На пресс-конференцию в свою честь он пришел… без единого документа.
— Может, паспорт или там водительское удостоверение? — удивлялся сержант на входе. — Фамилия Шустиков в списке есть, но ведь надо подтвердить свою личность.
Ничего у него не было, чтобы подтвердить. Машину он отродясь не водил, “разве вот пассажиром, в уголке, на заднем сиденье, а паспорт… Никто не предупредил, а ведь мы только что с поезда, “Зенит” порвали, причем в дубле Мовсесьян такой гол положил — закачаешься!”
А?! Вот если вас куда не пускают, вы что делаете? Протестуете, да? Рветесь. Доказываете что-то. А Серега тут же, на глазах у сержанта, охраняющего РИА “Новости”, в красках показал мне гол Мовсесьяна.
— Смотри, принимает мяч на грудь, спиной к воротам, левой прокидывает, не опуская на землю. Через себя и через этого… как его… Гартига — и с правой, влёт, в дальнюю девятку! Понял, какой гол?
— А кто ему дал на грудь? — спрашиваю.
— Ну… я дал, как не дать-то, если он открыт…
Пока мы так обсуждаем гол и шансы столичных дублеров на “золото”, приходит помощь в лице пресс-атташе. Шустикова пропускают на пресс-конференцию. Она посвящена его прощальному матчу. Ну кто еще из наших футболистов, скажите мне, может попасть в историю на таком ответственном мероприятии? А он, мне кажется, и не заметил ничего.
И вот так с ним всегда. Встречаю его, страшно сказать, в прошлом веке:
— Серега! Тебя, я слышал, англичане приглашают! Только забыл, какой клуб…
— Да я и сам забыл…Не важно… Послушай, ну куда я поеду? Тут все свои… Новый год… И вообще все закрыто.
Как-то уговорил его на интервью. Именно уговорил, потому что он предлагал: “ Напиши сам, что хочешь…” И плавно рисовал что-то в воздухе, означающее, видно, как это в самом деле не важно, что я там напишу про него. Но я проявил не присущую мне настойчивость.
Мы сели на лавочке у запасного поля. Я начал расспрашивать про Испанию, он тут же перебил и пошел говорить про набережную, какой нет во всем остальном мире, и про океан, и про то, что вот именно эту набережную мне обязательно надо увидеть. Совсем даже недорого, уверял он и звонил жене, чтобы точно вспомнить — сколько это, недорого.
Я слушал, полагая, что нужные вопросы задам чуть позже. Не писать же о красоте набережной, не поймут! Я ведь не в Клубе путешественников служу.
И тут появился футболист, от которого, как выяснилось, только что ушла жена. Шустиков мигом засобирался. Нельзя бросить друга в такой беде! Конечно, нельзя, подумал я, наблюдая, как он чертит знакомую линию в воздухе и уже издалека искренне предлагает писать о нем все, что мне придет в голову.
Играл он в лучшие свои годы в середине, чуть справа от центра. Уже минут через пятнадцать центр игры почему-то перемещался сюда, к правой бровке, тут все вершилось, пробовалось, начиналось. Позже, в испанской “Валенсии”, в том же стиле и с той же ролью выступал Гаиска Мендьета.
Олег Корнаухов спрашивает:
— Назови тройку самых лучших наших полузащитников. За последние двадцать лет.
Я задумываюсь.
— Нечего тут думать, — укоряет Корнаухов, — Добровольский, Шустиков, Радимов. Или ты не согласен?
Я согласен. И мы с Олегом начинаем обсуждать, почему эта троица не достигла того, что каждому из них было отпущено свыше.
Когда Павла Садырина спрашивали об игре Шустикова, он неизменно отвечал:
— От него идет солидность, основательность. В центре поля без этого никак нельзя.
В маленьком теплом фильме про Сергея, что снял клуб “Москва”, Владимир Бесчастных говорит о нем то же самое, но иными словами. Одноклубник по испанскому “Расингу” замечает, что обычно отрабатывают, “возят рояль” не самые заметные игроки, а вот Шустиков, обладая известным статусом, охотно брал на себя черновую работу и, уже выбираясь из нее, умудрялся творить — отдавать, комбинировать, выводить на удар.
Мне запомнилось с детства, что и Вадим Никонов, один из тренеров Сергея, не чурался борьбы, хоть и создан был для другого.
В Мадриде торпедовцы “сгорели” чудовищно — 2:5. Зато Серега, забивающий редко-редко, сообразил гол-красавец, метров с тридцати, под перекладину. Когда я спросил про гол, он ответил в своем стиле:
— Случайно вышло… Я мячик отобрал, иду-иду, а кругом все закрыты. Ну и положился на фарт, горим же…
Потом, позже удивлялся:
— Надо же, столько лет прошло, а они там в Мадриде помнят…
Испания его совсем не изменила, он говорил, что обязан ей тем, что “париться” по жизни стал меньше.
— Чего-чего? — спрашивал я.
— Ну, в общем, переживать так не стоит, — переводил Шустиков, — живи себе и живи. Не дергайся.
Как-то, обсуждая превратности жизни, я напомнил ему про соломку, которую, по пословице, неплохо бы и подстелить…
— Потом подстелим! — отмахнулся Шустиков.
На пресс-конференции он сказал об отце. Ему было важно не подвести отца, не уронить честь фамилии. “Мой отец добился в футболе больше, чем я”, — напомнил Сергей собравшимся. Лучшими своими партнерами назвал Тишкова и Чугайнова.
Мы вышли на Зубовскую, и я сказал, что тоже черкну про него пару строк.
— Да брось, а… Что я, Пеле, что ли? Ты лучше про гол Мовсесьяна напиши! Помнишь, принимает на грудь — и, не опуская мяч на землю…
Я пообещал.
