“Ой, не уходите, не уходите, — упрашивала сердобольная гардеробщица Большого тех зрителей, что после первого действия балета “Сон в летнюю ночь” Джона Ноймайера ринулись в гардероб за своей одеждой. — Дальше все будет интересно, очень интересно. Это только первый акт такой скучный”.
Первый акт действительно шел под лейблом “заснуть и не проснуться”. На заднике скромный занавес — типа небо в алмазах, на самой сцене четыре слегка посеребренных зеленых деревца — вот и весь декорационный фон. Декорации и костюмы взяты напрокат из Венской оперы. Скромность, конечно, украшает, но не всегда. Во всяком случае, при таком декорационном минимализме огромная сцена Большого выглядит еще более огромной и не менее унылой.
Что касается самого действия, то тут с трудом пробираешься через сюжетную канву: кто, зачем, почему, — так мутно вычерчено, что уже минут через десять перестаешь озадачиваться по этой части. К тому же облака дыма, окутывающие сцену, еще более туманят голову. Ждешь танца, а с ним — напряженка: в основном пантомимно-пластические навороты.
Единственный выразительный эпизод — это сцена ссоры двух главных персонажей Титании (она же Ипполита) — Светланы Захаровой и Оберона (Тезей) — Николай Цискаридзе. Оба затянутые в серебристо-блестящие трико с зеркальными шапочками, туго обтягивающими головы, напоминают двух ядовитых змей. Изворотливых, скользких, притягательных, чью яростную ссору подчеркивают острые изломы тела.
Специально на роль Лизандра выписали солиста Гамбургского балета Ивана Урбана. Как объяснили в театре, отечественные танцовщики, которых готовили на Лизандра, либо в массовом порядке загрипповали, либо залечивают ранее полученные травмы. Но Урбан оказался удачным гостем — яркий, раскрепощенный, улыбчивый — смотрится великолепно. Поражаешься не только его стремительному танцу, но и внутренней выразительности. Да, это танцовщик-артист, воспитанный на эстетике Ноймайера. Непонятно только, что же будет, когда он уедет? Ведь замены ему в театре нет. Те, кого готовили, ему явно не конкуренты. Из других исполнителей можно отметить Яна Годовского в роли Филострата (Пэка), сумевшего создать запоминающийся характерный персонаж.
Однако гардеробщица не обманула, и во втором отделении пошел танец. Никаких туманов, путаницы и жалких деревьев, а развернутый балетный дивертисмент. Вновь стоит назвать Светлану Захарову и Николая Цискаридзе. Их дуэт хотя и не отличается особым полетом (в прямом и переносном смысле, поскольку Ноймайер прыжкам предпочитает поддержки и вращения), но смотрится элегантно. Захарова, как стрелами, пронзала пространство сцены своими арабесками, а Цискаридзе выглядел истинным кавалером, хотя чувствовалось, что поддержки партнерши ему даются непросто. Что до хореографической вязи второго отделения, сочиненной Джоном Ноймайером, она трогательна и изысканна, но не слишком изобретательна. Что вполне объяснимо — балет-то сочинен в 1976 году и сегодня смотрится несколько припорошенным пылью времени.
После “Сна” маэстро поставил столько всего разного и интересного, что можно только удивляться, почему Большой театр обращается не к сегодняшнему творчеству хореографа (один из последних его балетов — спектакль “Смерть в Венеции” — стал настоящей сенсацией в балетном мире), а старается ухватиться за давнее прошлое хореографа. Да и сам Ноймайер не слишком потрудился над “Сном” в Большом — он репетировал всего одну неделю в сентябре и несколько дней перед премьерой. Весь же спектакль делали его ассистенты. На пресс-конференции Ноймайер объяснил, что это было связано с его болезнью. Болезнь — причина уважительная, пожелаем хореографу крепкого здоровья, но вряд ли его “Сон” сможет собирать зрителей и делать кассу на протяжении тех двух лет, в течение которых он должен идти в Большом.
