29 марта 2005 г., 16.00
Ведущий пресс-конференции — Петр Маркович Спектор - первый заместитель главного редактора газеты “Московский комсомолец”.
П.М.Спектор: Добрый день. У нас сегодня в гостях Михаил Ефимович Швыдкой, руководитель федерального агентства по культуре и кинематографии. Кроме того, наш коллега, потому что он блестяще ведет телепрограммы на разных каналах. Михаил Ефимович, давайте попробуем традиционно построить нашу пресс-конференцию: сначала вступительное слово, а потом уже вопросы журналистов.
М.Е.Швыдкой:
Во-первых, большое спасибо за то, что вы меня пригласили. И большое спасибо коллегам, которые, отложив более важные дела, пришли для того, чтобы задать свои вопросы. Я скажу то, что меня больше всего волнует сегодня. И это, пожалуй, как мне представляется — очень серьезный разговор. Для меня, во всяком случае. Дело в том, что, с моей точки зрения, сегодня во многом решается судьба российской культуры. И это действительно так. Это связано, прежде всего, с двумя вещами. Первое: с пониманием векторов развития российской культуры, с пониманием того, будет ли российская культура развиваться так, как она развивалась последние 15-20 лет или ее развитие пойдет по каким-то другим направлениям. И это связано, естественно, с реализацией ряда очень серьезных программ. Прежде всего, федеральной целевой программы “Культура России — 2006—2010”. У меня, честно говоря, довольно серьезная тревога. Потому что, с моей точки зрения, уже сейчас понятно, что цифры, которые намечаются в проекте этой программы — в высшей степени недостаточны. Дело не в строительстве Большого театра и дело не в строительстве Мариинского театра, и дело не в ряде других объектов, которые надо реконструировать, строить, предохранять от аварийности и т.д. Дело в протекционизме по отношению к российской, скажем так, русской культуре и культуре других народов, которые живут на территории России. Что произошло, скажем, на книжном рынке? Русская массовая литература сегодня вытеснила зарубежную массовую литературу. Я не говорю сейчас — хорошо это или плохо. Но национальный продукт вытеснил зарубежный в процессе нормальной конкуренции. Посмотрите, что происходит с сериалами. Русский сериал, наш национальный продукт, на телевидении вытеснил зарубежный сериал. Сейчас можно говорить о качестве, с моей точки зрения, оно значительно выше качества сериала, который нам предлагал зарубежный рынок. Но то, что происходит в рыночном сегменте культуры, с моей точки зрения, совсем неплохо и достаточно эффективно. И сегодня мы считаем, что если будет развиваться кинематограф так, как он развивается сегодня, то мы получим долю нормальную в 25% русских фильмов, национальных фильмов в кинотеатрах нового поколения. Не просто в кинотеатрах (она и сейчас эта доля такова), а в кинотеатрах нового поколения, которые собирают порядка 87% дохода. Но есть сегменты рынка, которые никакими механизмами рыночными не покрываются. Вот это проблема. Когда многие наши экономисты считают, что если мы увеличим сегмент платной культуры, то тогда сможем освободить напряжение на бюджет, — это одна из больших ошибок. Увеличение платной доли рынка (услуг), которая увеличивается ежегодно и экономически очень эффективна, потребует большей ответственности государства. Потому что в конечном счете есть одна очень серьезная вещь. Сегодня вы приезжаете в любую страну и вы видите одни и те же журналы, одну и ту же, более менее, “культурку” (индустриальная культура, можно ее называть “пластмассовой”, можно называть индустриальной). Успех достигается коммерческий, финансовый, когда делается такой космополитический продукт. Назовем это “феноменом глобализационного искусства”. В этих условиях огромное внимание нужно уделять национальному искусству в его традиционных образцах. Это очень серьезная вещь. Это проблема сохранения идентичности нации, на самом деле. Никакие запреты не помогут. Это пустой всё разговор. Никакое квотирование не поможет. Только протекционизм. Причем, тут есть философские проблемы, довольно сложные. Грубо говоря, где вот сегодня живут Арины Родионовны, которые будущим Пушкиным будут рассказывать сказки? Выясняется, что есть еще островки такие. Но во многом это уже сочиненное все. Вот сейчас мы были в Костроме, там действительно потрясающе развиваются ремесла, в глубинке развиваются и устное творчество, и целый ряд традиционных ремесел. Но дети, которые сегодня там замечательно рисуют то, чему их научили прабабки, все равно идут потом на дискотеку. Они все равно идут смотреть тот продукт, который предлагается сегодня вот этой индустриальной культурой. Это естественный процесс. И сказать, что нет, девочки, вы будете теперь все ходить “до ветру”... Если следовать логике сохранения жизни (среды), то можно дойти до абсурда. Понимаете? И тем не менее, проблема эта весьма серьезно существует. Потому что, если мы хотим сохранить этот контекст (нематериальный) традиции, то он сохраняется значительно труднее, чем любая материальная культура. Вот эта проблема — самая острая. Если хотите знать мою точку зрения. Все остальное, на самом деле, это производное от этого процесса. Потому что да, у государства есть функция сохранения. Но сегодня важно сохранить не музеи, библиотеки (только традиционные монументы), сегодня важно сохранить традицию русскую, татарскую, чувашскую и т.д. и т.д. Вот на это нужны серьезные средства, как ни странно. И это очень важно именно потому, что если мы хотим нормально пережить все проблемы, связанные с глобализацией, то это надо иметь ввиду. Сегодня это повсеместно. Посмотрите, что происходит в таких странах, как Чехия, Словакия и т.д. и т.д. Это важнейшая проблема и на это потребуются серьезные деньги. Вот мы сейчас начали подходить к реализации программы “Культура Русского Севера”, потому что там сохранился генезис русской культуры в чистоте достаточной, там не было ни татаро-монгольского нашествия, ни Польши, ни Германии... Там были угро-финны когда-то... Но это тысячу лет назад. Там не было крепостного права, там можно посмотреть, как это все сохраняется и найти правильные точки роста. Повторю: имитировать ничего нельзя в культуре, запрещать в культуре ничего нельзя, особенно сегодня, — это бессмыслица! Это абсолютная ерунда. Но, вы поймите, сегодня английский язык страдает от Интернета так же, как русский. Вот это надо понять. Потому что тот язык английский-интернетовский никакого отношения не имеет ни к Фолкнеру, ни к Хемингуэю, ни к современным писателям (английским, американским, австралийским). Это что-то другое совсем. Это та культура, которая равно некультура по отношению ко всем другим культурам мировым. Я думаю, что это очень серьезная проблема, это главная проблема сегодня. Потому что перед Россией вызов стоит именно в этом плане, цивилизационном плане. Это — одна проблема такая существенная.
И вторая проблема, связанная с толерантностью культур. Потому что я считаю, что достижения 90-х годов, очень серьезные, — это: а) отсутствие цензуры (и это очень важно для культуры); б) конституционное право на свободу творчества (и это очень важный момент); в) это конституционное право на свободный доступ к творчеству. И эти три позиции в высшей степени важны. Вот эти два конституционных права — свобода творчества и свободный и равный доступ граждан России к творчеству — вот эти два принципа, которые на самом деле определили то, что российская культура не только не умерла в 90-е годы (что бы ни говорили и какие бы глупости по этому поводу не рассказывали), но она в известном смысле сумела адаптироваться к очень сложным экономическим и историческим переменам. Ну когда вдруг людей из одной социально-исторической системы пересаживают в другую и смотрят на них “выживут — не выживут”, то культура доказала: она выживает. И в этом смысле российская культура очень дееспособна на самом деле. Вот две проблемы. Все остальное — это вопрос технологии, это вопрос менеджмента и денег (к сожалению). Потому что я еще раз повторю: Россия и культура — это слова-синонимы. Сегодня культура приносит России дивидендов и материальных, и нематериальных больше, чем любая другая сфера. Наука вызывает дискуссии: лидеры мы в мировой науке или нет; военная промышленность — дискуссии; во многом дискуссии... Русская культура до сих пор сохранила свой мировой класс и лидирующее место в мире. У нас почему-то всегда считалось, что деньги надо давать тем отраслям, которые загибаются (например, национальному автомобилестроению), а я-то считаю, что надо давать тем, кто показывает класс и выживает. И в этом смысле, русская культура ярчайший тому образец.
П.М.Спектор: Спасибо, Михаил Ефимович. Пожалуйста, ваши вопросы.
Вопрос журналиста: Поясните, пожалуйста, как в обществе с помощью государственных институтов, с помощью министерств или агентств можно увязать эти две идеи. Первую: охрану национального достояния в его традиционном виде, и кто будет решать, что нужно сохранять? Вторую: как можно увязать охранительные тенденции с пафосом толерантности?
М.Е.Швыдкой: Я еще раз повторю: законодательная толерантность подтверждена статьями Конституции РФ, которых еще никто не отменял. К счастью. И это очень важно. Это конституционные нормы, которые существуют — “свобода творчества” и “равный и свободный доступ к результатам культуры”. Это очень важные вещи. Что касается грантов. Я хочу, чтобы вы поняли, когда создавались гранты и мы в министерстве этим занимались, и к счастью, президент России Владимир Владимирович Путин нас поддержал тогда, была одна очень простая идея. Очень простая: мы хотели приостановить отток людей из страны. По какому принципу вы выбираете коллектив? Да по очень простому: пойдите на “River dance”, ирландский ансамбль — там пол-ансамбля Игоря Моисеева танцует. Вот и все. Вот и весь принцип. Посмотрите, где наши лучшие балалаечники: они уезжают и играют по клубам зарубежным и зарабатывают деньги там. И в этом смысле, тут нет национальной идеи, тут простое желание удержать высоких профессионалов, которых учат в России, слава Богу, пока еще лучше, чем где бы то ни было — удержать их в России (это относилось к балетным людям, это относилось к музыкантам в первую очередь). Почему сейчас такая дискуссия идет вокруг Драматического театра? Я за то, чтобы драматические артисты получили гранты безусловно. Но такого спроса на драматических артистов за рубежом, как на музыкантов и на балерунов, нет просто. Но тем не менее, они национальное достояние. Есть несколько коллективов, есть школы, которые, надо сказать, сейчас переманивают в драматическом театре других, переманивают педагогов. Сегодня театральные педагоги на разрыв. Потому что по-прежнему Станиславский и т.п. — на разрыв. Как сохранить ту культуру (нематериальную) — это вопрос вообще жизни. Мы этого не понимаем в Москве. Один парень, из города Кологрива, он мастер, который делает деревянные вещи, говорит мне: “Сфотографируйтесь со мной, потому что я еще в театре играю”. Или там я познакомился недавно с одной женщиной, Елена Николаевна Любимова, тоже костромская женщина, которая гениально говорит на диалекте костромском. Я с ней долго разговаривал, она уже не может говорить на литературном языке. Вот этих носителей, их надо беречь. Вот мы говорим о том, что не собирают фольклор, например. Это надо зафиксировать. Вот сегодня идет спор: те писатели были в Париже, не те писатели были в Париже. Надо понять одну простую вещь: сегодня литература вся, родившаяся на асфальте. Вот последнее поколение литераторов — это поколение литераторов, которые выросли в городе. И это другая литература совсем. Я преклоняюсь перед вещами, которые написал Василий Иванович Белов в 60-е годы, он такой гений русской литературы 60—70-х годов, потому что он слышал слово русское, как никто. Но это все уходит просто потому, что изменяется жизнь. И даже в районных городах сегодня не имеют дело с народной культурой. Понимаете? Поэтому опасно, конечно же, сохранять суррогат и выдавать его за подлинное национальное искусство. Это очень трудная история.
Вопрос журналиста: Какие вы видите возможности промоушена российского государства через культуру за рубежом, понимая культуру как образ жизни? И второй вопрос: вы освятили проблемы и сказали, что все остальное — вопрос технологии, денег и менеджмента. Так вот, что может федеральное агентство предложить для менеджеров культуры, чтобы они более квалифицированно управляли этим процессом, про который вы с такой болью говорили?
М.Е.Швыдкой: Нам надо предложить только одно, точнее, министерству культуру, потому что мы не занимаемся законодательством. Мы вам можем предложить курсы, регулярные по тренингу, каким-то обсуждением тех проблем, которые в менеджменте культуры возникают. Это мы можем вам предложить и деньги мы можем предложить на какие-то проекты, которые интересны. Но в принципе, нужно создать законодательное поле для свободного развития этих профессий, для свободного существования продюсерских компаний. Потому что сегодня, все-таки, такое недоверие к частному продюсеру существует. И это неправильно. В принципе, не должна зависеть поддержка государства от формы собственности тех людей, которые приносят тот или иной проект. Все равно, мы государственным помогаем психологически охотнее, чем частным. Это ответ на вторую часть вопроса. Что касается первого, то вы знаете — да ничего не надо делать. Я все время говорю — в отличие от других видов деятельности у нас нет культуры на экспорт и для внутреннего потребления. У нас сегодня то счастливое время, когда вот то, что делаем дома, то и вывозим за рубеж. И образ России от этого, поверьте, всегда в плюсе. Всегда в плюсе. Не было еще ни разу случая, когда бы мы проигрывали. Вот мы сейчас открывали “Год России в Армении”. Я уверен, что если б мы приехали и произносили речи об армянской и российской дружбе, это произвело бы меньше впечатлений. Сейчас мы будем открывать Фестиваль искусств в Тбилиси. Не простая ситуация. Первый визит мой, за последнее время, был к новому украинскому министру, как только ее назначили, я поехал с ней разговаривать. Потому что надо, чтобы украинское искусство было в России, и чтобы русское искусство было в Украине. И поверьте мне, когда МХТ или “Современник” выступают в Киеве, то настроения в городе меняются. Понимаете? Меняются, потому что не газом единым жив человек.
Вопрос журналиста: В этом году осенью исполняется 125 лет со дня рождения Александра Блока и Андрея Белого. Это даты — символические для русской культуры. И вы знаете, что в замечательном возрожденном подмосковном Блоковском Шахматове успешно работает музей-заповедник, прекрасно восстановлен дом поэта. Мало того, вы сами активно участвовали в этом, будучи министром культуры. И вам за это большая благодарность. Но, к сожалению, осталась там в руинах маленькая церковь ХVIII века Михаила Архангела, где венчался Блок с Менделеевой, где отпевали деда Блока, Бекетова. Создан проект восстановления церкви. Может ли агентство каким-то образом помочь хотя бы началу работ по восстановлению вот этого памятника истории культуры? И второй вопрос: какой вы видите судьбу наших замечательных историко-литературных музеев, заповедников. То же Шахматово, Мураново, Пушкинские горы... На их земли, входящие в охранные зоны, тоже претендуют строители коттеджей.
М.Е.Швыдкой: Вы знаете, я могу сказать только одно. По поводу церкви. Мы работаем очень тесно с Патриархией. При этом все списки церковных реставраций и восстановления церквей мы согласовываем с Патриархией. Поэтому, если вы напишите мне письмо, наш ход будет следующий: я напишу письмо, соответственно, Святейшему Патриарху или владыке Клементу и попрошу их включить вас в список. Потому что у них своя квота, выделенная Государственной Думой и мы согласуем с ними. Я думаю, что они откликнутся на это, безусловно. Поэтому с удовольствием мы всегда готовы помочь.
Что касается того, как нам спасать литературные заповедники. Ситуации разные в разных местах. Здесь нужен Закон о музеях-заповедниках, либо поправка в Закон о музеях. Министерство сейчас этим занимается, мы вместе сотрудничаем с ними. Вот я думаю, что такой только вариант. Потому что, я помню, как мы бились даже в Ясной Поляне. Но мы добились того, что там одному "парню" снесли его начавшееся строительство. Потому что он просто построил вблизи водоема, как теперь принято говорить.
И.М.Спектор: Два вопроса от “МК”. Первый вопрос по Большому театру. Хотелось бы услышать ваш комментарий.
М.Е.Швыдкой: По реконструкции, я надеюсь... Или о “Детях Розенталя”? Я могу о том, и о другом, конечно. По Большому театру ситуация следующая. С моей точки зрения, сейчас определилась цифра, которую мы "затвердили" в Министерстве экономики. Она не очень, с моей точки зрения, хороша, но, как говорится, надо строиться на столько, на сколько есть. На реконструкцию и реставрацию Большого театра — 15 миллиардов рублей. Тяжелая цифра, я говорю сразу. Она тяжелая по ряду причин. Она будет меняться, кое-какие проектные решения, я думаю. Но так бюджет может дать, потому что иначе нам придется вообще перестать что либо другое делать. И я думаю, что здесь мы сможем сделать так, чтобы в июле начались работы. У нас очень жесткое задание, задание Президента страны очень жесткое по срокам, и я считаю, что он прав, потому что держать Большой театр закрытым, это все равно, что держать закрытым вход в Кремль. Это все равно, что часы на Спасской башне чтоб не ходили. Большой театр должен быть открыт для публики. Поэтому задание жесткое, мы постараемся сделать так, чтобы уложиться в сроки. И такое же задание по Мариинке, тоже цифра определена. И она тоже потребует некоторых корректировок бюджета. Но я думаю, что эти два объекта важные и мы с ними будем работать. У нас много тяжелых объектов в этом смысле, вы должны понять. Мы, слава Богу, открыли Центральную музыкальную школу. Слава Богу, мы 2 сентября откроем после реконструкции замечательный Новосибирский оперный театр, театр оперы и балета, первоклассный (ему 60 лет исполняется в этом году). Слава Богу, мы решили вопросы Вешенской, и по реконструкции музея Шолохова, по новому строительству и т.д. Нельзя остановить работу на Пашковом доме, потому что Пашков дом преображается каждый день, там происходят какие-то чудеса, я хочу, чтоб в 2006 году — в начале 2007-го туда уже переехал рукописный отдел библиотеки. Это все невозможно остановить. Нужно двигаться в благоустройстве территории музея им. Пушкина. Сейчас мы откроем музей современного искусства, временно музей частных коллекций и мы начнем реставрацию музея частных коллекций. Потом возьмемся за основные дома... Это нельзя держать в центре Москвы в таком состоянии. Поэтому надо делать быстро, чтобы уже 2009-2011 годы мы могли двигаться по тем большим проектам, которые нужно все равно реализовывать. Это последние цифры, самая последняя информация.
Что касается “Детей Розенталя”, чтобы сразу было понятно. Эта опера мне нравится все больше и больше. Причем, я думал, что я к ней отнесусь со спокойствием, и, как бывший театральный критик, отметил бы ряд недостатков в работе Някрошюса (загружена она режиссурой, с моей точки зрения). Но сейчас я даже и об этом говорить не хочу. Чем больше на нее "наезжают" люди, которые ее не видели и не слышали, тем больше мне это нравится. Потому что я был обрадован и потрясен и огорчен одновременно передачей Соловьева, когда я увидел, что 16 почти тысяч человек пишут о том, что эту оперу надо запретить. Значит, по нашим подсчетам, самым благожелательным, эту оперу могло посмотреть 4,5 тысячи человек. При том, что после каждого представления стоит “скандежь” минут 15 и часть публики ее приветствует, ну давайте разделим публику пополам: 50% — ей не нравится эта опера, а 50 — она нравится. Значит, есть 2,5 тысячи (предположим), я увеличиваю число людей, которые посмотрели и которым жутко не нравится. Но голосуют почти 16 тысяч человек. Это очень опасная вещь.
П.М.Спектор: Следующий вопрос про водоемы. Митволь задал вопрос: можно ли снести дачу Швыдкого?
М.Е.Швыдкой: Ну как вам сказать? Я в принципе, хочу посмотреть на этот процесс просто. Сразу хочу сказать, что от ближайшего водоема дом мой стоит на расстоянии 5 километров, как минимум. До водохранилища ближайшего Истринского — километров 35. Дом мой стоит в середине поселка, где еще 150 домов. Поэтому для того, чтобы снести мой дом, надо завести технику; чтобы завести технику, надо снести дома вокруг. Меня потрясает только одно — заявлять главное так серьезно: “Дом на берегу водохранилища”. Вот я все сказал. Мне маму жалко свою, которая все это смотрит и к этому относится серьезно. Она действительно спрашивает: а где у вас вода? И так далее. Это же все немолодые люди, они нервничают.
Вопрос журналиста: Вопрос, связанный с возвращением культурных ценностей. Остается ли это по-прежнему актуальным в преддверии подготовки к 60-летию Победы? И какие темы здесь вырастают: Балдинская коллекция, перспектива ее возвращения...?
М.Е.Швыдкой: Я скажу следующее. Я вообще считал, что эта тема никогда не была актуальной. С моей точки зрения, тема эта вообще не актуальная. Она не была актуальной в начале 90-х годов, она была неактуальна в 99-м. Ее делали все время актуальной. Потому что тема очень выигрышная. Вообще, когда люди говорят "мы должны что-то отдать". А отдавать вообще плохо. Когда люди некоторые берут в долг, их потом жаба душит отдать этот долг. Есть такие люди. Это такой есть комплекс, не буду говорить, как он называется. Тема не была актуальной. Она вообще часть общедемократических изменений в нашей стране, прежде всего. Это вопрос нашей страны. Я очень не люблю — я как-то немцам сказал очень грубо и я могу это повторить: “Уважаемые господа, объединение Германии, объединение нации стоит любых культурных ценностей. Вот только в благодарность за то, что Германия объединилась, должны были этот вопрос с повестки дня снять”. Но поскольку он существует, то люди им занимаются. Я им сейчас занимаюсь, честно говоря, как завхоз. Я знаю, где что лежит, я знаю, что это должно храниться в исправности. Я сейчас выполняю функции завхоза. Придет от "директора завода" человек с бумагой, где будет написано: “выдать”, подпись, печать, — я еще позвоню директору и спрошу: “Правда? Вы дали такую бумажку?”. Если он скажет: "правда", я позвоню другому.
Вопрос журналиста: С кем-то сейчас ведутся переговоры по возврату культурно-исторических ценностей?
М.Е.Швыдкой: Есть проблемы. Ближайшая проблема: венгерская. А Венгрия была бывшим неприятельским государством, так или иначе. Если будет соответствующее заявление Парламента Венгрии о том, что у них есть корпус законов, обеспечивающий возврат российских ценностей в случае их нахождения, то я думаю, что Шарошпатакская библиотека — это самый ближайший пример, который может быть реализован в выполнении закона о перемещенных ценностях. Я подчеркиваю: я вообще противник жестов доброй воли. Есть закон, хороший-плохой, он мне не нравится, но он есть. В его рамках можно работать, можно делать очень многие вещи. И если нам нужно иметь какой-то правильный жизненный контекст, то можно все делать в рамках этого закона. Я думаю, что Шарошпатакская библиотека — это самая близкая вещь. Если же говорить вообще об этой теме, то я бы ее вообще накануне 60-летия не поднимал бы особенно. Потому что я считаю (я сказал об этом на коллегии), вообще — это дурной пиар кого-то, потому что это никому сегодня не нужно, об этом не надо разговаривать. И так все ясно. Это просто ведь опять же тот вопрос, о котором я говорил раньше — как мы будем развиваться? Если мы будем развиваться цивилизованно в культуре, то и этот вопрос нам надо будет решать цивилизованно. Если мы скажем всем: "Пошли вон, дураки!" — то мы скажем всем: "Пошли вон, дураки". И все. Потому что пьесу все-таки “Женитьба” читали все. Эту цитату легко повторить. Остальное труднее.
Вопрос журналиста: Новая реформа принесет ли блага театрам, музеям и другим учреждениям культуры?
М.Е.Швыдкой: Я вам скажу честно: я сторонник умеренных реформ в рамках законности. Потому что, как мне кажется, конечно же, те организационно-правовые формы, которые существуют сегодня, не позволяют на самом деле свободно заниматься хозяйственной и творческой деятельностью. Это очень серьезные вещи. Мы ведь чего хотим? Мы хотим свободы и одновременно гарантий. Это очень сложно. Так не бывает, на самом деле. То есть, когда ты выходишь на свободу, ты знаешь, что гарантии уменьшаются и это психологически очень трудно для многих деятелей культуры. Искусство вообще вещь рискованная. И это надо понимать. Потому что либо ты держишь форму, ты востребован и тогда тебе нечего бояться, либо ты не нужен и, увы, ты сходишь со сцены. Искусство — страшная вещь вообще. Это жестокий, крайне жестокий мир. Культура — другое совсем. Есть обязанности государства по сохранению музейного наследия, памятников культуры, монументов и т.д. Здесь нужно быть очень осторожными и бережными. Это очень тонкая вещь. Поэтому переходить, скажем, музеям на новые формы, достаточно сложно. Особенно каким-нибудь маленьким краеведческим музеям в районных городах. Ну перейдут они на новые формы, ну отберут у них это здание завтра же, я же вижу, что происходит с нашими учебными заведениями, которые мы передаем в регионы. Приходят люди и говорят: “Ребятки, кончайте вы эту учебу вашу, здание у вас хорошее, будем здесь чего-нибудь делать другое”. Поэтому тут нужна предельная осторожность, хотя, я повторю, старые организационно-правовые формы -— это удавка, в известном смысле.
Вопрос журналиста: Что касается реконструкции Большого театра — есть ли какие-нибудь противоречия между московской властью и федеральной?
М.Е.Швыдкой: Вы знаете, я думаю, что мы постарались сделать так, или постараемся сделать так, сейчас идет этот процесс, чтобы никаких противоречий при реконструкции Большого театра между федеральной властью и московской не было. Вообще, я вам скажу, вести такого рода работы в Москве без тесных контактов с московской властью невозможно. Я хочу, чтобы это было понятно. И дело не в том, что есть московское чиновничество и т.д., — не надо фантазировать на этот счет. Есть простые вещи. Есть вещи, которые мы без Москвы просто решить не можем. Например, поставить вагончики для рабочих — нам нужно будет спрашивать Москву. Нам нужно будет залезать и смотреть все коммуникации, которые проходят под этой территорией — и это должна разрешить Москва. Нам нужно будет думать о такой вещи, как, например, перекрытие каких-то улиц или переулков на время работы — иначе невозможно. Без Москвы это невозможно решить. Поэтому любой здравомыслящий человек, который начинает такого рода работы, конечно же, должен иметь хорошие отношения с городом. Другое дело, что моя позиция крайне проста — все по закону. Конкурсы, тендеры, и т.д.
Вопрос журналиста: По поводу 60-летия Победы. Какие акции вы планируете проводить? Будут совместные акции с какими-то странами?
М.Е.Швыдкой: Я начну, естественно, с СНГ. У нас много акций будет — и в Армении (это будут кинофестивали, связанные с 60-летием Победы, и концерты), и в Белоруссии (где, кстати, сказать 15 апреля открывается Год России), и в Казахстане, и в Грузии (открывая фестиваль искусств, мы будем эту тему подымать, потому что было много очень грузинских солдат, советских солдат). Мы проводим очень много акций в Германии. Вместе с коллегами из ПДС (партией демократического социализма) 7 мая, у Брандербургских ворот будет показан старенький фильм Разина, который назывался “Взятие Берлина”, только не игровой фильм, а документальный фильм, который он снимал, и это уникальная совершенно пленка, мы почистили, предоставили экземпляр. Мы будем проводить концерты 9 мая в Берлине. Там же уже в апреле будет проведен целый ряд мероприятий. Открывается после реконструкции и ремонта совместный российско-германский музей в Карлсхосте. Это место, где были подписаны Потсдамские соглашения. Музей, связанный с подписанием документов о капитуляции. И это, в общем, серьезные акции. У нас, естественно, будут акции совместные со Словакией (там будут кинофестивали), Чехией и т.д. Большой тур будет делать ансамбль Александрова с нашим участием (не только Министерство обороны, но и мы приложили к этому руку), это будет такое европейское турне, оно должно начаться в Брюсселе 2 мая. Ну, и ряд других мероприятий. И внутри страны их будет очень много. Мы хотим, сейчас пробуем, чтобы украинские, белорусские, казахские, может быть, грузинские артисты в Москве выступали на разных площадках во время юбилея. Я думаю, что это нам удастся.
Вопрос журналиста: Уважаемый Михаил Ефимович, в свое время вы инициировали создание издательской программы. Благодаря ей были сохранены журналы, которые тоже являются неотъемлемой частью нашей культуры. Сейчас такое ощущение, что программа "скукоживается", становится менее объемной и испытывает какие-то затруднения. Есть ли перспектива ее дальнейшего развития?
М.Е.Швыдкой: Усилия агентства будут продолжены, естественно. Потому что я считаю, что есть такая великая русская традиция, которая называется “толстые литературные журналы”. При том, что эта традиция многими ставится под сомнения, многие наши коллеги из библиотек полагают, что это неправильно, что нужно развивать электронные формы. А бумажная форма уходит, и журнал сегодня литературный, или литературно-художественный или просто художественный — как “Театральная жизнь” или “Наше наследие” — сегодня теряют смысл. Я в этом не уверен. Я уверен в обратном. Как ни странно, книжная форма, как форма продолжения человеческого организма, если угодно, как живая форма, она, конечно же, должна сохранится. Это очень серьезная тема. Другая очень важная тема — мы попадаем в индустриальное искусство, и я считаю, что театр — это скоро будет как предмет роскоши (театр настоящий), так же, как и книга будет предметом роскоши. Не в том смысле, что она будет недоступна кому-то, а роскоши, потому что это будет “ручное тепло”, необходимое. Чем больше мы будем входить в индустриальный мир, тем больше это будет цениться. Но программа должна продолжаться. Другое дело, что мы отфинансировали федеральную целевую программу в этом году на 32% от заявленного. Если и в будущие годы в экономике и финансировании будет такая же ситуация, будет очень тяжело. То есть мы программы будем держать, но будет очень тяжело. Почему я сказал, что сегодня меня волнует реализация и проект федеральной целевой программы. Причем, вы поймите, у нас ситуация очень непростая. Нам говорят: ребята, либо вы согласовываете эти цифры, либо вас вообще вычеркивают. И эта ситуация крайне непростая. Потому что я не министр. У меня возможностей маневра сегодня значительно меньше, чем раньше. Раньше я мог исполнить “цыганочку с выходом” на собрании правительства и какие-то вопросы мы могли там решать. Но это серьезная проблема. Я плохого слова ни о Кудрине, ни о Грефе вообще сказать не имею права. Это просто мои товарищи. Я имею честь называть их своими товарищами. И они для культуры российской сделали очень много. Опережающий рост финансирования культуры по отношению к другим отраслям был очевиден всегда. Сегодня, я вам честно скажу, я могу объяснить, почему нужна административная реформа и я понимаю, что это такое. Но сегодня на реальном финансировании культуры она отразилась отрицательно. Вот хоть мы ходим парой с Соколовым, с заместителями... Пока сегодня результат не очень, с моей точки зрения, финансово хороший. Это тяжелая история. Поэтому и "скукоживается" программа. Я не пессимист. Мы на три рубля можем такое придумать...
Вопрос журналиста: Как вы прокомментируете сегодняшнюю ситуацию, когда памятники архитектуры могут выкупаться? Рождается вопрос: какова судьба монументального искусства, по вашему мнению?
М.Е.Швыдкой: Ситуация следующая. По поводу приватизации. Я вообще считаю, что это большая выдумка. Приватизация, которая спасет памятники — это некая иллюзия. Чтобы вы все это понимали. Я этой темой занимались с 95-го года. Тогда в порядке исключения указом президента России в Нижнем Новгороде разрешили приватизировать памятники. Очереди не выстроилось. И до сих пор там есть потрясающие памятники, даже усадьбы городские и т. д., которые рука современного капиталиста не тронула. Недвижимость их интересует в Москве и в Питере и то не вся, очень выборочная, очень конкретная. Кого-то интересуют подмосковные или подпитерские усадьбы. Ну так, чтобы вся страна расхватала памятники, поверьте это все “столичные радости”, чтобы было понятно. Что касается монументальной скульптуры, дело в том, что у нас есть опыт — когда акционировались заводы, такие, как Ленинградский фарфоровый завод (Ломоносовский), когда акционирован был оружейный завод в Туле, мы выделяли эти вещи, как музейные. Просто с гостиницей “Москва” произошло нечто, что сейчас требует разъяснений. Вообще это надо было выделить как музейное достояние и передать в музейный фонд. Это простая схема и она юридически отработана. Поэтому при приватизации будет рассмотрено: либо это будет с обременениями оставаться, либо это будет изыматься в музейный фонд, в зависимости от соглашения с владельцем. Что касается договора? Ну, это соглашение подписали Герман Греф и Юрий Михайлович Лужков. Там есть свои засады, с моей точки зрения, юридические. Но я считаю, что нужно проявить добрую волю, во-первых, в данном случае. А во-вторых, есть одна простая вещь — федерации надо оставить минимально достаточное количество памятников. Вот сколько нужно федерации для исполнения своих федеральных функций для федеральных институтов власти — такое количество и нужно оставить. Нужно оставить те памятники, которые находятся в ведении, скажем, федеральных учреждений культуры. Минимум памятников, а все остальное нужно отдать регионам. Мы не выдержим. Я посчитал, для того, чтобы нам заниматься памятниками, нужен бюджет в 350 млрд. рублей. Это, чтобы взять и все памятники России привести в божеский вид. Этих денег в природе просто не существует и не будет никогда. Сейчас есть проблема, с которой мы обращались к нашим товарищам в Московском правительстве, ответа мы пока не получили. Проблема в следующем — там, где сидят сегодня федеральные учреждения культуры в московских памятниках, аренда увеличилась в 10, а то и в 20 раз. Это ни в каком бюджете не было заложено. Это означает: ну представьте себе — денег нет, соглашения не подписываются и ребятам говорят: “Ну-ка брысь отсюда. Вы здесь сидите незаконно и мы лучше передадим это кому-то другому”. Вот этого хотелось бы избежать, тогда придется все начинать сначала. Надо будет смотреть: сколько федеральных памятников перешло городу и т.д. Это будет бесконечная игра. Я считаю, что сегодня между Правительством Москвы и Правительством России настолько бюрократически нормальные отношения, что можно решить все проблемы совершенно спокойно.
Вопрос журналиста: Что произойдет с библиотеками после банкротства того или иного учреждения, где они есть? Куда перейдут эти архивы и что, произойдет с библиотекарями?
М.Е.Швыдкой: Тут проблема делится на две части, потому что при банкротстве или при продаже того или иного объекта, библиотека, библиотечный фонд переводится в другую библиотеку, как фонд Российской Федерации, поскольку фонды являются федеральной собственностью, а библиотекари будут искать какую-то другую работу. К сожалению, таков закон. Дело в том, что они не находятся в ведении федерального агентства. В системе нашей находится 42 тыс. библиотек. Но мы должны защищать и права библиотекарей, это самые социально на сегодня незащищенные люди. Зарплата 1800-2200 рублей.
Вопрос журналиста: Я знаю, что программа “Культурная революция”, которую вы снимали про Высоцкого 25 января не вышла в эфир? Появится ли на вообще, если нет то почему?
М.Е.Швыдкой: Вы знаете, по моему, она все-таки вышла в эфир. 25-го не было, но она вышла в эфир. Дело в том, что у нас строгая договоренность: я делаю программы вместе с Андреем Козловым, а канал делает с ними то, что он считает нужным. Как правило, у нас выходят все программы, некоторые откладываются по тем или иным причинам.
П.М.Спектор: Спасибо Михаил Евгеньевич! Блестящие и содержательные ответы. Всем журналистам тоже большое спасибо. М.Е.Швыдкой: Всем большое спасибо.
