Прошедший год выдался для столичной милиции совсем не простым. Достаточно вспомнить и взрывы в метро (на перегоне “Автозаводская” — “Павелецкая”, возле “Рижской”), и загадочную смерть Пуманэ, и недавнюю стрельбу гаишников в сотрудников собственной безопасности.
На 27 января назначена коллегия ГУВД Москвы, на которой милиции выставят годовую оценку. Будет это “неуд” или “удовлетворительно”? А может быть, “хорошо”?
В преддверии этой коллегии эксклюзивное интервью “МК” дал начальник ГУВД Москвы генерал-лейтенант милиции Владимир ПРОНИН.
— Владимир Васильевич, чего ждете от коллегии: похвалы или порицания?
— Считаю, что ругать нас не за что. А поощрений уже давно никаких не жду — и не нуждаюсь в них. Я собрал своих замов, поблагодарил всех. Ведь руководить милицией в Москве намного сложнее, чем в любом другом городе. Москва — это как 10 Тульских, Калужских и других областей, вместе взятых. И федеральная власть здесь, рядышком. У нас ведь тут как сумасшедший дом, особенно по понедельникам, после выходных. На всех уровнях интересуются, как в городе дела. И когда что-то происходит, я отвечаю в трубку так: “Главный диспетчер города Москвы докладывает…” Допустим, приемную Администрации Президента нацболы захватили, 40 человек из разных ведомств понаехали и не знают, что делать, ждут, когда приедет наш милиционер. Милиционерик приехал — выкинул нацболов.
— Это вы — милиционерик?
— Я и мои подчиненные (смеется).
— А что это за огромная разноцветная таблица лежит перед вами?
— Такие таблицы делать меня научил бывший министр Ерин. Это отражение нашей работы и криминогенной ситуации в Москве. И главное, что меня радует, она не ухудшилась, осталась стабильной. Регистрировать преступления (а иначе о них никто не узнает и раскрывать не будет) мы все-таки милицию заставили. И вышли на реальные данные, а не на их подтасовку. Только 8—10% из возбужденных уголовных дел не прошли через электронную систему “02”. Остальные прошли.
— То есть, если наберешь “02”, можешь быть на 100% уверен, что преступление зарегистрируют?
— Да. И при этом в 2004 г. впервые не произошло статистического роста преступности. Меня критиковали не раз за эти цифры, но мы доказывали, что все надо регистрировать, выполняя требование президента и министра МВД. И все-таки доказали, что это можно делать, и ничего страшного от этого не случится.
Например, в 1999 г. было поставлено на учет всего 77 684 преступления, а за прошлый год — 205 540. Революции в Москве не произошло? Не произошло. Значит, преступников больше не стало. Всего-навсего изменился статистический подход к ситуации. Теперь 77 377 уголовных дел мы в суд направили. Есть разница?
Поднялся профессионализм и оперативно-следственных сотрудников, и участковых. Мы увеличили саму численность участковых и приблизились к среднестатистической по России. В России было 2,6 тыс. населения на одного участкового, а у нас — 3,6 тыс. Сейчас у нас стало где-то 2,9 тыс. Жители реально их увидели. И, кстати, стали меньше на нас жаловаться.
— А может, боятся или смысла не видят?
— И то и другое есть. Но объективно жалоб стало меньше. Вот “горячая линия” мэрии работала несколько лет, как ткацкий станок. И мне оттуда каждую неделю приходила целая сводка. Теперь она становится все тоньше и тоньше. Приемы граждан у нас организованы в округах и в районах.
Даже если мы возбудили уголовное дело, но не смогли довести его до конца — пришел участковый, пришел следователь, допросил — потерпевший видит нашу работу. В отличие от тех времен, когда ему говорили: “Нет, сегодня мы уже три машины-“висяка” на учет поставили — лимит исчерпан. Придешь завтра”. Поэтому, я считаю, тут достижения определенные есть.
И еще была большая плаксивость среди личного состава. У оперативников, следователей ведь нагрузка тоже в 2,5 раза выше, чем по России.
— Чем вы сотрудникам компенсируете эту нагрузку?
— Пока что надбавка к зарплате от правительства города чуть-чуть повышена... Если раньше она была 1,8 тыс. руб., то с 2005 г. уже 3,6 тыс. руб. Хотя, если сравнивать с провинцией, расходы в Москве куда выше… Но все-таки стараемся создавать нормальные условия работы и повышаем социальную защищенность сотрудников.
* * *
— Очень мне понравилось новое здание милиции общественной безопасности.
— И за какой короткий срок мы его построили! Там, на задворках Петровки, была яма, которую я обнаружил случайно, когда я впервые посетил дежурную часть и выглянул в окно. Ну и поехал к мэру, к министру Грызлову: дайте мне эту яму!
Мы всего “запустили” около 50 объектов. УВД ЦАО, ОВД “Северное Медведково” — вообще здания XXI века. Я захожу туда, сотрудники мне говорят, что они о таком даже не мечтали. Люди ведь в каких-то полуподвалах работали, куда потерпевшему прийти на допрос просто неприлично.
— Выходит, этот год под знаком строительства у вас прошел?
— Я бы сказал, все 3 года. Нам еще на Петровке надо ремонт закончить. В том помещении, где мы с вами находимся, с 1914 года не было капремонта. В мае сдадим здание УВД Северного округа, потом закончим капремонт УВД Северо-Восточного и Северо-Западного округов.
Далее, обеспечение транспортом. 3 тыс. транспортных единиц мы поменяли. “Уазики”, “Москвичи” посписали. Сейчас “Жигули” 10-й модели, “газельки” — единый дизайн. Мобильность личного состава ведь тоже повлияла на результативность.
— И какова же эта самая результативность по разным видам преступлений?
— Меня больше всего удовлетворяет, сколько мы расследованных дел в суд направляем. Так вот, в 2003 г. мы в суд направили 72 802 уголовных дела, а в прошлом — уже на 6,3% больше. Например, по убийствам на 17% больше в суд направлено. Тяжкий вред здоровью — плюс 9,6%. Разбои — плюс 18,4%, грабежи — плюс 28,4%. Преступления, совершенные с применением огнестрельного оружия и взрывных устройств — что для Москвы немаловажно! — минус 14,7% на учет, плюс 34,9% в суд. Кражи всех видов зарегистрированы на уровне 2003 г., зато в суд направлено на 30,5% больше. То есть раскрываемость реально увеличилась!
— Неужели даже кражи научились раскрывать?
— По крайней мере не шарахаемся от них, как раньше. Сделали четкий анализ, кто он такой, субъект краж? Выяснили: субъект квартирных краж и краж дорогих машин — это иногородний. Он освободился из мест лишения свободы, проел в своей деревне денежки, заработанные за 10 лет отсидки, там колхоза уже нет, народ живет натуральным хозяйством. А он огород разводить не собирается — едет в цивилизованную Европу, то есть в Москву. У них, у задержанных, показания одни и те же: хочу есть, работать не хочу, поехал на выходные в Москву, зная, что москвичи уезжают за город или на Канары. Они порой группами работают, а порой и одиночки...
Часть квартирных краж совершают наши, московские наркоманчики. Ну эти в основном соседей обкрадывают, по мелочи, лишь бы сделать себе укол. К кражам дорогостоящих иномарок причастны ингушские группировки, абхазские, грузинские. Есть еще “специалисты” по отечественному транспорту. Это тверские, ярославские, тульские, которые, допустим, из “тройки” в номере агрегата делают “восьмерку” и ставят у себя на учет. Здесь и продажность тамошних милиционеров присутствует. Хотя иногда складывается впечатление, что критикуют одних только московских милиционеров...
Вот этот анализ субъекта натолкнул нас на принятие закона по общественным пунктам охраны порядка. Правда, нас опять же критикуют: мол, мы вводим фискальную систему. Но фискальная система существует везде, где есть государство.
По месту жительства самое надежное — это общественность: старшие по домам, по подъездам. И наш участковый — он координатор. Ну и еще можно дедушку-пенсионера посадить, чтоб он звонки принимал по вечерам.
А что касается автокраж, сейчас 12 фирм заключили с нами контракты, отслеживают машины через компьютерные спутниковые системы. Тот, кто побогаче, может поставить себе за тысячу долларов такую систему. А у нас в дежурной части есть специальный диспетчер, который сигналы принимает.
— Что, всегда находите такие машины?
— Да. И далеко за пределами Москвы. Правда, бывает, порой мы машину находим, но не задерживаем самих преступников. Вот Жванецкий, к сожалению, не успел себе такую систему поставить.
* * *
— Вы часто повторяете, что сотрудник милиции должен быть предельно вежлив с гражданами. А как вы их воспитываете?
— Мы начинаем воспитание с командиров и начальников. Вот в нашем новом актовом зале на 520 мест — такого милиция никогда не имела — прекрасные кресла. Знаете, кто первым был наказан за жевание там жвачки? Начальник одного из наших колледжей.
Три года назад мы отправили ряд руководителей на учебу в Академию управления МВД, на вечернее отделение. Такого никогда в истории не было, и тогда меня никто не поддержал — это твои, мол, чудачества… Да и они сами идти не хотели, мы их буквально загоняли. Из-за этого замполит мой сам учиться пошел — чтобы их удержать. А мы поставили условие: если ты не учишься в академии, ты в резерв на повышение не войдешь. Не мытьем, так катаньем...
Теперь понятно, что это наша большая победа. Из 60 поступивших 55 в 2004 году стали выпускниками. Кто хотел получить знания — он получил, кто диплом — тоже получил. Но все они стали грамотными руководителями, изменились их взгляды, позиции. Это видно даже по их поведению. В этом году уже конкурс получился — 6 человек на место.
— Что, все они так заметно изменились?
— Заметно. Когда я сам учился в академии, к нам дама такая симпатичная пришла, начала рассказывать, как в гости ходить, как здороваться с женщинами, как руку подавать, как нож-вилку держать. Нас ведь этому раньше никто не учил!
Но и в другом тоже они изменились — стали настоящими управленцами, с ними легче разговаривать. И до подчиненных они все это донесут. Поэтому, если говорить о наведении порядка внутри системы, главнее этого для меня ничего нет.
* * *
— Мне кажется, год был для вас непростым, начиная от взрывов в метро и кончая смертью Пуманэ...
— Трудно управлять этой — самой сложной сегодня — системой. Особенно когда тебе мешают, а порой даже сильно мешают. У меня было много моментов, когда хотелось рапорт положить, сказать: “Спасибо, до свидания”.
— Какие самые тяжелые?
— Да не буду я их расписывать. Во многих ситуациях я оказывался один. Как, например, на “Рижской”. Прилетел туда первым и взял на себя расстановку сил.
— А что удерживало каждый раз от рапорта?
— Глаза подчиненных. В принципе больше ничего. Они мне верят и не хотят никаких перетрясок — они это уже прошли и теперь хотят стабильности, которую видят в лице начальника и его команды.
Вот ко мне пришел полковник, умница, 41 год. Говорит: “Товарищ генерал, отпустите, я нашел работу. Учитывая, что у меня двое детей… Я пока молод, меня берут, а потом не возьмут”. Я ему: “Ну подожди еще. Придет время, когда стране надо будет собирать камни и делать горы. А камень этот — ты, а не я уже”.
Он ушел от меня — я ему рапорт не подписал, — а у меня слезы на глазах. И теперь я представляю, как его жена ругает и меня, и его. Так ведь не может долго продолжаться.
— Вы знаете, что делать?
— Тут всего два момента. Надо наводить порядок внутри системы и защищать саму систему. Средства, вложенные в милицию, всегда окупаются с лихвой — это аксиома. Это же передовая государства. Никто, кроме нас, не встанет ни на Манежной площади, когда там толпа беснуется, ни на “Рижской”... И взаимоотношения с милиционером — это взаимоотношения с государством. По ним и оценивают само государство. Можно наверху реорганизовать что-то, департаменты создавать, но нельзя “на земле” экспериментировать. Я считаю, еще одна перестройка — и все, милиция разбежится.
— Гаишники уже начали стрелять в сотрудников УСБ — сроду такого не было!
— Я и говорю: это Москва, здесь все есть, и хорошее, и самое плохое. После того случая я реорганизовал этот 1-й отдел ГИБДД, по Кутузовскому—Можайке. Они там себя возомнили хозяевами... Я объединил их с рублевским, с 7-м отделом.
— Какие еще в Москве слабые места?
— В метро каждый день что-то может случиться. Если там 40% некомплект личного состава, и мы поставили этих худеньких ребятишек из внутренних войск… Ну, которые набирают свой вес, только придя в армию. А что, от великой радости мы их поставили? От безысходности. Вот сейчас по метро мы 150%, 200% надбавку сделали. И что? Все сразу туда побежали? Да не идет никто в эти 8 часов грохота.
Как-то спускаюсь — стоит в метро наша девушка, вся обвешана, как новогодняя елка: радиостанция, кобура, наручники — все на ней висит, а сама полтора метра с кепкой. Я у нее спрашиваю: “Почему ты одна стоишь? Почему нет напарника?” Она мне: “Нагнитесь, пожалуйста”. И шепчет: “Некомплект у нас, товарищ генерал”. Я: “А что делать-то?” Она: “Еще нагнитесь”. И еще тише: “Денежку платить надо”.
Эта девушка внизу со всеми надбавками получает 7,5—8 тыс. руб. А наверху девушка, которая на “вертушке” сидит, гражданский человек — 14—16 тыс. Есть разница? Вот почему я в стойке стою, что систему надо со всех сторон защищать.
Все хотят руководить Москвой, но никто не хочет за нее отвечать. А министр всегда знает, что я сегодня на работе. И завтра буду.
