Не только Вольтер, этот дамский угодник и обольститель императриц, и не только великие чувственники и особы царских кровей живут и мыслят в этом старинном романе. Рядом с ними благоденствуют и грешат, хитроумничают и попадают впросак, испытывают наслаждение, дерутся, предаются любовным утехам, участвуют в словесных и морских баталиях еще множество благородных персон.
Правда, поблизости шкодничают страшные типы ирреального мира. Но все чувствуют себя приобщенными к истории, хотя их жизнь оплетена праздной канителью.
Всей мощью незаурядного таланта Аксенов раскрутил победный двигатель воображения. Из-под обломков веков, как драгоценный нетленный самоцвет, он явил на свет Божий властителя дум Вольтера, натуру артистичную и лукавую, сотканную из противоречий.
Его неожиданные расспросы ставят собеседников в тупик, и все-таки липнут люди к преуспевшему знаменитому писателю и озорнику — и восхищаются, и носят его на руках, и от этого восхищения старец на глазах молодеет, ерничает в кругу прелестниц-курфюрстиночек, светских щебетуний и стайки молодых поклонников.
Автор рассмотрел “несусветный талант” Вольтера через множество линз самых разных его антиподов и бывших друзей. Так, австрийский монарх Фридрих Великий называл Вольтера плутом и интриганом, укорял в бесчувственности к монаршей милости: “Чем ответит этот гений на мое милосердие? Он бежит из Германии со своей распутной племянницей и с моими стихами”. Кстати о стихах: такое впечатление, будто стихи тут пишут все. Ироничный Аксенов наделил чуть ли не каждого стихоговорением. Вольтер даже применил к себе есенинскую строку: “Плоть моя, иль ты приснилась мне”.
Аксенов подобно психоаналитику вглядывается, как престарелый вольнодумец и обожатель женщин наэлектризовывает себя интересом к русской государыне и к ее любовникам. Избранные фрагменты из переписки Вольтера с императрицей органично вмонтированы в свободное течение романа.
Великий старец у Аксенова великолепен в общении — бывает смешным и нелепым, жалким и немощным. Но как он мгновенно зажигается, едва его живое ухо улавливает нечто неожиданное: “Эко как полыхнули очи Вольтера, не дашь ему и пятой части хронологического возраста”.
С Аксеновым-рассказчиком не соскучишься. Он находит веселый, даже шокирующий подход к правде — и давно отшумевшей, и сегодняшней, еще пока не осмысленной ни нашей властью, ни терпящей бедствие толпой. В уста австрийского короля прозаик вложил глубокое сомнение в том, что судьба российских рабов заботит Вольтера “хоть на минуту больше, чем комиссионные от гильдии швейцарских часовщиков... Разумеется, он благословит ея великий манифест, лишь бы вслед за этим приплыл великий вексель в “Банк Амстердама”.
Про современную Россию и западный мир Аксенов знает больше Вольтера, а потому тревожные вопросы к французскому вольнодумцу заключают в себе и ответ: “Вольтер, тебе не кажется, что Европа чревата какой-то монструозной революцией, в коей сгорят все наши надежды?”
Василий Павлович Аксенов вновь, как и в молодые лета, с непринужденностью волшебника включился в персонифицированную игру масок. Он сам, опытный лицедей, незримо присутствует в каждой сцене, одаривая философствующих героев и царственных особ собственным огнем острот и молнией оценок, подготовленных двухвековым богатством благоприобретенных знаний о человеческой сущности.
В сюжетной архитектуре старинного романа шутка, подвох, мистика, некая аберрация зрения определяют атмосферу действий. Персонажи нос к носу сталкиваются с дьявольщиной и прочей несообразностью.
При всей непринужденности, озорстве, даже фривольности авторского повествования Аксенов мастерски держит уровень философского прочтения прошлого и, конечно, настоящего. И читатель оказывается “как бы влекомый силой гипноза”.
Аксенов поистине метафизическим, колдовским приемом воскрешает духовную и нравственную сущность и лиц исторических, и просто давних, играючи владеет светской изысканной велеречивостью, слегка посмеиваясь над ней. И вдруг в этот забытый, но им воскрешенный старинный говор он бросает современное озорное словцо. Сегодняшний треп, феня, слоган будоражат и оживляют картину: “Браво, Вольтер! Какой блестящий перформанс!” Словотворец Аксенов вполне заслужил наше браво!
И мы, сегодняшние, вовлечены писателем в неправдоподобные и такие вкусные обстоятельства придворной и околофилософской жизни — в мир интриги, любовных приключений, соблазнов, политической авантюры. Случается вольтерьянцам и вольтерьянкам попадать в мезальянсы, когда на них что-то накатывает, вроде затмения. И тогда старинных персон охватывает настораживающий страх: “Уж не приближается ли цивилизация однополой любви?”
2 декабря жюри под председательством Владимира Войновича назовет лауреата литературной премии Букер — Открытая Россия за лучший роман года. Роман Аксенова не просто хорош и талантлив. Он настоящее событие литературной жизни.
