В Академии художеств на Пречистенке шла утренняя планерка. Глава академии Зураб Церетели сидел во главе стола. Я знакома с Зурабом Константиновичем пять лет и не перестаю удивляться, как ловко и с удовольствием он управляет людьми. При том, что он так и не избавился от манеры строить фразы на грузинский лад. Его бывает трудно понять, если слушать буквально. Этого делать не следует — это даже глупо. Так же, как пытаться понять художника, всматриваясь в отдельные мазки кистью. Церетели нужно воспринимать целиком. Церетели доступен всем. Он может помочь человеку, который плохо о нем отзывался, — дать денег на дорогую операцию. Про него говорят: “Живой классик”, а я бы добавила: борец с энтропией средствами искусства.
Он искренне верит, что его искусство улучшает мир, он хочет нести людям радость. Не все люди готовы его за это благодарить. Матерый художнище, он как тот караван, на который лают собаки, а он идет. Некоторых раздражает то, что он грузин (вот понаехали!), что он богатый. Забудьте об этом — главное, что он не жлоб. Для него деньги — не цель, а средство. Сначала искусство, потом деньги. Он не озабочен набиванием своей утробы и строительством домов, в которых невозможно сосчитать сколько комнат, а в подвале можно кататься на мотоцикле. Он работает для людей, а сегодня в нашей стране среди элиты это довольно редкое качество. Что касается художественных достоинств его произведений, то не судите, да не судимы будете. Уже набил оскомину известный пример с Эйфелевой башней, которую поначалу парижане хотели снести... Увы, люди не любят учиться на своих ошибках, а уж тем более — на ошибках других. Конечно, должна быть критика, но критика Церетели для некоторых стала национальным спортом. Причем делают они это настолько грубо, что становится просто обидно за человека, который так старается улучшить эту жизнь.
Имя Зураба Церетели не сходит с газетных полос и лент информационных агентств. Сегодня он договаривается об установке монумента жертвам террора в Нью-Йорке, завтра преподносит в дар МГУ скульптуру его основателя Шувалова. Его имя вдруг вспоминают в связи с Колоссом Родосским, или биеннале современного искусства в Москве, или Всемирным фондом борьбы со СПИДом... Как может один человек столько успевать?! Чтобы понять это и как-то систематизировать его деяния, я встретилась с самим ньюсмейкером в его кабинете на Пречистенке. Первым делом я услышала отповедь...
— Вы знаете, — сказал Церетели, — вы сегодня очень помешали со своим интервью. Я не закончил свою метровую картину, пришлось все бросить. Я рисовал, с утра всегда занимаюсь искусством, мне так нравится, а тут звонки, звонки. Я, правда, испугался, может быть, что-то случилось, что я обязательно должен говорить?
— Зураб Константинович, о вас в Интернете накопился такой объем информации, что пора уже объясниться, что там правда, а что выдумка. Какие проекты реализованы, а какие нет. Вот, к примеру, это правда, что вы хотите принять участие в реконструкции Театральной площади в Москве и установить некую композицию на месте знаменитого фонтана у Большого театра?
— Нет, я первый раз это слышу.
Америка
— А монументы на месте снесенных в Ираке Саддаму Хусейну вы предлагали властям Ирака? А вместе с Юрием Лужковым вы собираетесь реставрировать Кижи?
— Откуда у вас такая информация? Из Интернета? Вы знаете, Интернет — это такая форма... Нет, все это я первый раз слышу. Кто это и зачем распространяет? У меня сейчас другие заботы. Я заканчиваю монтаж 30-метрового монумента жертвам террора, который будет установлен в Нью-Йорке.
— Зураб Константинович, откройте наконец свой секрет, почему все-таки вы любите именно гигантские композиции?
— Вы ошибаетесь, что я люблю гигантские. По планировке, по масштабу, что требуется, то и создаем. Бальзак во Франции, Гоголь в Риме имеют средние размеры, ну, по ситуации. А если я сделаю что-то маленькое, вы потом будете критиковать, почему это маленькое сделал? Когда большие вещи в городе создаются — это не только я решаю, это целые институты решают.
— Общественность думает, что вы...
— Знаете, можно я скажу такую вещь: мы все за время после 1917 года привыкли к несвободе. Ставили фигуру на пьедестал, накрывали простыней, затем снимали и аплодировали. Нравится, не нравится — мы аплодировали. Такой свободы, которая сейчас в России существует, нигде не было. Теперь можно ругать всех и меня тоже, но последнее время что-то меня не ругают, видно, забыли.
— Но ведь кто-то про вас распускает всевозможные слухи? Кижи, Ирак... Вы ведь боксом занимались, никого не хочется нокаутировать при встрече?
— Пусть пишут, это только мне реклама. Вы бы меня не знали, если бы не эти плохие статьи. Если бы вы их не читали, то не пришли бы. Пусть пишут, дай бог им здоровья. Когда я шел к своей славе, только вставал на ноги, я кушал черный хлеб и бычки в томате. А те, кто про меня пишет плохо, пусть кушают черную икру. Дай им бог здоровья и чтоб они писали дальше.
— В Америке установлено много ваших работ?
— Две скульптуры я поставил в Америке еще в другую эпоху — СССР. Это было время, когда нас ругали Бжезинский и все. Я тогда поставил перед Брокпортским государственным университетом Прометея и сделал работу для Фонда Кеннеди Шрейвер к спецолимпиаде, которая каждые четыре года проводится. Я отказался и от гонорара, и от всего. Эти скульптуры сегодня стоят, и там написано: дар от нас, от российского народа. Знаете, это для меня большое удовольствие, это — большая честь. Когда в прошлом году в мае я был там и увидел перед Прометеем и перед монументом “Счастье детям всего мира” букеты цветов, знаете, это приятно.
— Говорят, что у вас возникли сложности с установкой монумента Черчиллю, Рузвельту, Сталину в Ялте.
— Я работаю.
— Какое ваше участие в этом проекте?
— Создаю образы, скульптуру создаю.
— Это правда, что там начался психоз, правительство Крыма, татары выступают против персоны Сталина?
— Я не знаю. У меня тоже дедушку расстреляли в 37-м году, мама и бабушка всю жизнь проходили в черных платьях, не снимали, но это же не значит, что нужно отменять историю. Лидеры трех стран встречались, так или нет? И все равно придет поколение, которое поставит этому событию памятник. Если на Украине не хотят отмечать факт, что на их территории произошло это важнейшее событие Второй мировой, они могут не ставить ничего. Тогда и музеи, и эти фотографии, которые там висят, тоже надо уничтожить?!
— По-моему, вы уже сталкивались с таким “историческим” непониманием в Москве на Поклонной горе?
— Да это было, когда устанавливал на Поклонной горе “Трагедию народа”. Концепция была такая, что наша Победа берет начало от трагедии. “Трагедию” перенесли, потому что она плохо действовала на людей, портила настроение. Что значит плохо действовала? Тогда кино нельзя показывать, нельзя фотодокументы смотреть. Вот в Одессе таких проблем у меня не было.
— А какой памятник в Одессе?
— Одессе я передал в дар скульптуру “Жертвам Холокоста”.
Москва
— Парк в Москве. Почему идея то потухнет, то погаснет? Где аквапарк, аттракционы, кафе, Зураб Константинович?
— Это мое детище, я там давно работаю. Но законы изменились, поэтому пришлось генплан переделывать. Выпустили такой закон: от воды надо отойти на 100 метров, поэтому пришлось создать генплан заново. В январе мы начали строить русский Дисней. Кто там будет героем, я пока не скажу. Но мы не будем повторять американского Диснея, как французы и японцы повторили...
— Вы в силах поднять этот проект?
— Не только я, мы все обязаны для нового поколения создать такой комплекс, где слово “не положено” исчезнет из лексики. Была такая эпоха: одно нельзя, другое не положено. Это смешно. Но теперь надо давать детям радость. Любой человек должен не ругать детский парк, а выполнить свой долг перед поколением. Взять лопату и помочь, например, собрать там мусор. Мы начинаем работать, а туда по-прежнему везут мусор, теперь по ночам. (В Нижних Мневниках — незаконно сваливают мусор. — Э.Н.). Вчера я пришел домой в четыре часа утра, бегал за этими грузовыми машинами, которые сбрасывают... Обещал одному водителю нос поломать, но он сказал, что “больше не буду”.
— Вы редко злитесь?
— Редко, редко. Но когда бросают мусор, это просто ужас. А потом инспекция приходит — плати штраф.
— Зураб Константинович, что за образы вы создали для вашего парка?
— Образы парка — целая философия. Во-первых, наш парк в десять раз больше, чем Дисней. Второе — у нас больше сказки, больше героев и больше возможностей. Наш парк создается для того, чтобы росло доброе поколение.
— И все же, почему вы так уверены, что это не будет еще один Диснейленд?
— Вы знаете, когда мы только начинали проектировать, сюда в Москву приехали американцы, чтобы жаловаться премьеру Примакову. Мол, мы у них воруем идею. И тогда я взял и показал им некоторые наброски. Они умоляли, просили, чтобы идею и проект я передал или продал им. Нет я хочу, чтобы в России, в Москве был детский парк, которому бы позавидовал Диснейленд.
— Это правда, что вашу стелу, увенчанную богиней победы Никой на Поклонной горе, хотят демонтировать из-за того, что она представляет опасность во время ураганов?
— Опять вранье. Все крупные скульптуры, которые я делаю, проходят специальные испытания. Это Колумб, который стоит в Севилье, Поклонная гора, Петр I. Они все проходят через аэродинамические трубы. Их проверяет ЦАГИ. Когда был сильнейший ураган в Москве, то амплитуда раскачивания верхней точки стелы на Поклонной горе была 3,5 метра. Все датчики, контролирующие стелу, оценили ее поведение на “пять”.
— Это правда, что вы купили “Черный квадрат” для Московского музея современного искусства? Какой из пяти “Черных квадратов”?
— Слушайте, что значит купил. Вы зайдите туда, посмотрите, там не только “Черный квадрат”, там есть восемь Малевичей: автопортрет, портрет супруги... Там и примитивист Руссо, и Кандинский.
— Вы действительно хотите воссоздать некогда существовавший в нынешних стенах Академии художеств на Пречистенке Музей современного западноевропейского искусства?
— Да, западноевропейский музей был здесь, где мы сидим. Все интереснейшие художники отсюда были переданы в Эрмитаж и Пушкинский музей. Я думаю, все художники ждут, что эти произведения обратно вернутся, в собственность Московского западноевропейского музея современного искусства. Музей начнет жить снова.
— Вы часто упоминаете в интервью некую галерею современников — что она собой представляет, где ее можно увидеть?
— Пречистенка, 19, как войдете, на первом этаже. Здесь скульптурные портреты близких мне по духу людей, творцов. Некоторые из них уже ушли из жизни и оставили шедевры. Начиная с Ахматовой, Цветаевой, Маяковского и Окуджавы и до сегодняшнего дня: Спиваков, Башмет, Вознесенский Евтушенко, Дементьев...
— Есть скульптура “В здоровом теле — здоровый дух” — образ молодой, сильной России входящей в XXI век?
— Что у меня рождается в мастерской, какие идеи, я ни у кого не спрашиваю. Когда Пушкин писал стихи, он что, согласовывал с царем?
— И откуда в вас столько творческих сил?
— Кто в детстве цветные карандаши не держал в руках, для них и картинки на заборе — искусство. Вот сейчас я провожу мастер-классы. Почему не интересуются корреспонденты? Почему никто не хочет прийти и посмотреть, как проходят мастер-классы? С 12 часов до четырех здесь, в галерее, одни дети. Потом приходят взрослые — до восьми часов. Каждое седьмое число месяца.
— Как это выглядит? Они вместе с вами рисуют или наблюдают?
— И смотрят, и рисуют. И очень благодарят.
— Сколько человек обычно?
— Вчера было 23.
— Говорят, что они приходят к вам на мастер-класс, потому что вы бесплатно даете холсты и краски.
— Нет, не поэтому. У них есть потребность, чтобы рисовать, и мой дух на них хорошо действует, моя пластика для них органична — поэтому они приходят.
— Вы подарили МГУ скульптуру Шувалова, сколько стоит такой подарок?
— Очень много. Не скажу. Это первый президент Российской Академии художеств. Он огромную роль сыграл для университета. И я передал в дар студентам и педагогам этот памятник. А гонорар пусть за меня получат студенты, у которых маленькая стипендия.
Европа
— Проект с установкой Колосса Родосского планировался еще к Олимпиаде, он закрыт или нет?
— Я сделал проект. Я прошел этнографию и археологию. Очень люблю в археологических и этнографических архивах искать те вещи, которые важны для воссоздания истории. Греки были в восторге. Но там, где много солнца, там люди медленнее живут. Поэтому, когда они наконец проснутся, я могу продолжить. А пока эта модель в бронзе стоит в музее на Пречистенке, в галерее искусства.
— Когда туристы смогут увидеть вашу статую Афродиты на Кипре? Где она будет установлена?
— Пока этот вопрос открыт. Когда я был на Кипре, то у меня эта идея родилась. Я начал работать, но потом отвлекся, переключился на трагедию в Америке.
— То есть вы Афродиту еще до конца не реализовали? А где бы вы хотели, чтобы она была установлена?
— Ну, это известное на Кипре место, недалеко от Пафоса. Там вода и скалы.
— Гигантская Афродита будет сидеть на скалах?
— Нет, не на скалах, и она не гигантская — 4 метра.
— Ваш памятник Гоголю стоит в Риме?
— В Италии мой не только Гоголь, еще святого Николая я там поставил. Сейчас вот недавно утвердили мой памятник Архимеду на Сицилии, в Сиракузах. Это очень интересный для меня образ.
— Англичане вам хотя бы спасибо сказали за создание образа принцессы Дианы?
— Англичане спасибо сказали. Сейчас скульптура принцессы Дианы стоит в галерее искусств на Пречистенке. Кто любит искусство и смотрит на Диану, благодарят. А французы благодарят за Бальзака в городе Агде, потому что к памятнику приходят педагоги, студенты. Вокруг любого монумента сразу возникает культурная жизнь. Памятники — это история. Я в Уругвае создал площадь Толстого и площадь Гагарина, и теперь там знают Толстого и Гагарина...
Кавказ
— Вы сказали, что известны те, кто взорвал ваш памятник “Дружба народов” в Тбилиси.
— Уже поздно об этом говорить.
— Вы сказали, что Бог их наказал?
— Они ушли из жизни. Не хочу на эту тему говорить.
— Я что-то не слышала, чтобы вы были фанатом футбола, но тем не менее вы делаете памятник Славе Метревели в Сочи.
— Почему, я в футбол играл и знал самого Славу хорошо. И грузинских, и русских игроков знал. Стрельцова знал. Сборная СССР часто тренировалась в Леселидзе, в Тбилиси. Я портрет Яшина сделал, когда он, бедный, потерял ногу. Это жизнь. Я сейчас завидую Юрию Михайловичу, он каждое воскресенье и субботу играет в футбол. Я уже выпал из формы.
— Когда новый президент Грузии Саакашвили приезжал в Москву, вы принимали его дома?
— Нет, дома нет. Но в музее на Пречистенке была встреча русской и грузинской интеллигенции. Была очень красивая, достойная встреча. Знаете, я не забуду, как он был в восторге и смотрел: неужели это Белла Ахмадулина идет, неужели это Андрей Вознесенский, неужели?.. Через искусство мы любим и будем любить друг друга. Через искусство построен Санкт-Петербург, и Кремль, и отношения России и Грузии.
— Но вот недавно было сообщение: “В Тбилиси кто-то разрушил мозаику Церетели”. Кто-то строил дом, кому-то где-то там она помешала. Как посмели, Зураб Константинович?
— Про мозаику я не знаю.
— Вы создали Музей современного искусства в Москве, теперь делаете то же в Питере?
— Есть такое решение президиума Российской академии художеств. У нас есть идея, чтобы открыть современные музеи и в Санкт-Петербурге, в Париже, в Нью-Йорке, в Тбилиси. Почему в Тбилиси? Вся эмиграция после революции, когда все границы были закрыты, шла через Грузию и через порт Батуми, где стояли пароходы. Шагал из Тбилиси уехал. Всем эта идея нравится. Мне очень хочется сейчас, чтобы по России прошли те шедевры, которые в наших фондах существуют.
Место под солнцем
— Насколько жестока сейчас конкуренция между художниками в монументальном искусстве?
— К сожалению, монументальное искусство теряет ту активность, которая была раньше. Синтеза архитектуры и монументального искусства почти не происходит. Художники потеряли базы. Много у нас проблем.
— Сколько вам лет, Зураб Константинович?
— Лет? Что, я плохо выгляжу? Дайте зеркало, я посмотрю.
— Да я не об этом. Вы такой модный, в красивом пиджаке. А кстати, как вы одеваетесь? Вам кто-то советует? Любимая женщина или стилист?
— Знаете, я сам активный человек, я сам советую другим. Я когда-то открыл первый союз дизайнеров и в России, и в Прибалтике, и в Средней Азии, и в Грузии. Дизайнерская школа мне известна. Поэтому я не нуждаюсь в советах.
— Да, а как я, на ваш вкус, одета?
— Вы — очень авангардно. Но я вас нарисовал бы радостно и без одежды.
— Об этом мечтает, наверное, каждая женщина.
P.S. На днях Зураб Константинович (как президент Российской академии художеств) собственноручно вручал памятные знаки и красные атласные мантии вновь избранным “почетным академикам” РАХ, среди которых — Андрей Вознесенский и Андрей Дементьев, Белла Ахмадулина и Сергей Соловьев, Андрей Битов и Владимир Войнович, Василий Аксенов и Марлен Хуциев... Такова традиция еще Императорской академии, и по сей день это едва ли не единственное звание (без какого-либо материального поощрения), сохраняющее престиж в цеховых кругах, не девальвированное пафосом, звонкой монетой и разнарядкой по “лауреатам в год”.
