Наверное, если б существовал приз “Пролет года”, он бы его получил. Потому что не он, а Гоша Куценко идет теперь в турецкой шапочке набекрень по кинотеатрам нашей необъятной. Он отказался от роли в “Турецком гамбите”, не удосужившись даже заглянуть в сценарий! Люди говорят, он так расстроился, что закрыл не одно и не два, а все “Окна” сразу. И теперь он — вольный художник Дмитрий Нагиев.
— Как вас угораздило отказаться от “Турецкого гамбита”?
— Откуда вы знаете?
— Слухами Москва полнится...
— Мне позвонили в понедельник и предложили сниматься, причем в четверг я уже должен был быть в Болгарии на съемках. Но у меня, что называется, елки! Спектакли были. Причем билеты все проданы — переаншлаг, как, впрочем, и сегодня (имеется в виду нашумевшая “Кыся”. — Е.М.). Я тогда сказал, что не могу заявить людям, с которыми работаю, что вырос и уезжаю сниматься. На что мне ответили: “Я слышал, что вы говно, но порядочный человек. Надеюсь на дальнейшее сотрудничество”. Я поблагодарил и, в общем-то, забыл. На сегодняшний день я уже выдернул пару волос из своего скальпа по этому поводу. Хотя на тот момент действительно ничего не мог сделать. Мне не повезло — я родился с совестью.
— Большое кино — это же принципиально новая ступень...
— Не могу отменить “Кысю” или выступление в детском садике ни ради “Турецкого гамбита”, ни ради работы у Спилберга. Если я дал слово, честное купеческое, я его держу. Это моя отличительная черта и моя беда.
— В прошлых интервью вам вроде как страшно нравилось сочетание “деньги—слава”. Поменялись установки?
— Я и сейчас к этому стремлюсь, и, наверное, нет такого человека, которому не хотелось бы денег и славы. Но... Мне не повезло — я порядочный человек.
— Что для вас значила приказавшая долго жить программа “Окна”?
— Очень много. Я отвечу по-честному, а не так, как принято. “Окна” для меня были доходом, возможностью зависеть от меньшего количества людей, роскошью отказываться от проходных ролей во второсортных сериалах и иллюзией занятости.
— Где все это время вы брали столько идиотов?
— Понятия не имею, где их брали, потому что я этим не занимался. И я не согласен с тем, что все люди, участвовавшие в “Окнах”, идиоты. Зритель видел только верхушку айсберга. “Окна” — это гигантская команда людей и большое количество денег.
— Участники приходили к вам из-за жалких 50 у.е.?
— Что вы! Далеко не всем платили. В день было около трехсот звонков. Платили только тем, я так подозреваю, кто отказывался идти, какие-то любовники-любовницы.
— Мои коллеги как-то у вас побывали, травили истории про роковую любовь, а потом написали очень веселую заметку. Журналисты часто подставляли?
— Может быть, программа потому и закрылась, что все реже и реже... Бывали смешные случаи. Однажды ваш коллега проник в редакторскую группу и стащил со стены расписание сюжетов, где редакторы для себя (и понятным себе языком) писали их очередность. Например, сюжет №3 — “тетка с членом”, сюжет №12 — “тетка без ноздрей”... Пресса выдала это как крамолу, доказывающую, что все подстава. Скажите, какой же подставой может являться рабочий материал? Он просто делает понятным то, о чем идет речь.
Мы снимали 25 программ за один блок. За три дня через нас проходило семьсот человек! И всегда в начале программы я обращался к залу: “Те, кто пишет, что все здесь подстроено, не удосужился оторвать задницу от стула и прийти посмотреть, как это снимают”. Мы были единственной программой в стране, которая работала в режиме нон-стоп. Все, что мы снимали, видел зритель. Остановки только по техническим причинам — погас свет, вырубился звук. Конечно, был момент, когда сюжеты стали помойкой.
— Вот именно.
— Это было год назад. Цифры упали, и мы потратили полгода, чтобы вернуть рейтинги. Нам это удалось. И сейчас, когда “Окна” вновь были на вершине, мы решили программу закрыть, чтобы оставить в памяти телезрителей ощущение легенды, а не помойки. То есть программа ушла не на закате, как это делают многие, а на абсолютнейшем подъеме.
— Вы так считаете?..
— Да.
— Видела момент, когда вас после драки на площадке выносили чуть ли не под руки. Это была настоящая потасовка?
— Да. А как иначе? Может быть, не надо было оставлять меня в больнице и приволакивать туда съемочную группу. Это уже был элемент пиара, а так все реально.
— Кто же вам так навалял?
— Если бы вы смотрели сначала, увидели б, как один милый человек ударил ногой мне в спину так, что я влетел в декорацию и разодрал лицо. Мне навалять можно, но это не самая простая затея. Хотя когда в спину...
— Сложная затея, потому что сдачи можете дать?
— Стараюсь этого не делать, но умище-то, умище куда девать? Я мастер спорта.
— Человеку постороннему легко вывести вас из себя?
— Да. Я абсолютно вспыльчивый. И это касается общения с незнакомыми, со знакомыми и близкими людьми.
— Жену били?
— Никогда в жизни. Я могу кричать, брызгать слюной, курить и молчать. Есть участь быдла, как известно, изобретательного, а есть участь интеллигентных людей. Вот я себе придумал, что я интеллигентный человек.
— Вам не кажется, что передачи типа “Окна” отупляют людей?
— Наверное. Но они дают возможность выбора: не хочешь — не смотри. Когда мне именитый режиссер рассказывает, какое барахло он смотрел в моей программе в среду и пятницу (во вторник было поприличнее, но тоже барахло), сразу возникает вопрос: “А вы не пробовали не смотреть?” И если бы нацию тупили и обыдляли только такие программы, у нас было бы куда меньше проблем. Есть вещи, которые по-настоящему тупят нацию, — это, например, десятидневное празднование Нового года. Вот это обыдление. А то, что делаю я, — это всего лишь возможность выбора. И потом, никогда с экрана я не ругался матом, у меня абсолютно правильный русский язык, я много читаю и говорю неглупые вещи. Если программа бросает тень на меня, это минус мне. Но, в общем, своей вины я не чувствую.
— Неординарная вы личность. C президентом на короткой ноге побывать успели...
— Это мне кажется, что я на короткой ноге. Если Владимира Владимировича спросить, кто такой Нагиев, он наверняка не вспомнит. Хотя... Мы столько вместе проехали по городам и весям на автобусе, что если не вспомнит, значит, у него просто плохая память. Но... Нет людей, которые на короткой ноге с президентом, — это хвастовство. Мы знакомы, вот и все.
— Ну что же вы, ей-богу, — надо было задружиться как следует!
— Знал бы, знал бы...
— Но вы видели масштаб его фигуры?
— Нет, масштаба я не оценил. К сожалению или к счастью. Может быть... Я не получил ни одной своей работы по знакомству, и ничего хорошего в этом нет. Надо уметь тусоваться. Я так думаю, глядя на артистов, которые кочуют из сериала в сериал, из ток-шоу в ток-шоу. Я понимаю, что такие дивиденды они получают на тусовках.
— Но с Владимиром Владимировичем вы же разговаривали во время работы?
— Разговаривали. А как же иначе? Мы вместе стояли за кулисами, на Дворцовой площади. Он был правой рукой Анатолия Собчака, я возглавлял молодежное движение в штабе того же Собчака. Мы все время оказывались рядом.
— Вы ему: ну что, брат Путин? А он: так, мол, и так...
— Нет, разговаривать разговаривали, но не болтали. Поймите, тогда Владимир Владимирович был для меня абсолютно незаметным человеком. Именно правой рукой, без которой нельзя, но не более того. И я не анализирую, изменился ли он с той поры или нет. Для меня это два разных человека.
— Он и тогда носил серый костюм?
— Раз я не запомнил, во что он был одет, значит, наверное, так.
— Читала, как вы назвали Аллу Пугачеву “фабрикой по производству гомосексуалистов”. Розовые кофточки и голубые перья — это понятно, но о вас такого рода слухи ходят куда чаще.
— Я бы сказал, ходили. Думаю, эта дрянь ко мне прилипает из-за того, что сыграл астрономическое количество незатейливых женских образов в сериале “Модерн”. Второе — я не появляюсь нигде и ни разу не развеивал эти мифы. И третье: там, где я работаю, очень мало “натуральных” людей, и от этого всех чешут под одну гребенку. Мне неприятны слухи и разговоры об этом. Моя личная жизнь очень сложна. Тот, кто знает меня близко, смеется над этими слухами. Те, кто со мной учился и помнит, как мы отдыхали, конечно, и слушать такого не будут.
— Отдыхали по женским общагам поди?
— А как же! Столько всего произошло, как говорится, жалко, детям рассказать нечего.
— Исходя из тона вашего высказывания, Алла Борисовна для вас не авторитет?
— Непререкаемый авторитет. Может быть, у меня эта фраза и вырвалась как досада по поводу того, как эта страна может портить больших звезд. Хотя нет дыма без огня, и, наверное, у Аллы Борисовны есть возможность не делать того, что она делает на сегодняшний день. Но она для меня авторитет. Людей, перед которыми я готов склониться при приветствии, я могу пересчитать по пальцам одной руки. Это не прогиб, а дань уважения. И если кто-то из них пошлет меня к черту, я даже не возмущусь. Я им заранее все прощаю.
— И кто же они?
— Алла Пугачева, Людмила Гурченко, Олег Янковский и Константин Эрнст.
Иуда в интерьере
— Вы сыграли Иуду...
— Насколько я сыграл, увидим позже. Пока можно только говорить о том, что я поучаствовал в съемках “Мастера и Маргариты”.
— Чем вы для себя оправдали своего героя?
— Есть разные Иуды. У Леонида Андреева есть Иуда Искариот, который из-за религиозно-философских соображений предает своего учителя, потом мучается, рыдает всю ночь и вешается на утесе оттого, что сам себе не простил. Это масштабное полотно Иуды. Другое дело Иуда Булгакова, не прописанный вообще никак.
— Может, это потому, что Иуда — товарищ широко известный?
— Наверное. Но, кажется, я поработал так, что мне не будет стыдно. У меня в “Мастере” две небольшие роли — Иуда и барон Майгель. А Иисуса я играть отказался.
— Почему?
— Не готов. И думаю, никто не готов.
— Как там было у Достоевского — “низок, князь, низок”?..
— Да, у него еще про тварь дрожащую было... Эх, дураком был, дураком и остался.
— Возможно, вы просто верующий человек?
— Да.
— Верующий или верящий?
— Ненавижу копание в том, что не помогает созидать. Лет через пятьдесят я этот вопрос разберу и факсом отправлю вам ответ. Я верующий человек, и больше мне нечего по этому поводу сказать.
— Не смущает, что образы, прямо скажем, сходные — ведущий “Окон”, чеченский бандит, теперь вот Иуда...
— В противовес всему этому я берегу прапорщика Задова и его сына Пашку. В кино мне действительно предлагают других персонажей, и, наверное, со стороны виднее, на кого я больше похож. Я сейчас, кстати, заканчиваю съемки в фильме, где играю бандита по прозвищу Моцарт. Видите, у меня даже бандиты не обычные бритые, а какие-то ненормальные. Недавно завершил работу в фильме “Новогодний киллер”, сыграл киллера по кличке Скрипач.
— Как мило.
— Возможно, в чем-то это идет от меня, потому что хороший парень — это не произведение искусства.
— Вы по-прежнему считаете, что семья, жена и прочая дребедень — помеха имиджу звезды?
— Бог с вами, никогда так не считал!
— Я прочитала книгу вашей бывшей жены Алисы Шер — она про вас именно так говорит.
— Я, знаете ли, тоже листанул... Но я действительно никогда так не считал. Просто я думаю, что об этом ни к чему говорить. Не терплю артистов, которые выставляют личные отношения напоказ: “Это я, а это моя Нюся”. Поэтому не хочу этого делать и сейчас.
— В книге есть любопытный момент про то, как вас приглашали сняться в порно. Причем рассказано это с занятным подтекстом: финансовая ситуация в семье была такова, что мог бы и согласиться. Таким образом можно заработать на семью?
— Можно. Но все дело в том, как ты завтра проснешься, как вы посмотрите друг другу в глаза. Я понимаю, что всегда будет завтра, когда может быть неудобно за сегодняшние поступки.
— Алиса написала, что в связи с вашим отказом порнобизнес много потерял. Это комплимент?
— Надеюсь, что да. Я узкий специалист, и мне есть что сказать в этом направлении, и может быть когда-то... Однажды я пролистал трактат о похождениях Казановы, и он... просто мальчик.
Недавно смотрел, как живет одна звезда. У него свой берег океана асфальтированный, и на этом пятачке стоит золотой унитаз. И он, сидя на собственном золотом унитазе, смотрит на море. Так вот, когда я буду очень богатым, я, сидя на берегу на собственном унитазе, может быть, возьмусь за перо.
— За что, как вы думаете, люди вас
не любят?
— Зрители могут не любить меня не за то, как я что-то делаю, а за то, что именно я делаю. Скажем, программа “Окна” кому-то нравилась, кому-то нет. Но меня нельзя не любить за отсутствие профессионализма, вкуса или такта. Что касается близких, так тут есть список из 375 наименований, за что меня можно не любить.
— Да, например, Невзоров после съемок “Чистилища” сказал о вас: “Какая потрясающая мразь!”
— Да, а еще он сказал: “Вот кто поможет нам продать все кассеты”.
— Настолько вы самокритичны?
— Ненавижу, когда мне рассказывают, что на сцене или на экране я не так сделал. Потому что больше, чем я себе сам скажу, мне никто не скажет. Я не зависаю и не торчу на своем творчестве.
— Желание-максимум?
— Много раз об этом говорил, но повторюсь. По-прежнему каждое утро я жду звонка Спилберга. Да ладно, что говорить....
