральную площадь, где по ее углам появились четыре одинаковых здания, такие, как сохранившийся Малый театр. На месте двух из них до революции возникли гостиница “Метрополь” и бывший детский театр. Четвертое здание сломали, когда сооружали вторую очередь гостиницы.
Тысячи раз смотрел на Кремль и Китай-город, написал о них книги, и никогда гостиница не мешала любоваться ими. С Тверской, Манежной площади и с Охотного Ряда все достопримечательности отлично видны. Не один я так думаю. Я связался с самыми известными знатоками города, которые всю жизнь изучают улицы Москвы, пишут о домах и улицах. Никто из них не побежал в центр, чтобы, “пока не поздно”, увидеть “величие Кремля”, открывшееся взору Александра Викторовича Кузьмина.
Трижды обошел строительную площадку в надежде, что и на меня снизойдет благодать. Но и при дневном свете, и при вечернем ничего, кроме высокой стены и провала на месте 14-этажной гостиницы, хоть ты убей меня, не увидел. А сколько известных людей заговорило вдруг про чудную панораму, словно у них, как пишут фантасты, раскрылся третий глаз...
Когда уважаемые люди видят то, чего нет, невольно попадаешь в положение мальчика из сказки о голом монархе. “Величие Кремля”, увиденное главным архитектором города, напоминает мне новый наряд короля. Но, кроме дырки в небе и провала на земле, после сноса гостиницы — ничего нет.
Ситуация вокруг “Москвы” напоминает обстановку, которая сложилась на Поклонной горе, когда Ельцин остановил строительство Музея Отечественной войны и памятника Победы. Тогда многие уважаемые люди заговорили, что не надо ничего строить на “святом месте”. Более того, требовали сломать до основания стены музея и восстановить Поклонную гору. А когда пришлось им доказать, что “священную гору” срыли давным-давно, то атмосфера еще более накалилась. Одни уважаемые люди начали звонить автору домой, угрожая расправой. Другие — прошли боевой колонной по Тверской улице на рандеву с Борисом Николаевичем под лозунгами: “Восстановить Поклонную гору!”.
Я не призываю непременно восстановить “Москву” по давним чертежам академика Щусева. Мне не нравился не столько ее фасад, сколько цвет. Серость в центре удручает при взгляде на Дом на набережной, при виде многоярусного книгохранилища библиотеки и Центрального универмага. Если вдруг принятое решение о воссоздании гостиницы останется в силе, хорошо бы фасадам “Москвы” подобрать колер, более подходящий цвету Большого театра и соседних зданий.
Кроме “величия Кремля” главного архитектора Москвы поразил “вид, который открывается теперь на ЦУМ и Большой театр, возникает потрясающее впечатление величия и простора”. Но ведь и этот вид не заслоняла гостиница. Не знаю, чем так залюбовался Александр Викторович, глядя на ЦУМ. По настоянию владельцев, англичан, магазин построен в духе строений их родины. На мой взгляд, псевдоготический ЦУМ подпортил классический ансамбль Театральной площади.
Но больше всего меня волнует зреющее желание на месте “Москвы” спланировать “потрясающее пространство в самом центре, какого нет ни в одной столице мира”. Развивая мечты о новой площади, главный архитектор заявляет, что “городу просто необходимы свободные пространства, люди задыхаются от домов, узких улиц”.
Да, есть опасение, что сольются в едином порыве три наши главные площади — Театральная, Революции и Манежная. К ним прибавится четвертая, образовавшаяся “на костях” гостиницы. Я видел компьютерное изображение виртуального пока пространства, опубликованное в “МК”. На нем кажется пеньком стотонная глыба Карла Маркса. Ясное дело, вождю мирового пролетариата придется подбирать место в парке на Крымской набережной, рядом с изваяниями развенчанных марксистов. Пожалеют громко о монументе разве что идейные коммунисты.
Но пожалеть всем нам придется другие достопримечательности на замышляемом “потрясающем пространстве”. Потому что оно умалит не только приземистую фигуру Маркса и фонтан в сквере, доставшийся нам от предков, но и все другие памятники, которые сооружались в ХVI—XIX веках. По законам архитектуры их творцы соразмеряли масштабы строений не только с архитектурой соседних зданий, но и с планировкой улиц, с тем пространством, что существовало в прошлом. И Бове не рассчитывал, например, что Манеж потомки будут обозревать с расстояния в сотни метров.
Любому выпускнику архитектурного института известно, что каждая городская площадь нуждается в доминанте. Ею служат монументальные здания, обелиски, колонны, статуи, соразмерные открытым пространствам. Поэтому у каждого памятника есть кроме скульптора непременно соавтор — архитектор, который определяет эту постоянно меняющуюся зависимость. А когда такой гармонии нет, мы получаем у Петровских ворот памятник Высоцкому, который кажется карликом. Доминантой Театральной площади служит Большой театр. Доминантой Лубянской площади являлся поверженный толпой памятник Дзержинскому. Как убого выглядит без него площадь — все видят.
Зачем так подробно напоминаю непреложные истины? Потому что о них чаще всего забывают прожектеры. А ведь при обсуждении идеи новой площади, судя по всему, овладевающей умами масс и готовой стать, по Марксу, материальной силой, возникает труднейшая загадка. Вот она: какой должна быть доминанта “потрясающего пространства”? Какое такое никому не ведомое сооружение выступит в роли доминанты?
Ни Большой театр, ни Манеж, ни “Метрополь” с этой задачей не справятся. Здесь нужно нечто вроде колонны Траяна, колоссального египетского обелиска или Елисеевского дворца, достойных центра. Гостиница не только принимала постояльцев, но и исполняла — колоннадой и фасадами — роль доминанты! Чем ее заменить? Пока нет ответа на этот главный вопрос, как можно восхищаться громадной площадью, где акцентами выступают на компьютерном изображении заурядные скверы, достойные провинциального парка над рекой?..
И последнее, самое важное. Для какой цели нужна нам самая большая в мире площадь? До войны в Москве замышлялось нечто подобное у стен Кремля. По тому забытому проекту Красная площадь расширялась в несколько раз за счет сноса Исторического музея, ГУМа, Средних торговых рядов и зданий за ними. На рисунке довоенных лет пространство площади заполнялось марширующими колоннами, державшими равнение на Мавзолей Ленина с вождями. Есть подобная площадь в Пекине, где, как прежде у нас, сердца народа и партии стучат в едином ритме.
Зачем Москве в начале ХХI века понадобилась вдруг гигантская площадь, никаким Генеральным планом не обозначенная? Как нам объясняют, “городу просто необходимы свободные пространства, люди задыхаются от домов, узких улиц”. Может быть, где-то они и задыхаются — в средневековых городах Европы. У нас никто не рвется из переулков Арбата подышать на окраины. Иностранцы поражаются размерам наших магистралей. Да и старые московские улицы достаточно широки для пешеходов — тесно машинам. Но ведь не для проезда автомобилей замышляется “потрясающее пространство”.
Мне кажется, лучше прогуливаться не на новой площади, а под стеклянными крышами “Москвы”, о которых нам недавно рассказывали авторы проекта. Под крышей Гостиного Двора круглый год многолюдно — не только в течение нескольких теплых месяцев. Посмотрите на Манежную площадь. Летом там праздник, а сейчас почти никого нет: все тянутся к свету и теплу “Охотного Ряда”. Зачем создавать по соседству с Манежной площадью подобное пространство со скверами и куполами?..
Идею воссоздания гостиницы одобрили вслед за главным архитектором города ректор МАрхИ, президент Академии архитектуры и строительства, глава Союза архитекторов России, главный архитектор Академии наук. Все они поддержали решение мэра Москвы. И вдруг, после всех обсуждений и действий, заходит речь, что не специалисты, а народ должен решить судьбу проекта. Если такое вдруг случится, то произойдет беспрецедентное событие в истории градостроительства мира и Москвы. Она до сих пор обходилась без всенародного опроса.
Сторонники воссоздания “Москвы”, как докладывают социологи, остаются в явном меньшинстве. Подавляющее число опрошенных москвичей — за площадь. Но большинство, как известно, сплошь и рядом принимает самое неверное решение в политике. Где гарантия, что в сложнейшей области архитектуры и планирования большинство поступит правильно?
Пока что поезд “Москвы” явно катится под откос. Но ради гипотетических видов и “потрясающего пространства” вряд ли стоит отвергать принятый проект. С высоты нового здания такие откроются панорамы, что можно будет брать с посетителей за обозрение Москвы с птичьего полета плату, как это практикуется на Триумфальной арке в Париже...
