Ва-банк и больше никуда

Как украсть миллион? Очень просто — инструкция на экране. Достаточно посмотреть фильм с названием, идентичным вопросу — с Грегори Пеком и Одри Хепберн в главных ролях. А еще лучше пойти на “Ва-банк”. Именно эта картина нашего ближайшего восточного соседа с 80-х годов прочно держалась на советском, а позже российском экране.

В этом году легендарному ретро-детективу стукнуло 25, а интерес к афере польского розлива не ослабевает. Побывав в Варшаве у авторов и героев картины, журналист “МК” убедилась, что “Ва-банк”:

— открыл имя режиссера;

— перевернул судьбу артиста;

— не стал жертвой военного положения;

— пьяный Дунчик сделал финал.

Выпускника Лодзинской киношколы Юлиуша Махульского после выхода на экраны “Ва-банка” назвали гениальным ребенком. Хотя он был далеко не ребенок (на старте съемок ему было слегка за 20), но выступил как гений, вовремя сообразив, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

— Шел 1976—1977 год. Я учился тогда на втором курсе и понял, что сам должен написать сценарий — иначе мне никогда не дождаться дебюта. Не было никаких идей, пока не появился американский фильм “Афера” с Полом Ньюменом. Вот тогда я понял, что мне предстоит сделать “супераферу”.

И придумал юный гений Махульский такую историю. Довоенная Польша. Из тюрьмы выходит первоклассный медвежатник (специалист по взламыванию сейфов) Квинто. Узнает, что его лучшего друга приказал убить банкир Крамер, обманывавший своих клиентов. Квинто выходит на тропу мести и с помощью трех подельников устраивает налет на банк, но так, что за решеткой оказывается жадный Крамер. Причем ограбление носит элегантно-наивный характер. Никакого мочилова: два ограбления, один выстрел, один взрыв, один нож в грудь и одна эротическая шалость.

Юлиуш Махульский:

— Я знал, что действие должно происходить в довоенной Польше, поскольку в послевоенной Польше не было настоящих денег, настоящих бандитов, и уж тем более настоящий налет на банк тоже был невозможен. К тому же милиция все контролировала, а я не хотел делать реверанс в ее сторону. Мне казалось тогда, что в довоенной Польше возможны были честные карманники, взломщики, медвежатники. Тем более что медвежатники считались воровской аристократией. Они не ходили с пистолетом, не убивали, а у них только был талант в руках.

Мы сидим в его кинокомпании “Зебра” на Пулавской улице. Чай пьем из чашек с зеброй — черная полоса, белая... Но как раз его жизнь в кино чересполосицей не страдала даже в самые мрачные времена. Но об этом дальше.

— Кто был вашим консультантом по криминальному миру и довоенной Польше, которую вы, в силу возраста, не могли помнить?

— Слишком мало я знал о довоенной преступности, поэтому пошел в национальную библиотеку и просмотрел подшивку журнала за несколько лет (33—36-й годы), где как раз печатали описания разных преступлений, фотографии преступников. В социалистических газетах такого, естественно, не печатали. И вот я увидел типажи тех лет, услышал их язык. И фамилии — Квинто и Дунчик — я тоже нашел в журналах. Я придумал, что они сделают налет. И так провернут это дельце, что оно отразится на нечестном банкире.

— Значит, вы — мальчик из приличной семьи — решили совершить преступление.

— Я мальчик из спокойной актерской семьи. Детектив — это трудный киножанр, и в моем случае это был вызов для начинающего режиссера. А я хотел обратить на себя внимание.

На экране крепкий и довольно красивый мужчина суровой наружности. Говорит — мало. Бьет — наверняка. И шутки с ним плохи: на понт не возьмешь, за три гроша не купишь. Это пан Квинто. Музыкальный термин фамилии подкреплен тем, что он играет на трубе.

Но кто должен его играть? Для режиссера вопрос решен однозначно: его отец Ян Махульский — весьма известный театральный артист с амплуа положительного героя. Как раз в это время он играл в варшавском театре “Месяц в деревне” Тургенева. Махульский-младший деревенского воздыхателя превращает в престарелого бандита, который совершает свой последний в жизни налет.

— Не банк тебе, а ухо от сельди, — злобно шипит на него алчный Крамер. Но налет будет.

В пару Квинто режиссер находит сморчковатого, но чертовски обаятельного пана Дунчика (Витольд Пыркаш) — он похож на постаревшего Бельмондо. Эта пара могла бы открыть школу обучения по изящному способу отнятия нечестно нажитого капитала. Однако старикам требовалась свежая кровь, и она появилась в лице большеротых, как лягушата, братьев — Мокса и Нуты (Яцек Хмельник и Кшиштоф Кершновский).

Хотя роль Квинто Махульский-младший сразу писал для отца, Махульского-старшего не сразу утвердили на нее.

— И тогда я спросил: “Хорошо, если не он, то кто?” В самом деле, в его возрасте (55—56 лет) не было актера, который бы одновременно был столь симпатичен и так убедительно сыграл вора.

С мужским составом все ясно, а вот женщины... Их в картине две: первая — Эва Шикульска (жена убитого друга). О! Как она смотрит на Квинто! Не родился еще тот мужчина, кто бы не утонул в ее тревожных глазах и не захотел бы во имя ее взять банк. Другая — женщина-наживка, которую подкидывают жадному банкиру. У нее с ним фа-фа, ля-ля, но весьма невинное. В этой роли дебютировала никому не известная студентка Ежи Штура — Эльжбета Зайонцувна.

— Складывается впечатление, что во всех ваших картинах, в том числе и в “Ва-банке”, женщина выполняет роль функции. Почему?

— Потому что “Ва-банк” — мужская картина, женщины там на служебных ролях. Но вы, наверное, не видели мой фильм “Матери, жены, любовницы” (22 серии сняты в 1995—1997 годах. — М.Р.). Там одни женщины играют. Так что я реабилитировался как режиссер.

Но речь пока о “Ва-банке” — чисто мужском кино.

Налет на банк в довоенной Варшаве снимался в 60 километрах от столицы и в Лодзи — на улицах и в ресторане “Казанова”, сыгравшем, кстати, существенную роль в финале картины. Ресторан был настоящим, фасад банка — тоже, а трубу, через которую проникают бандиты, крышу и интерьер банка — это все строили. “Ва-банк” элегантно избежал технических сложностей, и можно сказать, что съемки шли как по маслу: по вечерам в гостинице репетировали, а днем снимали.

Тоска, да и только — в фильме столько напряжения, а за кадром — полный штиль. Но... Такова судьба “Ва-банка”. А в это время судьба мне подкидывает встречу с композитором картины Хенриком Кужняком. Этот пожилой и франтоватый пан в стильном костюме вносит музыкальную ноту в нашу историю.

Хенрик Кужняк:

— Больше всего я люблю сцену в гостинице, когда Квинто берет трубу убитого друга, собирается играть, а из нее вылетает записка, и он, читая ее, все понимает. Потом играет.

— О! Нет-нет! Я не играл, — свидетельствует Махульский-старший, — в юности я играл на ударных, и только наблюдал, как мои друзья играли на кларнете и саксофоне. Мне не сложно было имитировать еще потому, что, когда записывали музыку, я наблюдал за трубачом.

— Может, вы и не дрались?

— Дрался сам. Драться я умею. В юности боксировал в легком весе и даже выступал на соревнованиях. Провел восемь матчей, все выиграл.

И рассказывает потрясающий эпизод из ва-банковской жизни. Вот они удачно ограбили банк, встретились в ресторане и отмечают это. Снимали в популярном ресторане “Казанова”, где публика — своя. Завсегдатаям нравилось, что снимаются популярные артисты, и тех, кто не был занят на съемках, они отводили в сторону и поили. Таким образом, Дунчик набрался.

Ян Махульский:

— Когда он приглашает на танец нашу красавицу-наживку, последняя реплика такая: “У нее ножки, как у Каштанки Пилсуцкого”. И язык у Дунчика настолько заплетался, что “Каштанку Пилсуцкого” он не мог выговорить — “кштанка, плсуцкий”. Наконец плюнул и на полпути ушел из кадра. Эту фразу за него потом при озвучке произнес другой артист. А сам Пыркаш с сигарой во рту пошел вниз, где просто в свое удовольствие стал танцевать с прехорошенькой “наживкой”. Ассистенты прибежали к Махульскому: “Слушай, Юлик, он замечательно танцует”. Тут же схватили камеру, спустились вниз и досняли пьяного и отвязного Пыркаша. Этот замечательный кадр и сделал финал. А если есть финал, фильм, считай, удался.

Самое интересное, что бюджет у самой прокатной картины был смехотворный — 14 миллионов злотых (доллар в то время шел по 120 злотых). К примеру, “Секс-миссия” стоила в пять раз больше — 70 миллионов. А сегодня все фильмы Махульского, в том числе и объединения “Зебра”, требуют уже где-то под миллион долларов.

“Ва-банк” снимали тогда, когда в Польше и в помине не было сотовых телефонов. Зато сейчас многие их счастливые обладатели заряжают свои “комурки” (на сленге — мобильный телефон) чудной мелодией Кужняка из “Ва-банка”. Вообще-то он написал музыку к 150 фильмам, однако именно эта незамысловатая мелодия из “Ва-банка” прославила его. Сегодня она звучит везде, и уличные музыканты жарят ее на бис.

— Надо было, чтобы прошло 25 лет, чтобы ее оценили, — смеется композитор. — А в то время она считалась настолько несерьезной, что ее не отметили ни на одном кинофестивале. Но я писал ее, как сейчас помню, в каком-то особенном вдохновении. Как будто меня посетила муза, и я был уверен, что сделал что-то экстраординарное. Но в тот момент я думал, что муза от меня отвернулась.

В это время, как рояль в кустах, возникла знакомая мелодия — это зазвонил его мобильник. Хенрик подхватывает: “Ми-до-до — до-соль-ми-ре-фа”, отбивая такт рукой по столику бара, где мы сидим.

— Вы делали стилизацию под эпоху?

— Если я бы сделал стилизацию, в зале бы уснули. В Польше в то время были в моде танго, вальс, звучал аккордеон. А у меня, как слышите, труба. Сюжет такой наивный, что я хотел дать особую атмосферу, поэтому инструменты звучат немножко расстроенно, как бы все не всерьез. Забавная штука была на премьере фильма в Праге — пришел ко мне журналист и говорит: “Как вам повезло. У вас артист умеет играть на трубе”. — “Да он не играет”, — говорю я. “Что вы мне говорите, я в прошлом музыкант, я же вижу!”.

“Ва-банк” вышел на экраны за полгода до начала стана военного, то есть военного положения в Польше. Мрачные времена — все было запрещено, все под контролем государства и карательных органов, танки на улицах. Однако судьба картины про миляг-бандитов среди прочей кинопродукции того времени была исключением. Ее не запрещали, не цензурировали. Но при всей невинности сюжета в нем читалась одна подрывная идейка, которую бдительные люди проморгали А именно: благодаря “Ва-банку” поляки вернулись в свое свободное прошлое.

Юлиуш Махульский:

— Мама Беаты Тышкевич (она снималась у меня в “Ва-банке-2”) после просмотра мне так и сказала: “Я была на свободе”. Тем больше контраст был с военным положением.

Ретро-детектив оказался везунчиком. Премьера состоялась на кинофестивале в Гданьске летом 1982 года, а военное положение ввели уже в декабре. Еще до того, как танки появились на улицах Варшавы, его пригласили на кинофестиваль в Манилу. Режиссер, да и вся команда, были уверены, что картину не выпустят. Но, как ни странно, киновласти в столь авантюрном и легкомысленном сюжете не усмотрели для себя никакой угрозы. “Ва-банк” поехал по миру, став первой делегацией, которую выпустили из “зарешетчатой” страны. Но препятствий, может быть, не чинили еще и потому, что “Ва-банк” хорошо продавался, приносил доход стране с военным режимом, а молодой режиссер получил приз за лучший дебют.

— Я знаю только, что все зрители — от Варшавы до Филиппин — одинаково переживают в одной сцене: это когда металлическая бляшка с отпечатком пальца Крамера остается на крышке туалетного бачка. Это доказательство, что зритель во всем мире одинаков.

Картина была настолько популярна, что вполне логично появление “Ва-банка-2, 3” и т.д. Однако между первой и второй частью возникла знаменитая “Секс-миссия”.

— Пан Махульский, почему вы не стали сразу снимать “Ва-банк-2”?

— Я решил делать “Секс-миссию”, чтобы не повторяться, хотел поменять атмосферу работы. Земля, знаете ли, лучше плодоносит, когда отдохнет.

— А как насчет “Ва-банка-3, 4, 5, 15”?

— Это было бы чересчур. “Ва-банк-2” заканчивается 36-м годом. И это был последний миг, когда над Польшей не нависала угроза войны. Если бы я снимал дальше, то обязан был отразить ее, а мне это неинтересно было. Или, скажем, если бы Квинто и Дунчик спасли всех евреев из Освенцима, тогда имело смысл продолжать.

— Сегодня можно воспринимать “Секс-миссию” как пророческую. Как вы думаете, что ждет мужчин в будущем — полная натурализация, то есть превращение их в женщин, или уничтожение?

— В финале герои оплодотворяют своей спермой из пробирок некую массу и говорят: “Держитесь, мальчики! Правда победит”. Снимая это, мы не подозревали, что доживем до того момента, когда социализм рухнет. И тем более не думали о клонировании, когда выдвигали идею о том, что женщина сама сможет оплодотворять свою клетку. А потом появилась овечка Долли.

А что касается феминизма... В Польше феминистки еще не были на первых ролях, а на Западе они вовсю действовали. Был такой случай: в США на показ фильма пришли феминистки. Вот они потом написали в анкетах: “Нам должен не нравиться этот фильм. Но почему-то нравится”. Вот кому было плевать на политические акценты картины, поскольку их интересовали только женско-мужские отношения.

— Но вернемся к “Ва-банку”. После выхода фильма криминальный мир каким-то образом “оценил” ваши труды по его пропаганде?

— Ко мне никто не приходил, не благодарил. Но был другой отклик — в Польше поймали бандитов, и после обыска у них нашли видеокассеты “Ва-банка”, как будто они смотрели кино как инструктаж.

— Но “Ва-банк” — как раз отличная инструкция, как украсть миллион.

— Это комплимент для фильма, но в действительности мы не хотели делать инструктаж. Это магия кино.

— Если бы вы не снимали кино, вы бы, наверное, стали писать детективы?

— Нет, я хотел бы писать, но серьезную литературу. Детективы писать трудно, но мне это неинтересно. Другое дело — снимать.

Подтверждая этот парадокс, Юлиуш Махульский свой последний фильм также снял в детективном жанре. В его “Да Винчи” похищают картину гениального Леонардо. Правда, это делает уже не его отец, а парочка лихих парней, один из которых — полицейский. Но и в “Да Винчи” не обошлось без отца — он играет старого реставратора, который имеет связь с криминальным миром.

— “Ва-банк” принес вам славу. А как насчет банка, то есть дохода? — спрашиваю у пана Яна.

— Больших денег “Ва-банк” не принес. Чтобы заработать много, надо сняться в ста сериях. А я не играю ни в каких сериалах. Мне это не нравится, да и не предлагают. Сейчас я сам написал сценарий “Л, как любовь”, им заинтересовался режиссер Жамойда.

Этот 77-летний господин, в своем возрасте сохраняющий мужскую красоту, мечтательно говорит, что съемки “Ва-банка” ассоциируются у него с голубым небом, на котором не было ни единого облачка. Хотя на экране стреляли, всаживали нож в человеческую плоть, грабили банк и ювелирную лавку. А зритель вздыхает по канувшему в Лету бандиту — тому, что благородный был, что за друга отомстил и обобрал кровососа-банкира.

Финал. Музыка. Ми-до-до — до-соль-ми-ре-фа.