Вообще-то “Черный доктор” — любимое вино крымского профессора-винодела Николая Павленко. Самого тяжелого из 22 пациентов харьковской клиники “Эксимер”, которых во время операции заразили синегнойной инфекцией. Это привело к слепоте. И теперь название вина звучит для Павленко зловеще.
А громкий медицинский скандал меж тем набирает обороты, и из Харькова перемещается в Москву, где было подано первое заявление в прокуратуру. Сейчас заявлений от пострадавших уже 15. Прокуроры приступили к работе. “МК” выяснил эксклюзивные подробности скандальной истории.
Харьков лихорадит. Пострадавшие и их родственники пикетируют тамошнюю клинику “Эксимер”. Люди требуют и объяснений, и сатисфакции. В Интернете даже появился сайт пострадавших от врачей.
Директор клиники Инесса Ишкова поспешила озвучить версию “происхождения” псевдомонады, пахнущей, как говорят медики, земляничным мылом. Синегнойная палочка, по мнению Ишковой, в результате эпидемиологических посевов была выявлена в 2 из 5 бутылок с физраствором, который использовался во время операции. Родина физрастворов — Америка. Но начальницу офтальмологической клиники немедленно осадил главный санитарный врач Харьковской области Иван Кратенко. Он заявил журналистам, что синегнойная палочка попала в организм пациентов отнюдь не по вине производителей препарата. А как? Этого Кратенко не сказал.
“Не будьте хлюпиком, профессор!”
Ослепшему на операционном столе профессору Павленко 67 лет. Николай Михайлович долго взвешивал все “за” и “против”, когда решал, идти ли на операцию по замене хрусталика. Высокий, стройный, подтянутый, он мог дать фору и 20-летним, когда выходил на корт с теннисной ракеткой или забрасывал мяч в баскетбольную корзину. Личность потрясающая: почетный винодел Уругвая, член-корреспондент Итальянской, Швейцарской, Югославской академий винограда и вина, “человек года” (в номинации “сельское хозяйство”, 1989), доктор технических наук. Обладатель несметного количества наград, среди которых орден Почета офицерской степени (Франция), орден Почета (Испания), орден Дружбы народов за заслуги в развитии виноградарства.
Глаза стали подводить профессора Павленко лишь в последнее время. На прессу пришлось махнуть рукой: газетные строчки просто издевались над ним — плясали перед глазами, не остановить. Трудно стало читать и книги. На операцию в Харькове решился внезапно — очень уж хотелось уехать в командировку во Францию к друзьям-виноделам совершенно здоровым. И в самолете не в окно иллюминатора смотреть, а читать, читать, читать...
22 ноября Павленко прибыл в клинику ранним утром. Зашел в вестибюль и как-то сразу неуютно себя почувствовал.
— Я все время там мерз, — рассказывает Николай Михайлович. — И самое главное, не мог понять почему. Возможно, почувствовал интуитивно: не все ладно в этом медучреждении. Они как-то странно все время суетились, не было четких действий. Что-то закапали мне в глаза. Потом раздели, положили на каталку.
Павленко был единственным пациентом, кого в тот день оперировали дважды — на оба глаза. И Павленко единственный, кто полностью ослеп.
Первая операция прошла без сучка без задоринки. В 11.00 Николай Михайлович самостоятельно сполз с операционного стола, вышел в коридор. Через какое-то время врачи позвали его, чтобы проверить, “как лег хрусталик”. Хрусталик лег замечательно. Павленко не удержался, раскрыл газету, кем-то оставленную на столе. И застыл от удивления: буквы плясать перестали!
— Я видел их четко, — продолжает Павленко, — и если до того сомневался, нужно ли резать второй глаз, теперь сомнения отпали сами собой.
Вторая операция началась ближе к 3 часам дня.
— Только мне ввели наркоз, — говорит профессор, — я тут же почувствовал себя дурно: потолок бешено завертелся перед глазами, к горлу подступила тошнота, в ушах зазвенело. Врач, который делал операцию, напрягся. Спросил: “Вам плохо?” Я ответил: “Очень плохо”. — “Ну, профессор, не будьте хлюпиком. Ваш глаз я уже разрезал…” — сказал он.
Часы после операции были сплошным кошмаром: бесконечная рвота, мучительная резь в глазах, звон в голове. Он еще не знал, что точно такие же симптомы испытывали и остальные пациенты клиники в ту страшную ночь. Кое-кто из больных, вызвав такси, приехал к воротам медучреждения. Но охранник заявил, что в клинике нет ни одного врача: “Завтра приходите!”
48 часов молчания
Наутро вестибюль харьковского филиала “Эксимера” был переполнен людьми, на которых страшно было смотреть. От боли многие не могли говорить. Даже у мужчин по щекам текли слезы.
Стали искать врача, который сделал все операции. Персонал клиники объяснил, что доктор уже уехал. До него пытались дозвониться — телефон не отвечал. И врачи, и медсестры сами были в панике. Они не знали, что делать, как помочь людям, которые корчились от боли.
В тот день зрение в последний раз на миг вернулось к профессору — когда молоденькая медсестричка пыталась ввести в глаза Павленко какую-то жидкость. Николай Михайлович явственно разглядел громадных размеров шприц с большой иглой. И все. Наступила полная темнота.
Сотрудники харьковской санэпидемстанции появились в клинике лишь спустя 48 часов, когда многие вещественные доказательства были попросту уничтожены. И пациенты, и их родственники наблюдали, как, шушукаясь, медсестры тащили в мусорные контейнеры склянки, шприцы, использованные тампоны, бинты. И только через те же 48 часов все пострадавшие наконец были отправлены в 14-ю глазную больницу им. Гиршмана.
А там — опять заминка. Собравшиеся на консилиум украинские медицинские светила долго решали: что делать? После чего пациентов разбили на 3 группы. Самых тяжелых отправили в Москву. Менее тяжелых — в Киев. Часть пострадавших осталась в Харькове. Но в Москву 7 больных прибыли только через 3 дня. То есть после операции прошло полных 6 суток.
“Дело врачей”
Своего отца Виталий Павленко, живущий в Москве, нашел в клинике МНИИ глазных болезней им. Гельмгольца лишь 4 декабря. Благодаря телефонному звонку соседей по палате. Профессор Павленко не хотел травмировать родственников известием о том, что он ослеп.
— От этих несчастных сразу спрятали все документы, — возмущается Виталий. — И мне потребовалось приложить немало сил, чтобы заполучить ксерокопию истории болезни Николая Михайловича. И я знаю, что никому из пострадавших в Харькове в руки не дали ни одной бумажки. А ведь без этого пациент не сможет обратиться в суд или в прокуратуру.
— Как только мне удалось заполучить ксерокопию, — продолжает Виталий, — я тут же отнес заявление в межрайонную прокуратуру. А копию заявления мы отправили в Генпрокуратуру России. Меня удивило, как быстро эти документы были рассмотрены. Уже через 5 дней мы давали показания.
Что происходит сегодня в Харькове? Прокуратура города все-таки приняла 14 заявлений от пострадавших. Хотя врачи настоятельно советовали пациентам этого не делать...
Рассказывают адвокаты профессора Павленко Кирилл Яшенков и Виталий Чабан:
— Информацию о массовом заражении людей и утрате ими зрения на Украине намеренно замалчивают. В тамошней прессе на эту темы прошло всего-то 2—3 публикации, и события в них описывались как ЧП районного масштаба. А некоторые газеты дали заведомо ложную информацию.
По мнению адвокатов, вину каждого, замешанного в этом деле, непременно установят следствие и суд. Однако необходимо уже сегодня на уровне государственных органов здравоохранения рассмотреть вопрос о дальнейшем проведении подобных операций в амбулаторных условиях с учетом ситуации в экономике, страховании и организации экстренной медпомощи. Как можно отпустить домой прооперированного пациента и не дать ему телефона экстренной медицинской помощи? — удивляются адвокаты. Неужели охранник не мог ночью вызвать в клинику гендиректора Инессу Ишкову? И неужели доктор, который сделал 22 операции, не мог дать всем квалифицированную консультацию по телефону? Он же видел, в каком состоянии увезли из операционной профессора Павленко...
В Мосгорпрокуратуре “МК” подтвердили, что “дело врачей” находится на контроле и к расследованию привлечены специалисты Минздрава России.
Страшная палочка
Николай Павленко находился в беспамятстве с того самого дня, когда покинул стены харьковского “Эксимера”. Он не помнит, как оказался в клинике им. Гиршмана и как потом попал в Москву. Павленко показывает свои руки: вены исколоты так, что нет живого места. А счет болезненным уколам, которые ему делают в оба глаза, он и вовсе потерял. Спит он урывками. Сны стали черными — цвет пропал.
В клинике им. Гельмгольца рядом с ним все время кричал и стонал здоровый и сильный мужчина — тоже из харьковских. Несчастный истекал гноем. Московские врачи не смогли спасти ему глаз. Сказали: “Мы можем предложить только ампутацию, иначе вы погибнете”.
Вскоре того больного увезли на операцию. Глаз ампутировали, поставили протез. Дали денег и еды на дорогу. Человек добирался до Харькова в одиночестве.
Постепенно из клиники им. Гельмгольца выписали всех харьковских пациентов.
— Я слышал разговор врачей, — вздыхает Николай Михайлович. — “Слишком поздно их привезли в Москву, — говорили врачи, — слишком поздно”.
Значит, зрение всех несчастных можно было бы спасти, если бы в Харькове не струсили, не стали бы прятать концы в воду?
Кстати, о синегнойной палочке и о ее коварстве. Эта палочка может очень долго сохраняться во внешней среде, она устойчива к свету и к дезинфектантам, в некоторых из них эта зараза чувствует себя даже комфортно. И если у одной из медсестер в той клинике была даже самая маленькая ранка на руке, беды можно было ждать и оттуда. На Западе синегнойной палочки хирурги боятся как огня, поэтому иногда даже издают несуразные, по мнению обывателя, приказы. Как это было в британской королевской больнице Шрюсбери. Там посетителям запретили приносить в хирургические отделения… живые цветы. Причина? Во время гниения стеблей в воде (не будешь же менять воду каждые 5 минут) синегнойные палочки моментально размножаются. И если эта зараза, пахнущая земляничным мылом, попадает в рану, жди беды. Той самой, что пришла в харьковский “Эксимер”.
...Прошлой весной в Москве, на Чистых прудах, в арт-кафе прошла Неделя презентации крымских вин Солнечной долины. Пресс-фуршет вел красивый, стройный, седой человек, профессор виноделия Николай Павленко. Он рассказывал старинную легенду о своем любимом вине “Черный доктор”:
“Издревле “Черный доктор” употреблялся человеком при потере крови, истощении и упадке сил. “Черный доктор” способен избавить от любого недомогания. Пробуйте вино “Черный доктор” — это самый лучший доктор на свете”.
На календаре был март. Профессор был весел, здоров и зряч.
Потом случился ноябрь. Профессор ослеп.
Сейчас январь. Он почти неподвижен. Он сидит или лежит и как будто смотрит в одну точку.
