Принц с глазами Деточкина

Мария Смоктуновская: “Он вдруг сказал: “Что-то мало сил”

Иннокентий Смоктуновский. Странный артист. Странная судьба, которую можно назвать счастливой — если знать, что во время войны, которую он прошел от звонка до звонка, он ни разу не был ранен. И несчастливой — если вспомнить, что его не приняли ни в один из семи московских театров, куда он показывался в начале карьеры. Зато потом эти театры, а также театры Грозного, Махачкалы, Норильска, Красноярска с гордостью заявляли: у нас работал сам Смоктуновский. Жизнь его ломала, он сопротивлялся с совершенно растерянным выражением лица. Как у его героя — Юрия Деточкина.

Этому великому артисту на днях исполнилось бы 80 лет.


И все-таки он был счастливчиком. Родился в простой деревенской семье в Томской области, а в театре и кино всю жизнь играл князей, царей, королей и принцев. И никто ни на минуту не усомнился, что в его жилах не течет голубая кровь.

Он мог погибнуть, когда во время войны нес важные документы командованию, но пуля попала в напарника. Потом был плен, и он бежал. Когда колонна переходила через мост, Смоктуновский конвоиру показал жестом, что хочет пить. Тот разрешил пленному спуститься к воде, а колонна продолжала идти. То ли про него забыли, то ли конвоир сделал вид, что забыл, но Смоктуновский затаился за опорой моста. К воде спустился другой конвоир, но, не обнаружив его, побежал наверх. Когда колонна скрылась, Смоктуновский вылез из укрытия и, совершенно обессиленный, побрел куда глаза глядят. На свое счастье, он вышел к небольшой деревушке, постучался в окошко первого попавшегося дома. И там — тоже на его счастье — оказались приличные люди. Они подхватили полуживого человека, втащили в дом и довольно долго выхаживали. Рисковали жизнью, укрывая в доме военнопленного.

Еще был партизанский отряд, который влился в действующую армию, и страшный бой. Из 130 человек в живых осталось лишь четверо. Среди них — сержант Смоктуновский.

Мой папа — царь

Маша Смоктуновская закончила хореографическое училище. Работает в музее Художественного театра. Похожа на отца той необычностью, которую в нем никто не мог объяснить.

— Когда ты впервые увидела отца на сцене?

— Мне было лет семь или восемь. Я пришла в Малый театр, папа играл царя Федора Иоанновича. Смотрела на сцену и думала: “Мой папа — царь”.

— А ты — царская дочка?

— Я — папина дочка. Он очень нас с братом любил. Помню, мы жили на даче под Ленинградом, пошли купаться, и я вдруг выскользнула из резинового круга и ушла под воду. Папа подхватил меня, и его сильные руки вытащили меня. Он отлично плавал.

Помню, что на спектакле я сочувствовала тому человеку, которого играл папа. А позже он брал меня на съемки, и я видела, как его долго-долго гримировали под Чайковского. Еще я была с ним в Болгарии — на съемках “Барьера” и “В четверг и больше никогда”.

Эта великолепная картина оказалась недолгожителем на советских экранах. Ее сняли из-за скандала с литературным альманахом “Метрополь”, где был напечатан “Заповедник” Сергея Довлатова, по которому и был сделан фильм “В четверг и больше никогда”.

— Маша, каким был Иннокентий Михайлович за кадром, то есть в жизни?

— Он веселый был, светлый человек. Обожал природу, любил копаться в огороде, цветы вместе с мамой сажал. Еще у нас жил песик Жан, американский коккер-спаниель. Папа гулял с ним, дрессировал его, учил лаять: “Ма-ма”. И еще научил его переходить улицу по команде “можно”.

— Интересно, он похож на своего Юрия Деточкина?

— Я бы не сказала. Может, был похож добротой и наивностью в какие-то моменты, но машину угнать он точно не мог. Он хорошо знал жизнь.

— Кстати, о машинах: водить он умел?

— Папа очень хорошо водил машину. Очень любил “Волги”. У него всегда были “Волги”, и всегда светлого цвета.

Маша снялась в нескольких картинах вместе со своим отцом.

Кеша, отойди, не мешай

Иннокентий Михайлович очень любил рассказывать смешные истории про себя великого. В них он выглядел всегда жертвой. Другой бы звездный артист на его месте вряд ли стал подрывать свой авторитет подобными “сказками”, а он за кулисами время от времени выдавал очередную легенду.

Вот одна из них — из того времени, когда Смоктуновский работал в Ленинградском БДТ. Однажды подходит к нему рабочий сцены:

— Иннокентий Михайлович, вот у меня девушка есть. Она не верит, что я вместе с вами работаю и каждый день вас вижу.

— Ну так что? — спрашивает Смоктуновский.

— Можно я завтра встану у проходной, и вы, когда будете проходить мимо, просто скажете мне: “Привет, Коля”? И больше ничего.

— Конечно, конечно, — пообещал Смоктуновский. И вот он уже выходит из проходной, монтировщик Коля — при девушке, на исходной позиции. Смоктуновский ему радостно: “Коля, Колечка, здравствуй”. А тот ему в ответ недовольным голосом: “Кеша, ну чего ты пристал? Не видишь, что я с девушкой?”

После таких рассказов он смеялся своим неповторимым смехом, а окружающие, тоже просмеявшись, думали, наверное: ну и чудак этот Смоктуновский!

Наталья Тенякова, актриса МХТ:

— Я-то уверена, что он сам сочинял эти легенды. Иннокентий Михайлович был человек закрытый. Жизнь его была трудной — страшная, причудливая биография, поэтому он придумал себе несколько масок и менял их. Вроде смешливый, вроде такой чудаковатый, но закрытый. Для меня он остался человеком-тайной.

Смертельный номер для Теняковой

Какой он был партнер? Прекрасный. Удивительный. Легкий. Кто скажет так, тот явно слукавит. Потому что работать рядом с таким солистом все равно что играть рядом с Паганини на скрипке Страдивари. Соперничать невозможно, соответствовать — сложно.

Наталья Тенякова поступила на сцену прославленного БДТ в Ленинграде, когда Иннокентий Михайлович уже переехал в Москву. Но еще доигрывал “Идиота”, а молодую актрису срочно ввели на роль Аглаи вместо другой артистки.

— Ввод — это страшно, а такой ввод тем более. За одну ночь режиссер Роза Сирота прошла со мной роль. А утром из Москвы приехал Смоктуновский, и я поняла, что будет смертельный номер. Начался спектакль. Я как во сне, за кулисами мне дают нюхать нашатырь. Но я до сих пор помню его руку с красивыми пальцами, которая меня вела. Причем выглядело это так: Иннокентий Михайлович — князь Мышкин — стоял в профиль к залу. И той частью лица, которую видели зрители, он был Мышкин, а другой половиной руководил мной. Он ничего не говорил, но я считывала: быстро ушла, встала в свет, повернула голову и так далее. Это я сейчас понимаю: вместо того чтобы роль играть, он занимался мной. Он был гений.

— В самом деле гений?

— Сомнений нет. Поэтому с ним и страшно, и хорошо. Наблюдать, как он работал, было совершенно бесполезное занятие: он такой один. Рядом постоять — и то хорошо. А как партнер? Работать с ним — дополнительная нагрузка, он тебя как бы поддавливает. Либо приходится подпрыгивать, либо отскакивать в сторону. Не знаю, поняли ли вы меня?

Смоктуновского выкупили за 25 долларов

В США, куда одним из первых Иннокентий Михайлович выехал со спектаклем, народного артиста... арестовали. И не просто задержали, а надели наручники в аэропорту. Как это произошло и почему? Звоню в Бостон свидетелю тех событий продюсеру Натану Слезингеру.

— Они привезли спектакль “Из жизни дождевых червей”. Он пользовался успехом. И за день до отлета мы с Иннокентием Михайловичем сидели на моей кухне. Ему очень понравился мой духовой пистолет типа “макарова”. Он прямо загорелся как ребенок: такой же хочу. Я ему говорю: “Иннокентий Михайлович, я вам могу его подарить, пожалуйста. Только что вы с ним будете делать?” — “Я буду брать его с собой, когда пойду гулять с собачкой”, — говорит он. “Берите, но вам придется везти его только в багаже”. — “Что вы, Натан, у нас так потрошат чемоданы, украдут”. Я все-таки убедил его убрать пистолет в чемодан, посадил в машину, и он поехал в аэропорт.

И вдруг звонок Смоктуновского: он в полиции. Как я потом выяснил, в аэропорту Иннокентий Михайлович все-таки в последний момент переложил пистолет в ручную кладь. Естественно, тот засветился. Его спрашивают: “Ваше оружие? А разрешение у вас есть?” — “Ну что вы, это игрушка”, — отвечает он. Но в сумке просветились патроны, и артиста задержали. По американским законам на него тут же надели наручники и препроводили в полицию.

Из полиции его вызволил наш консул. Это обошлось ему в 25 долларов — минимальный выкуп, предусмотренный американскими законами.

Натан Слезингер:

— Вообще он был очень легкий человек в быту. Никакой замороченности гения — наоборот, простой, нетребовательный. Очень любил китайскую кухню. А его здесь просто обожали. Когда он прилетел в Бостон и вышел из самолета, среди встречающих было очень много эмигрантов, и они прямо на летном поле устроили ему овацию.

Самое интересное, что история с пистолетом имела свое продолжение в Москве. Слезингер, неутомимый продюсер и доброй души человек, решил восстановить справедливость и купил для Смоктуновского новый духовой пистолет. Подарок благополучно пересек границу (летел багажом), однако в “Шереметьево” Слезингера тормознули пограничники: пистолет был задекларирован.

— А разрешение у вас на оружие есть? — строго спросили его при осмотре багажа.

— А мне разрешение не нужно, — сказал Слезингер и объяснил, что везет пистолет в подарок Смоктуновскому.

— Так это вы нашего Смоктуновского арестовали в Америке? — возмутились те. — Значит, мы вас у нас арестуем.

Но таких прав у пограничников не было: никаких законов продюсер не нарушал. Смоктуновский страшно радовался подарку.

Парик и грим для короля

Главный гример МХТ Николай Максимов работал со Смоктуновским с самого первого дня, как тот из Малого перешел в Художественный. Первым спектаклем артиста стал “Иванов” Чехова.

— Вообще-то Иннокентий Михайлович был очень покладистый, хотя к этому времени сыграл царя (про роли в Питере я не говорю) и был суперзвездой. В общем, сел в кресло ко мне и сразу говорит: “Коля, давай на “ты”. — “Я не могу так: давайте я вам буду говорить “вы”, а вы мне “ты”. Долго препирались, но так и порешили. Для “Иванова” он начал отращивать бороду.

— Зачем вам борода? — спрашиваю его. — Она же у вас слетит после первой съемки.

Так и случилось: он где-то начал сниматься, бороду пришлось сбрить. Поэтому я сделал ему такую аккуратную бородку.

Как же он играл!.. Он сидел на венском стуле на фоне старого обветшалого дома. Ноги заплетены за ножки стула и плечом — так вперед. Неудобная посадка, но в этом движении было неудобство образа, в котором он существовал.

Вообще, надо сказать, Смоктуновский и грим — отдельная тема. Иногда гримировался сам, мастера всегда слушал и никогда не позволял себе неделикатностей. Однажды его срочно ввели в спектакль “Кремлевские куранты” о Ленине, потому что актер Борис Петкер, игравший часовщика-еврея, заболел. А в те времена все ленинские спектакли шли как спецпродукты в распределителе — их нельзя было отменять или переносить без согласования с властями. Поэтому Смоктуновский срочно заменял Петкера. Прибежал к гримеру в панике:

— Колечка, выручай! Я этого спектакля не видел, текст не знаю.

Они начали пробовать грим.

— И я вижу, как он, пока я клеил ему бороду, усы, стал бубнить текст и через полтора часа уже все знал и успокоился. После спектакля ворвался ко мне: “Колечка, это не я играл, это ты сыграл. Если бы не твой грим...” Хотя грим был не такой сложный: усы, бородка, бледность лица от голодного времени и страх от ожидания репрессий.

Гример Смоктуновского настолько сжился со своим артистом, что до сих пор наизусть помнит реплики из революционного спектакля.

Или вот еще один знаменитый спектакль мастера — “Кабала святош”. Максимов приготовил для Смоктуновского роскошный парик из волоса буйвола — сарлыка.

— Иннокентий Михайлович, парик не белый будет, а голубоватый.

— Почему?

— Этот будет с оттенком в духе времен Людовика, — говорю я. И тут же Смоктуновский начинает грассировать, подыгрывать мне: “Мы вас можем шпагой проколоть”. В общем, завелся.

И парик, и грим у Людовика XIV фантастические. Голубоватые локоны изящно уложены, рот смачный, как будто зацелует всех. И тут же вспоминается роль с другого “края света” — Иудушка Головлев. Смоктуновского по ходу действия старили постепенно, и в конце он выходил таким невыносимо страшным, неприятным, что узнать его было невозможно. Говорят, играл божественно.

— И как он не умер на сцене, играя, — я не знаю, — говорит старый гример.

Смоктуновского никто не помнит в театре капризным или прихотливым премьером. Но однажды пришел в театр страшно огорченный.

Ирина Корчевникова, директор музея МХТ им. Чехова:

— Оказывается, в тот день он вышел на спектакль и не нашел возле дома театральную машину. Подождал немного, но поняв, что она задерживается, с Тверской-Ямской отправился на троллейбусе во МХАТ. Уже приготовился к выходу, а когда двери открылись, какие-то парни сорвали с него пыжиковую шапку. “Как же так? — спрашивал он, придя в театр. — Они стояли на остановке, показывали мне шапку и смеялись. Я понял, что они меня узнали”. Он говорил, что, конечно же, не шапку было жалко, а то, что с ним так поступили.

Последний день князя

1994 год. Август. Санаторий под Москвой. Сюда Иннокентий Михайлович приехал долечиваться после инфаркта.

Маша Смоктуновская:

— Зимой папа снимался в фильме “Белый праздник”, и у него случился инфаркт. Он попал в реанимацию. Но когда ему стало лучше, он уже сидел за сценарием и, как было свойственно ему, переписывал текст своей роли. Весной стало легче, и он вернулся на съемку. Из санатория его забирала машина, а на площадке дежурил врач. Папа неплохо себя чувствовал и летом тоже отправился в санаторий подлечиться. Мы к нему приезжали. И когда приехали в последний раз, он сказал, что в следующий раз уедет с нами домой.

— Были ли у вас какие-то недобрые предчувствия?

— Нет, никаких. Мы тогда гуляли, папа был в хорошем настроении. Только вдруг как-то грустно сказал мне и маме : “Что-то мало сил”. Но мы не придали этому значения. А потом нам позвонили... Я каждый день его вспоминаю. И мама тоже...

— А он тебе снится?

— Сейчас редко. Мы с ним все время куда-то едем, где-то в пути...

В августе 94-го у артиста случился второй инфаркт. Прощание состоялось во МХАТе. Гримировал его в последний раз театральный мастер Анатолий Чирков.

— Иннокентий Михайлович хороший лежал, можно сказать, красивый. Я только грима немного положил. Таким он и отправился в свой последний путь.

Накануне 80-летия артиста в портретном фойе МХТ в Камергерском переулке развернута большая и замечательная фотовыставка его ролей. Одна из них — композитор Гендель в “Возможной встрече”, где он играл с Олегом Ефремовым. Каждый раз на финале Смоктуновский выходил с бокалом шампанского, а мог вынести и два. Для зрителя. Чем немало удивлял Ефремова и потрясал публику.


Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру