Четвертым после Дудаева, Яндарбиева и Кадырова убит третий президент Чеченской Республики Аслан Масхадов.
Безусловно, это добрая весть. Начальник всей чеченской милиции, по случайному совпадению носящий фамилию нынешнего, пятого президента, так и сказал: убийство Масхадова — наилучший подарок всем чеченским женщинам на 8 Марта.
Правда, потом эту его фразу из телерепортажей стали вырезать.
Труп в подарок к 8 Марта — это все-таки немножко чересчур. Даже для чеченской женщины.
Кроме того, далеко не у всех жителей Чечни известие о гибели Масхадова вызвало одобрение. Что ни говори, но его выбирали президентом законно и честно, без фальсификаций, черных технологий и грязного пиара. Он получил больше пятидесяти процентов голосов и стал президентом, потому что население Чечни действительно этого хотело.
* * *
Масхадова избрали в январе 97-го. Чеченцы искренне верили, что завоевали себе свободу, и шли голосовать, как киевляне в минувшем декабре — охотно и сознательно.
Реальных кандидатов было двое: Басаев и Масхадов.
Масхадов считался кандидатом чеченцев старой, советской закваски, страдавших раздвоением сознания. С одной стороны, они были в ужасе от российских войск, обращавшихся с чеченцами как со скотом. Бомбежки, зачистки, мародерство убедительно доказывали, что от русских надо держаться подальше. Но, с другой стороны, им и от России не хотелось отрываться, потому что там — всё. Работа, бизнес, деньги, возможности, друзья и знакомые. Закрыть дверь в Россию — перекрыть кислород. И что тогда? Овец пасти?
Сторонникам Масхадова хотелось уйти и остаться одновременно. Сторонники Басаева мыслили более четко: порвать с Россией раз и навсегда, пока есть возможность. А там видно будет, как дальше жить. Авось не пропадем...
Басаев получил меньше трети голосов. Масхадов — больше половины.
Выборы показали, что чеченцы в массе своей остаются обывателями, живущими сегодняшним днем. Обычные люди, которым благополучие и покой своей семьи дороже радикальных потрясений во имя государственной независимости.
Басаев был потрясен. Он совершенно иначе представлял расклад сил, иначе оценивал свой вес, иначе думал о чеченцах.
В те времена журналисты еще могли свободно работать в Чечне, и в тот момент, когда стали известны итоги, я находилась в штабе Басаева. Ожидали обещанную пресс-конференцию, но Басаев отказался выйти. По всем правилам он обязан был произнести положенные слова “я уважаю выбор своего народа” и что там еще положено в таких случаях. Но не смог.
Прошло несколько недель, и Басаев сменил имидж крутого боевика на имидж солидного джентльмена. На инаугурации Масхадова журналисты увидели его в великолепном пальто от Версаче. В этом же пальто он занял пост вице-премьера в правительстве Масхадова. Но в любом наряде и на любом посту он всегда делал одно и то же: всеми силами доказывал, что Масхадов — несостоятельный президент.
Масхадов ничего не доказывал, и никакой политической линии у него не было. Он был советским, “красным” полковником, умеющим хорошо исполнять приказы, но он не был “черным” полковником, путчистом и диктатором.
Масхадов безуспешно отбивался от наваливавшихся на него проблем — в этом состояло все его “управление”. Он отвечал представлениям чеченцев о президенте, но управлять ими не мог — такой вот парадокс.
У Кремля тоже не было политической линии. Масхадова принимали, обещали деньги, но ничего не давали. В Чечне расцветал революционный беспредел. Кремль в ответ закрывал глаза и прятал голову в песок.
Линия была лишь у Басаева — не только политическая, но и, так сказать, личная. Вообще все “чеченские” войны возникали на почве, в которой было много личного. Вожаки и кланы выясняли между собой отношения и втягивали в разборки центральную власть, а та заглатывала крючок. Так же поступил и Басаев. Наплевав на несогласие Масхадова, в 99-м году он вошел в Дагестан, рассчитывая освежить лавры героя-полководца. С его подачи началась “вторая победоносная война”. Она велась с такой невероятной тупостью и жестокостью, что первая война стала казаться чеченским обывателям отеческой поркой.
Но всю безысходность своего положения они осознали, когда в Чечне появился новый правящий клан, назначенный Кремлем. Беспредел приобрел заоблачный размах. И то сказать: если на Восьмое марта правящая элита дарит дамам трупы, то можно представить, что она творит по будням! Тут даже самые махровые обыватели поняли: покой и благополучие в такой нездоровой обстановке у них вряд ли сложится
…Гибель Масхадова закрыла эпоху иллюзий в российско-чеченских отношениях, когда казалось, что можно договориться по-хорошему. Собственно, эта эпоха завершилась раньше. Но смерть Масхадова поставила последнюю точку.
Расклад сил в чеченском обществе, существовавший на момент выборов 97-го года, коренным образом изменился. Тогда больше половины чеченцев проголосовали за то, чтоб в том или ином виде сохранить близость с Россией. Сейчас за это проголосуют только те, кто входит в правящий клан.
Один из лидеров антидудаевской оппозиции, яростно боровшийся с сепаратизмом, недавно рассказывал мне, что его сыновья теперь играют уже не в его отряды, а в “басаевцев” и “русских”. И никто не хочет быть “русским”: “А я им ничего не говорю. Что я могу сказать?”
* * *
Гибель Масхадова закрыла одну эпоху и открыла другую.
Иллюзии остались лишь на российской стороне. На чеченской стороне иллюзий нет. Нынешние вожаки сопротивления признают только силовой путь. Их цель — кровавыми терактами, атаками и диверсиями дестабилизировать Северный Кавказ, вынудить Россию уйти из Чечни, а потом и вовсе развалить всю империю. Для этого во всех мусульманских субъектах Федерации сформированы подпольные организации, нацеленные на подрыв основ государственного строя вооруженным путем. Президент Путин не любит, когда их называют “джамаатами”, но таково их название. Уже сейчас в них входят тысячи людей в Ингушетии, Карачаево-Черкесии, Дагестане и Кабардино-Балкарии.
Это обширное террористическое подполье существует главным образом на личные деньги и пожертвования, а также на средства, которые поступают в Чечню из федерального бюджета. Чиновники отдают часть денег боевикам в качестве платы за свою безопасность.
Такова динамика исторического процесса, который никак не зависит от подвига спецназа ФСБ, уничтожившего Масхадова в глубоком бункере.
Если пружина сжата, она рано или поздно развернется. Ее нельзя остановить ликвидацией “бандитских вожаков”. К сожалению.
К сожалению, российские правители никогда этого не понимали. И не понимают. А может, понимают, но закрывают глаза и прячут голову в песок. Тешатся иллюзиями, потому что не знают, как быть.
* * *
После выборов 97-го года у Масхадова и Басаева были, мягко говоря, сложные отношения. Но когда началась вторая война, пришлось отставить ссоры и объединиться — по крайней мере, для виду. Басаев играл роль зверя-террориста, а Масхадов — вменяемого вождя повстанцев, действующих в соответствии с международным правом. Хотя на деле они были, конечно, заодно.
Басаев был и остается творцом событий. Он достиг того, к чему стремился, стал тем, кем хотел стать, и теперь этим упивается.
А Масхадов не был творцом событий. Он был их жертвой. Тащил свою ношу, потому что не мог бросить. Восьмое марта освободило его от обязательств. Наверное, в каком-то смысле это был не самый худший день “красного” полковника, которому так и не удалось стать “черным”.
