Когда она открыла глаза, то первым делом посмотрела на часы. Часы, как ни странно, ходили и показывали восемь. Лариса не сразу поняла, где находится. Она приподнялась и увидела рядом своего мужа Володю. Мертвого...
И тогда она вспомнила чудовищный удар, грохот, страшные крики вокруг и свист ледяного воздуха. И Вовку возле себя, всего в крови. Вспомнила, как в тот момент подумала, что самолет, на котором они летели, взорвался...
— Еще тогда, в воздухе, — вспоминает Лариса, — я поняла, что Вовка неживой и я тоже не хочу жить без него. Мы ведь всего 4 месяца как поженились, возвращались с моря из свадебного путешествия. Оно у нас отложилось сначала из-за сессии в институте, потом из-за практики...
СПРАВКА “МК”.
24 августа 1981 г. пассажирский самолет “Ан-24”, следовавший в Благовещенск, столкнулся в воздухе с военным бомбардировщиком “Ту-16” на высоте 5220 метров и развалился на куски. Остаться в живых при падении с такой высоты невозможно. Тем не менее 20-летняя Лариса Савицкая стала единственным человеком, выжившим в этой катастрофе.
В момент столкновения она спала, не пристегнув ремней безопасности. Когда самолет начал разваливаться, ее выбросило в проход. Свободных мест на том рейсе было много. Она подползла к креслу возле иллюминатора, влезла в него, сгруппировалась, вжалась в сиденье. Зачем? Она говорит, что в сознании всплыли кадры из фильма “Чудеса еще случаются”, где героиня при крушении самолета вжалась в кресло... Собственно, Лариса падала уже не в самолете, а в его маленьком обломке — кусок стены и пола, четыре кресла... Тело сопротивлялось гибели и словно само собой выбирало оптимальные для приземления условия.
Потом оказалось, что она падала 8 минут. Все это время Лариса четко помнит — стремительно надвигающуюся землю, страшный удар о нее... В этот момент отключилось сознание.
Она очнулась спустя пять часов, в 8 вечера. Кругом — тайга. Уже начинало темнеть, лил проливной дождь. Первые ощущения — холод и нестерпимое гудение комаров. Боли она почти не чувствовала, только отчаянье — ведь муж погиб. Удивительно — останки пассажиров разметало на многие километры вокруг, а Володя упал рядышком с Ларисой...
— Не знаю, может, от психологического шока я словно не ощущала своего тела. А ведь были сломаны ребра, руки, спина, выбиты зубы... Тело казалось просто ватным, и дышать было трудно. Боль тупая, словно не моя. И еще какой-то постоянный гул: то ли в ушах гудело, то ли комары... Я не чувствовала никакой радости от того, что осталась жива, смотрела на Вовку и не плакала, а только сожалела: почему такое получилась, почему я не разбилась, как он... Стала звать людей, надеялась, что кроме меня еще кто-то выжил. Поом поняла, что осталась одна. Но страха умереть в лесу от голода и холода не было, я почему-то ни минуты не сомневалась, что меня обязательно найдут.
Она встала и обошла кругом полянку, на которой оказалась. Увидела тела еще двух человек. Они, как и ее муж, сидели в креслах и казались почти невредимыми... Идти дальше не решилась — тайга, темень, моментально заблудишься.
— От невыносимого холода начало колотить. Не знаю, какая была температура, но в конце августа на Дальнем Востоке ночи уже очень холодные. Может, градусов 8 или 10. И дождь непрерывный... А на мне легкая одежда... Чтобы хоть немного согреться, я сняла чехлы с пустых кресел, завернулась в них — они хоть и мокрые, но так было все же теплее.
Утром она соорудила себе жилище — укрытие от дождя — из обломков самолета... Получилось что-то вроде крыши над креслами. Чтобы спастись от другой беды — тучи таежных комаров, — приходилось надевать на голову полиэтиленовый пакет. Она оставалась в лесу трое суток...
— А есть, пить не хотелось?
— С водой проблем не было — все время шел дождь, он прекратился только на третий день. А о еде даже не думала, только через два дня нашла какие-то ягоды, пробовала съесть, но не смогла — все зубы шатались. Очень хотелось курить, у меня в сумке оказались сигареты и спички, когда дождь кончился, я их высушила и покурила...
— Раз спички — значит, можно было развести костер?
— Хотела, но все было мокрым от дождя...
Хорошо, что костер развести не удалось. Неподалеку от того места, куда упала Лариса, стояли лагерем геологи. Когда на третий день дождь прекратился, над тайгой начали низко кружить поисковые самолеты. Лариса видела их и махала красным чехлом, снятым с кресла. Спасатели потом рассказали ей, что тоже заметили ее, но подумали, что это их приветствует кто-то из геологов. А если бы она развела костер, летчики точно решили бы, что там повариха борщ или кашу варит...
...Их — три трупа и живую женщину — нашли последними, когда уже были собраны все останки. Спасатели прочесывали тайгу и наткнулись на Ларису, сидящую в авиационном кресле. Увидев ее, они чуть не лишились дара речи. Чтобы ее смог забрать спасательный вертолет, пришлось вырубить несколько деревьев. Одно из них могло упасть на сидевшую в кресле Ларису.
— Сейчас я отойду, чтобы не мешать вам! — сказала она. И... не смогла ни встать, ни даже просто двинуть рукой или ногой.
Детьми зря не клянутся
Ларису вертолетом доставили в больницу ближайшего городка Завитинска — там имелся военный аэродром. Военврач, летевший вместе с ней, хотел сделать ей перед полетом успокоительный укол, но Ларисе он был не нужен. Несмотря на пережитой ужас, она не боялась полета. Наоборот, попросила врача: “Я никогда не летала на вертолете, поднимите мне голову, хочется посмотреть в иллюминатор!”
Из Завитинска ее переправили в родной Благовещенск. Долгое время в больнице она пребывала в состоянии куклы — ее приходилось поворачивать с боку на бок. Тогда и выяснилось, что позвоночник Савицкой поврежден в пяти местах. Врачи недоумевали: как после падения, в тайге, она трое суток ходила, двигалась, строила себе убежище? Она и сама не понимала этого... Даже после выписки Лариса не могла ни стоять, ни сидеть, целыми днями лежала, скрючившись от страшных болей.
Поставить ее на ноги смог только народный целитель, костоправ, старик, который лечил девушку почти полгода...
— Вам хотелось умереть, и все же вы отчаянно боролись за жизнь...
— Еще там, в тайге, я вспомнила маму, и мне стало страшно — она же не переживет моей смерти! Думала и о других близких, о папе...
Когда случилась катастрофа, Ларисина мама отдыхала в Крыму с младшим братом, поэтому первым страшное известие получил отец. В то время об авиакатастрофах не сообщали по телевизору... К нему домой пришел милиционер и сказал:
— Самолет, на котором летели ваши дети, разбился, все погибли!
Володя и Лариса жили вместе с ее родителями, дочкин муж был им как сын...
Послать телеграмму с известием о смерти дочери ее маме решился только ректор педагогического института, где училась Лариса. А на другой день та перезвонила своей подруге (дома телефона не было) сказать, что вылетает. Подруга, захлебываясь слезами от радости, крикнула в трубку:
— Твоя дочь жива!
— Не надо меня утешать, я справлюсь... — ответила мама.
— Это правда, клянусь своей дочкой!
...Мама потом рассказывала Ларисе, что только в самолете, по пути домой, перестала плакать и подумала: а что если и впрямь... Детьми зря не клянутся. Между тем на кладбище уже была вырыта могила. Общая — для Володи и Ларисы...
Родители Ларисы разошлись, когда она была еще совсем маленькой, и она называла папой второго маминого мужа. Родной отец жил в другом городе, с дочерью не виделся и напоминал о себе только денежными переводами. Во время катастрофы он случайно оказался в Благовещенске, приехал в отпуск. Друзья рассказали ему о случившемся, и тогда он впервые пришел домой к отчиму Ларисы. Никто еще не знал, что она жива... С тех пор Лариса обрела второго... вернее, первого отца. Больше они не теряли связь между собой. И сейчас, говоря о родителях, она постоянно путается, как кого называть: и тот папа, и этот...
— Когда меня перевезли в Благовещенскую больницу, — говорит Лариса, — папа — тот, который отчим, — появился в моей палате и спросил: хочешь увидеть своего отца? Я отвечаю: хочу... А потом, когда ко мне в больницу приехала мама, я начала плакать и два месяца плакала, когда оставалась с ней наедине. Сейчас это называется посттравматический синдром, а тогда таких слов мы не знали.
Четыре года спустя Лариса Савицкая родила сына Гошу. Одна, без мужа. Она очень боялась тянуть с рождением ребенка, боялась, что потом может не позволить здоровье. А ее мама умерла, когда Гоше едва исполнилось два месяца, — погибла в автокатастрофе...
“Человек может отсрочить либо приблизить свою смерть...”
Причиной того, что Лариса Савицкая осталась жива, стало невероятное стечение обстоятельств. Форма обломка, на котором она оказалась, позволила ему планировать, подобно листу с дерева. Полянка, куда упал обломок, поросла березами, смягчившими падение. Везение, удача, судьба... Но как человек с травмами, не позволявшими двигаться, мог свободно ходить после падения? Этот вопрос я задала директору Института морфологии человека, профессору Льву КАКТУРСКОМУ.
— В экстремальных ситуациях, когда жизнь человека висит на волоске, у него иногда открываются такие возможности, которые не проявляются в повседневной жизни. Известны случаи, когда во время войны смертельно раненные летчики умудрялись посадить свои самолеты, хотя по всем признакам их смерть должна была быть мгновенной. И в кабинах их находили уже мертвыми. Описаны также примеры, когда люди в момент смертельной опасности бежали с такой скоростью, с которой человек физически не способен бежать. Или поднимали груз, какой не может поднять даже чемпион-тяжеловес. Моя мама, во время войны жившая в Ростове-на-Дону, потом рассказывала, что голыми руками сорвала тяжелый замок с сарая, где собиралась спрятаться, когда в город вошли немцы.
— Чем это объясняется?
— Дело в том, что организм человека, все его органы и системы в обычное время задействованы не на полную мощность, а всего на 10—15% своих возможностей. Если в экстремальных ситуациях эти резервные силы включаются, то человек проявляет невероятные способности. Ведь человек обладает колоссальным запасом прочности. Это видно, когда изучаешь форму клеток. В организме имеются так называемые светлые клетки, которые активно функционируют в любом органе, и темные, покоящиеся клетки-резервисты, ждущие часа, когда их призовут.
— В каких случаях происходит активизация резервистов?
— К сожалению, наука пока не дает ответа, почему иногда организм начинает использовать свои резервные силы, а иногда — нет. Вообще этот запас прочности используется даже тогда, когда человек и не подозревает об этом. Возьмите, например, такое заболевание, как рак. Очень часто раковая опухоль образуется в том или ином органе человека, а тот об этом не знает, думает, что здоров. И не узнает никогда, потому что защитные силы уничтожают опухоль, не дают ей развиться. Я уж не говорю об известных случаях самоизлечения от рака, когда больной признается врачами безнадежным, они отказываются от лечения, а потом человек чудесным образом выздоравливает. Это означает, что включились резервные силы организма. Такое случается, конечно, нечасто, но все-таки случается.
— Такие мощные выплески резервных сил не вредны для здоровья?
— Одномоментное расходование энергии, конечно, не проходит даром. Оно ведет к опустошению резервов, и потому оправданно только в экстренных случаях, когда другого способа сохранить жизнь нет. Если бы человек постоянно задействовал их, жил на таком пределе, то очень скоро износился бы. Как правило, люди, пережившие подобное, потом становятся больными. Казалось бы, парадокс — спастись от серьезной опасности и погибнуть из-за ерунды... Общеизвестный факт, что во время войн люди почти не болеют обычными болезнями — простудными, инфекционными и т.п. Потому что война — это условия стресса, в это время мобилизуется до 50—60% резервных возможностей организма. Усиливается работа нервной, эндокринной, прочих систем. В условиях войны такая мобилизация может длиться месяцы, годы. Но бесследно это не проходит, и потом, когда наступает мирное время, у человека вылезает куча болячек.
(Пример Ларисы Савицкой подтверждает сказанное Львом Владимировичем. Спустя 15 лет после катастрофы у нее, молодой еще женщины, случился тяжелый сосудистый криз. Ее частично парализовало, и только долгое лечение и сила воли позволили ей снова встать на ноги. — И.Ф.)
— И все-таки, если бы человек научился управлять своими резервами и по своей воле подключать их в нужное время, он стал бы намного сильнее...
— Безусловно. Но пока мы не умеем этого делать. Разве что индийские йоги в некоторой степени владеют подобными методиками. Западные ученые неоднократно наблюдали в ходе экспериментов, как йог останавливал на несколько минут свое сердце, а потом снова запускал его. Несколько месяцев назад в Индии один из наиболее продвинутых йогов, который там считается святым, согласился провести месяц в госпитале, в закрытой комнате, где все это время находился без воды и питья. Он не производил из себя никаких отходов, занимался медитациями, читал, а через месяц вышел в совершенно нормальном состоянии...
Могу сказать только, что много зависит от настроенности человека. Будучи патологоанатомом, я не раз вскрывал трупы и удивлялся: от чего умер человек? Вроде все в порядке... И наоборот, у иных не найдешь здорового места, поражен болезнями буквально каждый орган... И непонятно — как он мог жить со всем этим?
Викентий Вересаев писал, что человек может отсрочить либо приблизить момент смерти. В зависимости от того, насколько сильна в нем воля к жизни.
