Таких декораций столица еще не видела. Художник Семен Пастух разместил на новой сцене Большого театра огромный, сверкающий сталью, с вращающимися поршнями и колесами завод. В середине горячо светится красный болт. Над сценой нависает необъятных размеров лампочка Ильича. А главными персонажами становятся роботы высотой с трехэтажный дом и с глазами, из которых бьет электрический свет. Заводское царство болта на музыку Дмитрия Шостаковича, премьера которого прошла в Большом театре, завораживает скрытой энергией и фантастической изобретательностью. Кстати, все эти декорации изготовлены в мастерских Большого.
Из досье “МК”. Впервые балет “Болт” в Ленинградском театре оперы и балета 8 апреля 1931 г. поставил балетмейстер Федор Лопухов, и продержался спектакль на сцене всего около двух месяцев. Виной тому убогое, драматургически рыхлое либретто, рассказывающее о жизни заводских рабочих. После 1931-го “Болт” никогда уже больше не ставился. Однако последние лет тридцать этот балет обещал возродить к жизни Юрий Григорович, с огромным успехом поставивший балет того же Шостаковича “Золотой век”. Но так и не осуществил свою постановку. Нынешнюю версию “Болта” создал худрук балета Большого Алексей Ратманский.
Помимо декораций Семена Пастуха поражает и то, с каким тактом отнеслись к музыке Шостаковича оркестр Большого и дирижер-постановщик Павел Сорокин. Музыка буквально слетает с дирижерской палочки. Никаких нажимов, переборов, утрирования в сатирических эпизодах. Шостакович в трактовке Сорокина, а на сегодняшний день Павел Сорокин — один из самых ярких дирижеров Большого, звучит элегантно, изысканно и современно.
Восхищают и костюмы Галины Соловьевой. Второй акт — это настоящее карнавальное буйство. Здесь и пожарные в красной блестящей униформе, и водолазы в длинных ластах, вышагивающие по сцене с гордым видом. А в дивертисменте “Морская конференция” появляются человеки-пароходы, люди-корабли. Нижняя часть — это человек, а туловище — бело-синий корабль с наворотами. Понимаешь, что и сценограф, и художник по костюмам решили особо не озадачиваться слабым либретто, а идти своим путем, создавая красивую балетную сказку, в основе которой хотя и заводская тема, но так ими переосмыслена и приукрашена, что о заводской прозе и не вспоминаешь. Какая проза! Когда вдруг все железо окутывают клубы дыма, заливает голубой свет, и загораются огоньки. Не завод, а огромный небосвод с пульсирующими звездами. И если их зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Или когда раскаленный докрасна болт пронзают электрические разряды. Но балетный спектакль требует еще и танцев. И вот тут начинается самое сложное. Алексей Ратманский решает немного постебаться над ушедшим временем, предлагая ряд пластико-движенческих эпизодов, где предстают как положительные, так и отрицательные персонажи. Есть директор завода (Владимир Моисеев), призывающий заводчан крепить дисциплину труда, есть и комсорг Настя (Анастасия Яценко) — вся в белом и весьма активная по части трудовой доблести. Есть пьяница и разгильдяй Денис (Денис Савин) и, конечно, положительный герой Ян (Ян Годовский). Не обошлось в балете и без любовного треугольника. Настя сначала любит непутевого Дениса, а потом дарит свое девичье сердце передовику производства Яну. Кстати, Ян Годовский, как и Морихиро Ивата в роли Ивашки, создают наиболее выразительные и запоминающиеся образы.
А что же танцы? Их на весь спектакль придумано хореографом минут на двадцать. Зато много движения, пластико-пантомимных сцен, а еще есть кое-что от мюзик-холла советского разлива. И совсем чуть-чуть от физкультурных парадов. Есть и разговорная речь, когда персонажи громко выкрикивают лозунги типа: “Работа за социалистическое соревнование!”.
Балет начинается с производственной гимнастики. Когда как горох на сцену высыпают балетные артисты в белых майках и черных сатиновых трусах. Они приседают, широко расставляют ноги, разбрасывают руки в разные стороны. Потом совершенно неожиданно заводская площадка превращается в нэпманский кабак, где отрицательные персонажи предаются разгульной жизни, не заморачиваясь никаким социалистическим соревнованием и ударными темпами. Подобный кабак мы уже видели у Юрия Григоровича в “Золотом веке”, поставленном хореографом эффектно, лаконично, а что самое главное, танцевально. В “Болте” почти все то же, но вместо танцев девицы легкого поведения демонстрируют ужимки, виляют бедрами, принимают эротические позы, но вот с танцами у них никак не получается. Лишь во втором действии появится несколько танцевальных эпизодов. Но, лишенные оригинальности, они смотрятся как стандартные балетные экзерсисы. В финале Ратманский обращается к пластике физкультурных парадов, невероятно популярных в советские времена. Но, из того роскошного набора движений, поз, комбинаций, которыми были нашпигованы эти парады, хореограф берет только два па — спортивный шаг и выброс ноги к голове.
Если так пойдет и дальше — а ведь до премьеры “Болта” Большой выпускал не танцевальные, а пластико-движенческие спектакли (“Сон в летнюю ночь”, “Леа”, “Палата №6”, “Ромео и Джульетта”), — есть опасность, что балетные артисты вообще разучатся танцевать.
