Век воли не видать

Уже год как в России “нельзя помиловать”

Зарекаться от тюрьмы да от сумы в России, как показал многовековой опыт, не стоит. С сумой понятно — потерял работу, кинули коллеги по бизнесу, ушел в запой, вот и нищенствует человек. С тюрьмой тоже легко все устраивается — напился-подрался, выехал на “встречку” — врезался, да мало ли как случается, что человек по собственной глупости оказывается на нарах! Вон Ходорковский и тот сидит — налоги не заплатил (читай — не поделился), а другие тоже не заплатили, но поделились — и не сидят. В общем, тьфу-тьфу, не зарекайтесь!

От сумы избавиться можно — найти работу, грузчиком в конце концов пойти, друзья-родственники помогут. А от тюрьмы? Есть три варианта оказаться до окончания срока на свободе без побега. Первый — по амнистии. Нынешняя, к 60-летию Победы, показала, что все это фикция — не хочет государство выпускать зэка на волю. Второй — по условно-досрочному освобождению. Но такое освобождение у самих осужденных считается неавторитетным — либо стукачи это заслуживают, либо те, кто купил. Третье — по помилованию. Увы, и тут проблема — вот уже почти год Управление по обеспечению конституционных прав граждан при Президенте РФ не несет гаранту на подпись прошения. А их, челобитных о помиловании, со всех уголков России скопилось немало. Но не несут — и точка!

Корреспондент “МК” больше двух лет входит в состав комиссии по вопросам помилования на территории Московской области и изнутри изучил, как ставится запятая в известной фразе “Казнить нельзя помиловать”.


Перед первым заседанием комиссии, помнится, почти не спал, все перечитывал скупые формулировки представленных на помилование дел. Как в них разобраться, в этих буковках-то? Как увидеть за строчками на листе бумаги судьбу человека? Виновен он или нет, вернее, достоин ли того, чтобы быть выпущенным на волю? От твоего слова зависит — останется ли осужденный и дальше сидеть на нарах или будет жить нормальной человеческой жизнью. Ошибка в любом случае может стать непоправимой...

Честно признаюсь, первый раз смотрел все больше на реакцию других членов комиссии — что говорят, уточняют, как обсуждают каждый конкретный случай. К моему счастью, голосование по каждому прошению было тогда единогласным — здесь белое, а здесь — черное, здесь поддерживаем прошение, а здесь заворачиваем. Впрочем, такое единодушие — это скорее исключение из правил, обычно спорим долго, пока не одолеет подавляющее большинство членов комиссии. Вот, например, последний случай...

— Так, второе дело, — перекладывает очередную папку председатель комиссии Василий Громов. — Петрова* Анжела Валерьевна, 1972 года рождения, гражданка РФ, проживала в Московской области, Раменском районе... С материалами дела все ознакомились?

У гражданки Петровой — целый букет статей. 162 часть 3 пункт “в” — это разбой с причинением тяжкого вреда здоровью, 33 часть 5 — пособничество, а вот и “убойная” 105-я с утяжеляющими пунктами “в, ж, з” части второй — убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, совершенное группой лиц по предварительному сговору, из корыстных побуждений. Просто вурдалак какой-то эта Анжела Валерьевна! “Убиенное лицо в беспомощном состоянии” — это ее родная бабушка 1922 года рождения... А вот здесь стоп — эмоции у членов комиссии должны быть на втором плане.

Листаем страницы дела. “Ходатайство о помиловании”... “Уважаемый г. Президент! Обращаюсь к Вам с Прошением о Помиловании... Срок моего наказания заканчивается в 2010 году, уже долгих 5,7 лет я нахожусь в заключении... Я глубоко и искренне раскаиваюсь в содеянном... Дочери в этом году исполнилось 14 лет. Это возраст — переходный, можно сказать — трудный возраст. Мысли о доме, о пожилой маме и дочери постоянно со мной... За время своего пребывания в колонии я привыкла много трудиться, добросовестно относиться к работе...”. Дата, подпись (орфография и пунктуация авторские). Ну что, дрогнуло сердце? Пропадает ведь женщина на зоне...

...В ночь с 27 на 28 апреля Петрова, Глухарева* и Молчун* (гражданин Украины) крепко выпивали. Как это водится в подобных случаях, спиртное закончилось чуть раньше, чем желание его употреблять. Достать было негде, а главное, не на что. И тут Анжела вспомнила про свою бабушку. В 3 часа ночи компания уже стучалась к ней в дверь — узнав внучку, старушка впустила гостей. “Дерни за веревочку, дитя мое, дверь и откроется...”. Сердобольная старушка угостила всех чаем, а сама легла отдыхать и уснула. Молчун достал из сумки припасенный увесистый гвоздодер и стал бабушку убивать — 9 ударов по голове и лицу. Несчастная скончалась на месте. После этого троица стала деловито упаковывать вещи. Взяли видеомагнитофон “Самсунг”, два телевизора “Панасоник” и “Фунаи”, три комплекта постельного белья, ковровый комплект, хрустальную посуду — на сумму 19550 рублей. Поехали в Люберцы, где жила Глухарева, и продали все это.

Судебная коллегия по уголовным делам Московского областного суда назначила Петровой наказание в виде 12 лет лишения свободы. Молчун получил 17 лет, Глухарева — 16.

Отсидев менее шести лет, Анжела Петрова написала прошение о помиловании. Администрация Можайской колонии, к слову, характеризовала Петрову А.В. положительно и поддержала ее ходатайство о помиловании. “В коллективе уживчива, взаимоотношения с осужденными строит правильно, конфликтов не создает. Требования режима содержания и правила внутреннего распорядка соблюдает, взысканий и замечаний не имеет, ревностно следит за порядком в отряде...”.

Чаша весов — на одной убийца, на другой раскаявшийся человек, — куда она склонится? Я не случайно достаточно подробно описал дело Петровой — вы бы какое приняли решение? Забегая вперед, замечу — в помиловании Анжеле Валерьевне комиссией было отказано. Но не единогласно... Трудно принималось решение. Взвешивали все “за” и “против”, еще раз подняли материалы уголовного дела и, лишь когда убедились, что Петрова изначально знала, что идет с компанией убивать бабушку, — отказали.

* * *

Иногда думаешь — ну кто ты такой, чтобы решать: миловать человека или нет? Это право на небе принадлежит господу богу, а на земле — президенту. А с другой стороны, решение о помиловании находится в руках многих людей. И в этой цепочке территориальная комиссия по вопросам помилования лишь одно звено в общей цепи. Потом наше предложение должен утвердить губернатор, затем его рассмотрит президентское управление по обеспечению конституционных прав граждан, и уже Владимир Путин выносит окончательный вердикт, ставит точку.

Да и ответ на вопрос: “А судьи кто?”, позволяет надеяться на достаточную объективность комиссии. “Безупречная репутация, отсутствие “черных пятен” в биографии” — это лишь немногие требования Администрации Президента к составу комиссии. Себя в расчет не беру, наверное, профессия журналиста не самая безгрешная на земле, но мои коллеги люди и впрямь достойные. Перечислю всех.

Председатель комиссии Василий Громов — зампред правительства Подмосковья. Его заместитель Сергей Крыжов — уполномоченный по правам человека в Московской области (он, кстати, самый большой либерал в комиссии — уж не обессудьте, Сергей Борисович!). Ответственный секретарь комиссии Иван Шумский является советником руководителя аппарата правительства области, Виктор Азаров — председатель областного совета ветеранов войны, Александр Балясников — Герой Советского Союза, председатель совета ветеранов ГУВД, Александр Жаров — депутат областной Думы, Борис Наместников — из межрегионального общественного учреждения “Объединенная общественная приемная”. Серьезные консультации в ходе рассмотрения прошений дает Алексей Галоганов — президент адвокатской палаты Московской области, председатель президиума областной коллегии адвокатов. Евгений Круглов — главный врач МОНИКИ им. Владимирского, Сергей Харламов — народный художник, секретарь Союза художников России, отец Дмитрий (Оловянников Дмитрий Владимирович) — настоятель Владимирской церкви города Мытищи. Людмила Тропина — единственная женщина в комиссии, но какая! В недавнем прошлом полковник милиции, возглавляла в Подмосковье работу с несовершеннолетними, сейчас советник губернатора. Один из самых старейших — председатель Совета старейшин Московской области, почетный гражданин Подмосковья Иван Черепанов. Ну и нельзя забыть о заведующем отдела по вопросам помилования аппарата правительства Московской области Юрие Ивойлове, на которого возложена огромная работа по подготовке документов на рассмотрение помилований.

Когда меня только утвердили в состав комиссии по помилованию, от многих знакомых довелось слышать: “Ты смотри, поосторожнее. На такой должности могут и взятки предлагать, и угрожать физической расправой — разных ведь людей предлагают помиловать”. Клянусь как на духу — не угрожали и не предлагали. Сейчас понимаю почему. Такую комиссию застращать невозможно! Красивая фраза получилась, типа “гвозди бы делать из этих людей”, но слова из песни, как говорится, не выкинешь...



* * *

...Уже который месяц сидим без работы — в том смысле, что комиссия практически не собирается. За четыре месяца этого года — одно заседание, рассмотрели 4 прошения о помиловании. Когда будет следующее — неизвестно. Это притом что еще два года назад комиссия заседала едва ли не каждый месяц, а дел было и по шесть, и по восемь! За год мы рассматривали более 60 дел и думали, что этого мало, самокритично считали, что нужно более тщательно работать с администрациями колоний, побуждать их к активизации написания осужденными с легкими статьями прошений о помиловании.

— При нынешнем отношении президентского управления к вопросам помилования, это неудивительно, — сетует Иван Шумский. — Что говорить, если с прошлого года не вынесены решения по нашим прошениям в отношении 11 человек? С июля еще лежат. Это у нас, а представь, сколько по России?

Реорганизация бывшего управления президента по вопросам помилования в нынешнее управление по обеспечению конституционных прав граждан, как-то странно отразилась на прохождении прошений. Если открытым текстом — попросту застопорилась. Бумаг новых требуется в десятки раз больше, видимо, чиновникам приятно иметь дело с объемом макулатуры, но конкретного эффекта от этого мало. Возглавившего управление Дмитрия Жуйкова и в лицо-то никто из членов территориальных комиссий по вопросам помилования не знает. Слышали только, что был он раньше заместителем у Волошина в президентской администрации.

— Раньше раз в полгода в управлении по вопросам помилования проводились рабочие совещания, были выездные заседания, на которых обсуждались актуальные вопросы, люди в конечном итоге просто делились опытом, — говорит Иван Шумский. — Новая структура ни разу нас не собрала. Нет даже элементарной статистики по прохождению прошений о помиловании.

В подмосковных исправительных учреждениях, а их в области 16, в том числе две детских и женская с детьми, администрация исправительных учреждений тоже заметила подобное “охлаждение” к помилованию. Отреагировали там по-своему — перестали направлять прошения в территориальную комиссию. Заключенным объяснили незамысловато: “Не хочет президент вас миловать, не марайте попусту бумагу”. И это притом что в колонии именно возможность помилования заключенного считалась одним из действенных воспитательных рычагов. Теперь вера зэка в помилование теряется. В недоумении и священнослужители — в каждой подмосковной колонии есть храм, — ведь и их поддержание ходатайств серьезно принималось при рассмотрении прошений о помиловании.



* * *

Впрочем, пока еще право осужденного на просьбу о помиловании никто не отменял. Как никто не отменял порядок прохождения этого прошения. Когда осужденный пишет прошение на имя президента и подает его в администрацию колонии, там обязаны в течение 20 дней подготовить следующие документы: представление, анкету, справку о состоянии здоровья, копию приговора, справку об исках. Они направляются в комиссию по вопросам помилования. Там в течение 30 дней должны рассмотреть прошения и представить главе субъекта. Губернатору, в свою очередь, отводится на рассмотрение и направление своего решения президенту еще 15 дней.

Итого на путь прошения от камеры до президентской администрации отводится чуть больше двух месяцев — 65 дней. Дальше, похоже, арифметика уступает место бюрократической “закваске” бумаг — чем дольше лежит, тем лучше. Пока бумага лежит — человек сидит. А сидит, значит, и проблем нет.

Лежат прошения Алексея Богданова и Владимира Уткина с 27 октября прошлого года, Татьяны Ивановой — с 28 июля, многие и многие другие просьбы к президенту о помиловании. Я специально не пишу о тех решениях, которые вынесены на них комиссиями и губернаторами: до президентского вердикта нет такого у меня права. Но люди в колониях ждут любого ответа, а пока его нет — все продолжают верить и надеяться.

Еще одна немаловажная деталь. Прежде чем комиссия принимает свое решение по прошению осужденного, проводится огромная подготовительная работа. Обязательны выезды в семью заключенного, который просит о помиловании. Делаются запросы в органы внутренних дел по месту жительства, в комиссии по делам несовершеннолетних, собираются характеристики с прежних мест работы и учебы. И все это получается впустую. Коту под хвост!

Выскажу не только свое мнение и мнение коллег, но и многих правозащитников. Похоже, что функции по вопросам помилования нужно частично (исключая особо опасные преступления) передавать в регионы. В конечном итоге осужденные ведь в большинстве случаев отбывают наказание по месту жительства, на территории своих краев и областей, и уж кому как не руководителям субъектов быть наиболее пристальными и объективными при вынесении решений на прошения.



* * *

Помню, как полтора года назад рассматривали мы на комиссии прошение о помиловании Алексея Морозова из Дубны. У парня была 111-я статья — умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Майским днем в лесном массиве около спорткомплекса “Руслан” он избил одного гражданина. Сильно бил — молотил кулаками по лицу и телу. Через десять дней тот скончался. Суд дал Морозову 3 года 6 месяцев исправительной колонии общего режима. Выяснилось, что пострадавший приставал к жене Морозова в его присутствии. Уж как себя вела супруга — опустим, но взыграла у парня ревность. К тому же соперник страдал тяжелой формой гемофилии А, о чем Морозов не знал. Все это учел и суд, назначив ему незначительный срок наказания.

Морозова, отсидевшего менее половины срока, мы просили помиловать. Наказала его судьба и так достаточно. С нами согласились и губернатор, и президент. А тут недавно пришло из администрации города Дубны письмо — работает, мол, Алексей Морозов на машиностроительном заводе токарем, воспитывает двоих своих детей, все отзывы исключительно положительные. Уже сейчас, по прошествии времени, понимаю — залежись прошение Алексея в ящиках чиновничьих шкафов, сидеть бы ему и по сей день. И кем бы он вышел тогда из колонии — неизвестно.

Понимаю, что вопрос риторический: сколько еще таких судеб, висящих на волоске, кому пока еще можно помочь, вернуть к нормальной человеческой жизни? И сколько тех, кто, потеряв веру и надежду, навсегда уйдет по ту сторону Закона?


* Фамилии изменены.



Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру