Прекрасный актер, писатель, сценарист Евгений Весник на днях был госпитализирован в 3-й военный госпиталь. Волновать и утомлять разговорами его нельзя. Но на несколько вопросов артист не мог не ответить. Ведь “МК” удалось разыскать первую любовь артиста!
— Евгений Яковлевич, что значит для вас Зоя Макарова?
— Зоя — это моя юношеская любовь. Она меня даже подкармливала, возила картошку из Парфентьева в Москву.
— Почему вы не предложили ей выйти за вас замуж?
— Я намекал. Но не сложилось. Телефона у нее не было, Коломна в ста километрах от Москвы, все как-то... Не знаю, почему не получилось.
— Можно мне рассказать историю вашей любви?
— Тогда обязательно напиши, что мне очень нравились ее родители — на редкость цельные люди. Позвони Зое и поздравь ее с прошедшими днем рождения и Восьмым марта. И еще напиши, что я ее очень люблю.
—Это случилось года два назад. Пришла телеграмма: “Зоя, приезжай, может быть, мы больше никогда не увидимся”. Я в чем была, в том и побежала на электричку. Приехала к Жениному дому, а там домофон. Как попаду? Смотрю, мужчина стоит, я к нему: “Сынок, ну-ка помоги мне добраться до квартиры Весника”. Он мне помог. Подошла к двери, а позвонить не могу. Двадцать минут простояла, прежде чем нажала кнопку...
Открыла его жена. У них были гости, но Женя быстро с ними попрощался. “Ну, наконец-то выбралась!” — сказал он и повел меня ужинать. Мы долго говорили. Я рассказала все — про подводника, про сессию, про свое замужество. Женя посмотрел на меня и сказал: “Какая же ты была глупая. Ты мне жизнь испортила”.
Они оставляли меня ночевать, потому что было уже поздно. Но я поехала к своей ученице, она недалеко от центра живет. “Какая ты упрямая!” — сказал Женя. “Какая была, такой и осталась”, — ответила я, но обещала завтра позвонить. А утром уже звонил он. Хотел покатать меня по Москве, но я поехала домой. Женю мне приглашать к себе неудобно. Надо хотя бы ремонт сделать...
История юношеской любви Евгения Весника к Зое Макаровой, которую он пронес через всю свою жизнь, стала известна мне совершенно случайно. Все началось с нежелания артиста давать интервью.
— Ладно, приезжайте, я на вас посмотрю, а там, быть может... — ответил Евгений Яковлевич на телефонный звонок.
— Вхолостую “пилить” за сто километров из Коломны в Москву — удовольствие сомнительное, — заметила я.
— Откуда? — спросил Весник после продолжительной паузы.
— Есть такой город в Московской области...
— Да знаю я! Почему сразу не сказала?! Когда приедешь? Завтра сможешь?
То, как подействовало на артиста название подмосковного города, было настолько неожиданно, что я просто опешила. Оказалось, однако, что настоящее потрясение — впереди.
Евгений Яковлевич встретил меня вопросами об улице Дмитрия Донского в Коломне и деревне Парфентьево в Коломенском районе. Я отвечала, дивясь его интересу. Наконец артист вложил мне в руки свою книгу “Дарю, что помню”, размашисто исписав титул фразой “Зоечке от старого хрыча Женечки”.
— Отвезешь? Пиши адрес.
— Евгений Яковлевич, а кто она, эта Зоя?
— Одна чудесная девушка. Правда, ей сейчас под восемьдесят.
Здесь и начинается история девушки, а теперь уже бабушки, Зои, сельской учительницы. Ее дом на улице Дмитрия Донского стоит на семи ветрах на берегу Оки.
Поднимаюсь на нужный этаж, звоню, дверь открывает аккуратная старушка с голубыми глазами.
— Ты от Жени? Спасибо, — она забирает подарок.
Маленький мальчик нарезает круги на трехколесном велосипеде, в доме полно людей, и Зоя Михайловна, как заговорщица, цепко подхватывает меня под локоть и тащит на кухню:
— Ну как он там?
Я покорно докладываю, “как он”...
Историю этой страстной и бесконечно нежной любви я хранила долго и очень послушно, ее участники ни в какую не соглашались на публичную откровенность. И только на днях я уговорила Зою Михайловну поведать о ней нашим читателям.
* * *
Все началось в грозном 1942 году, когда в деревне Парфентьево Коломенского района расквартировали военных. Симпатичный молодой человек, будущий знаменитый артист Женя Весник попал со своим подразделением в дом Макаровых. Стояло жаркое лето, поэтому расквартированные обитали на обширной летней террасе. Оттуда 19-летний Весник, видимо, и узрел хозяйскую дочку, младшую из сестер Макаровых. Девушка и впрямь была хороша собой: хрупкая, темноволосая, голубоглазая (что с брюнетками, в общем-то, случается редко) до невозможности! Зое тогда только исполнилось 17 лет, и жизнь, даже несмотря на войну, ей казалась прекрасной и удивительной. Весник ее веселил: ничего не говорил, не ухаживал — просто ходил по пятам как привязанный. Зоя с подружкой на танцульки, и молчаливый ее кавалер через забор следом. Они домой, и он уже тут!
Вскоре Женю вместе с остальными солдатами отправили на фронт. Он улыбнулся и ушел, так и не объяснившись.
— А потом мне начали приходить фронтовые треугольные письма, — рассказывает Зоя Михайловна. — Мама надо мной подтрунивала: “Смотри, твой артист все-таки решился тебе написать! Будешь отвечать?” Я говорила, что не знаю, потому что никогда ребятам письма не писала и не умею этого делать... Но мама настояла, чтобы я ответила: “Там, дочка, фронт, ему будет приятно”. И я начала писать.
Когда война кончилась, Женя с другом приехал к нам в Парфентьево. Мы ходили за ягодами, рыбу ловили... Прожил он у нас тогда три дня и уехал в Москву. А я поехала в деревню, в которую меня распределили на учительскую вакансию. Однажды перед Новым, 1946 годом тетя Шура, хозяйка дома, в котором я жила, неожиданно говорит: “Зоя, а тебя сегодня сватать придут”. Я отшутилась: “Смотря какой жених”. Вдруг приносят телеграмму в одну строчку: “Зоя приезжай Москву встречать Новый год тчк Женя”.
Тетя Шура, когда я сказала, что еду в столицу, на меня заругалась. “Куда, — говорит, — поедешь, кому ты там нужна?” Мама, наоборот, не противилась, только заметила, что надеть мне нечего. Годы послевоенные, ни у кого ничего не было. Но я работала учительницей, поэтому выглядеть должна была представительно, и два платья у меня имелись (шила у портнихи в Парфентьеве). Одно коричневое — для работы, второе сиреневое — выходное. Вот в сиреневом я и поехала.
Женя меня встретил на Казанском вокзале. Когда мы приехали к нему домой, а живет он в той самой знаменитой сталинской высотке (на Кудринской. — Е.М.), я остолбенела. За новогодним столом собрались его мама, жена Феликса Дзержинского и Женины однокурсники. Праздник прошел замечательно!
Я же в тот год поступила на третий курс института, хотела закончить физико-математический факультет в Москве, и две недели жила у Жени. У него были контрамарки на все известные спектакли, и он меня без конца водил по театрам. Мы здорово проводили время. Однажды Женина мама даже вызвала нас на серьезный разговор. “Это все хорошо, но вам обоим надо закончить учебу”, — заметила она. “Даже не вопрос, — ответила я. — Обязательно доучимся”.
Две недели пролетели как один день, и мне надо было возвращаться на работу — тогда с трудовой дисциплиной очень строго было. Женя уговаривал меня остаться, обещал достать бюллетень. Я протестовала, но бюллетень он все равно раздобыл, даже говорить неудобно какой — от гинеколога. А я с этими врачами никогда и не сталкивалась. “Ну, уж какой достал, — улыбался Женя. — А с врачами еще столкнешься”.
Когда Зоя вернулась в Парфентьево, мама устроила ей жуткую выволочку. И сколько дочь ни клялась, что никаких “таких” отношений между ней и Весником не было, мама была непреклонна: “Ноги твоей в Москве больше не будет. Ты не знаешь, какая у артистов жизнь! Он будет везде ездить, а ты смотреть в окно и плакать”.
— “Отношения”... А он обнять меня даже боялся, держал как хрустальную! — смеется Зоя Михайловна.
Зоина жизнь вернулась в свои привычные рамки. Она каждый день ходила на работу в школу, преподавала детям математику. А московские каникулы превратились в постоянное и любимое воспоминание. Втайне от всех она считала дни до сессии. Тут, как на грех, собрались жениться ее братья Дмитрий и Лев, свадьбы решили играть в один день и дома. На радостях, что есть повод пригласить Женю в гости, Зоя отбила ему телеграмму: “Приезжай на свадьбу”. В ответ пришло холодное “Поздравляю”. Когда до девушки дошел неудачный смысл их телеграфного общения, она сразу же хотела лететь в Москву, но поездку пришлось ненадолго отложить.
* * *
— Потом произошло все так глупо, что даже и говорить не хочется. В деревню, в которой я работала, из армии пришел парень. Звали его Дмитрий.
Бывший подводник решил, что голубоглазая Зоя должна достаться ему, а не какому-то там столичному артисту. Он придумал целый заговор, чтобы затащить ее на деревенскую свадьбу. Там молодой человек прилюдно сделал совершенно растерявшейся Зое предложение. Она возмутилась: невесту еще никто не спрашивал, собирается ли она вообще замуж.
“Я в Москву уезжаю, — сказала девушка гордо. — У меня сессия”.
— Дима сразу предложил мне пожить в столице у его родственников. Тут понимаешь, какое дело: с Женей мы никогда даже не говорили на такие темы, как свадьба или еще что-то, и я решила, что во время сессии мы во всем и разберемся, расставим точки над “Ѕ”. Адрес у меня был, ключи от его квартиры тоже, и я поехала. Но у него я застала только домработницу тетю Дашу, Женя оказался на гастролях.
Зоя приезжала в высотку еще несколько раз, но Весника так и не застала. А в Парфентьеве свою красавицу терпеливо ждал Дима. Когда она вернулась, на нее накинулись и свои, и чужие. Знакомые говорили, дескать, зря она хорошего парня мучает. Мама была менее категорична: “Решай сама. Но Женя ведь тебе ничего не обещал”.
— Я вышла замуж. С Димой мы прожили всю жизнь. Он был хорошим человеком, крупным специалистом. Умер почти двадцать лет назад от рака легких. Знаешь, Дима с Женей характерами похожи: оба мягкие, спокойные очень.
С момента ее замужества их жизни потекли как классические параллели — не пересекаясь. Евгений Весник стал известным, получил звание народного артиста СССР. Его послужной список в кино перевалил за 60 ролей, одна за другой выходили его книги, он поработал в трех театрах — Станиславского, Сатиры и Малом. Зоя может гордиться тремя внуками и четырьмя правнуками. На днях большая семья собралась отмечать юбилей — ей исполнилось 80. У нее была обычная жизнь, с работой, детскими ангинами, ремонтами и переездами. В ходе какого-то из переездов потерялись и фронтовые письма Жени Весника. Но она ничего не забыла.
— Однажды, по-моему, в 1994-м, в городе появились афиши — Весник приезжает в Коломну с концертом. Я решила пойти и позвала с собой подругу Майю. Но перед самым концертом у меня заболел сын, и я осталась дома. На следующий день соседка — она была на концерте — рассказала, что артист Весник вспоминал со сцены военные годы, Парфентьево и сказал: “Если кто-нибудь знает Зою Макарову, передайте ей, что она — девушка-слезинка”. Потом каким-то образом Женя узнал мой адрес и начал писать письма, присылать свои книги.
Я тоже ему однажды позвонила, но ответил женский голос, мне стало неловко, и я промолчала. Потом попросила позвонить знакомого, он позвал Женю. Мы поговорили. Он просил о встрече, но опять не сложилось. Так что встретились мы лишь два года назад.
— Зоя Михайловна, вы не жалеете, что так все сложилось?
— Конечно, жалею. То ли по глупости, то ли по молодости, а решила так, как решила. Большую роль, конечно, и мама моя сыграла. Она как говорила: “Он тебе что-нибудь обещал? Нет? Вот видишь”. Еще, конечно, меня остановило, что мы из разных кругов люди. Я к нему как в другой мир приезжала.
Она вздыхает и поднимает на меня свои глаза цвета неба: “Пусть все будет как есть, пусть у него обо мне будет память”.
