Утрата месяца
…Большой театр, лежа одной ногой на больничной койке, другой… утратил за одну ночь после достопамятного заседания с Путиным во главе половину средств на свою реставрацию. Чиновники от культуры (Швыдкой, Иксанов) запрашивали $1 миллиард, получили половину (15 млн. рубликов). Причем Швыдкой клятвенно заверял Путина: “Вл. Вл., заработать на Большом нельзя, а тот лишь понимающе кивал, уже зная, какое примет решение: половину. Также понимающе качал головушкой министр Соколов: “Ни один театр не укладывался в означенный бюджет. И Большой не уложится”. Швыдкой резюмирует: “Нам придется отказаться от каких-то вещей, которые были бы желательны. У нас достаточно жесткие сроки для работы, за 3 года это трудно сделать, но постараемся”. Опять-таки поражает не то, сколько денег надо — миллиард или сто миллиардов. Но как это вообще может быть, чтобы госчиновники высшего уровня называли (заручившись авторитетными экспертизами) одну цену, а другие такие же VIPы от политики урезали цифирь не на 2 или 3%, а вдвое?
Кондитер месяца
а точнее, знатный гастроном — Юрий Любимов. Это он, 88-летний мастер, изготовил “Суф(ф)ле”. Опытный человек за двойным “эф”, естественно, увидит не кондитерский продукт, а театральный, причем высшей пробы. Любимов соединил Кафку с Беккетом и приправил это Ницше. Данных авторов озвучил Вагнером, Малером и нашим современником Мартыновым. А двойная “эф” — не бессмысленная оригинальность, а конкретный намек на то, как государственная машина пытается, и не безуспешно, делать суфле из мозга своих граждан. Любимовская премьера отражает не только актуальность идеи, но и событий: “Процесс” Кафки в своей тупой бессмыслице уж очень смахивает на процесс Ходорковского. Своим “Суф(ф)ле” Любимов коллегам по режиссерскому цеху преподнес изумительный урок, как можно не прогибаться перед зрителем и властями.
Мыльный пузырь месяца
лопнул вместе с “Аидой” Новосибирского театра оперы и балета, получившей “Золотую Маску” как лучший оперный спектакль России минувшего сезона. Пузырь надували долго с привлечением опытных надувателей в лице экспертов фестиваля, а также его жюри. Немалую роль в величине пузыря сыграли деньги: на транспортировку и размещение данного шедевра в Москве оргкомитет потратил две трети фестивального бюджета. Сенсация обернулась довольно стандартным и прямолинейным режиссерским “решением”, согласно которому музыку Верди заглушили автоматные очереди и взрывы, а персонажи успешно соревновались друг с другом по степени уродства. О пении судить было трудно, так как спектакль шел в сопровождении технически безграмотной микрофонной подзвучки. Однако жюри национальной театральной премии присудило “Маску” именно “Аиде”. Похоже, Новосибирск притягивает “Маски”, как магнит: в прошлом году ее дали все тому же Новосибирскому театру оперы и балета за весьма сомнительный по качеству спектакль “Жизнь с идиотом”. А в нынешнем и Новосибирская музкомедия уехала из Москвы с премией за оперетту “В джазе только девушки” — спектакль столь беспомощный, что это даже неловко комментировать.
Статский советник месяца
Им среди всех, воплотивших светлый образ Фандорина, можно назвать актера Алексея Веселкина из Молодежного театра. Именно он, а не суперкультовый Меньшиков (также в апреле появился на экране), блестяще сыграл знаменитого сыщика в премьерном спектакле “Инь и Ян”. Вот, казалось бы, ничего особенного Веселкин не делает, а только допрашивает подозреваемых, только ходит в первой версии “Инь и Яна” с перевязанной рукой, а во второй — с перебитой ногой, но он изумительно встает в один ряд с другими знаменитыми персонажами — Пуаро, Мегрэ — в лучших их исполнениях.
Вспышка месяца
произошла во многих местах Москвы практически одновременно. Фестиваль “Мода и стиль в фотографии” опять оккупировал весь город. И что характерно — налицо поворот застарелого академизма в сторону нового и динамичного. После того как президент Академии художеств Зураб Церетели наградил медалями наших актуальщиков после 1-й московской биеннале, ни у кого не осталось сомнений, что он под фестиваль “отвалит” Ольге Свибловой все свои территории. Так и случилось. Но если Центр искусств на Пречистенке был заполнен все-таки ностальгирующей классикой старых итальянских папарацци, то в Музее современного искусства на обеих территориях (Петровке и в Ермолаевском) оттянулись по полной молодые. Ударными же стали выставки в Московском доме фотографии. Сразу два персонажа с мировым именем шокировали зрителей — гей Роберт Мэпплторп и некрофил Уиткин.
Ноги месяца
обнаружились на премьере балетов Леонида Мясина в Большом театре. В “Треуголке” приглашенный из Парижской оперы Жозе Мартинез показал, какую пулеметную дробь можно отбивать каблуками. Его ноги то как стрелы вонзались в пол, то прочерчивали сцену острыми, резкими линиями. А в “Парижском веселье” по части ног отличились балерины Большого. С визгом и криком, задирая юбки выше головы, падая на шпагат и открывая зрителям кружевные панталоны с черными подвязками, девушки исполнили знаменитый “френч-канкан”. Такого танца и таких ног Большой еще не видел. После премьеры зрители разбились на два непримиримых лагеря — одни утверждали, что канкан — пошлость и его появление в первом театре страны недопустимо. Здесь не хватило только народных депутатов. Другие пришли в восторг от бурнокипящего танца и от того, что Большой немножко встряхнулся от бремени традиций.
Виртуозами месяца
…как, впрочем, и всех последних 25 лет, стал камерный оркестр Владимира Спивакова. У дам екало от неожиданности сердце, когда музыканты четверть века назад лихо вскакивали со стульев и запевали хором. Это сейчас со всех экранов юбиляров называют понятным для всех словом — “бренд”. Бренд, хотя состав уже перетрясался не раз. Бренд, хотя 1990—2000-е — это время яростных битв за дележ арт-рынка и время бесконечных подделок, когда за рубежом одновременно могли выступать 5—6 групп танцоров “Звезд Большого театра”… У нас в самом деле не так много музыкальных “брендов”. Остались скорее мастера-дирижеры, да и то их выступления там столь редки, что мы совсем не видим их здесь… Темирканов, Ашкенази, Плетнев. “Виртуозы Москвы”, пожалуй, едва ли не единственный сам за себя говорящий коллектив, сумевший завлечь и влюбить, что бы он ни исполнял.
Фениксом месяца
стал реконструированный Манеж. Возродили его из пепла в рекордные сроки (прошел всего год после пожара). Но скорость не помощник качеству. Строители и архитекторы упустили одну деталь, — систему локального освещения. Залов в Манеже теперь два: верхний и новый нижний. И если с нижним проблем не будет, то с верхним... Как известно, сгоревшие в пожаре знаменитые фермы Бетанкура были все изъедены жучком. После войны огромные балки подперли многочисленными колоннами, к которым были подведены системы электропитания. Когда в Манеже проходили художественные ярмарки, где участвовали до 200 галерей, было удобно — подсветку картин в каждом павильоне обеспечивала отдельная розетка. Но сейчас художники в тоске. Балки теперь клееные, подпорки им не нужны. Куда девать розетки? Представляете картину: уйма народу, а по полу провода, провода, провода... Первым на себе это испытал Сергей Андрияка, чья школа акварели выставляется сейчас в Манеже.
Вампука месяца
— это понятие впервые лишилось своего пренебрежительного смысла благодаря постановке оперы “Вампука, невеста африканская” в Центре оперного пения Галины Вишневской. Название оперы-пародии Владимира Эренберга, впервые поставленной на петербургской сцене в начале прошлого века, вот уже почти сотню лет символизирует безвкусицу, режиссерский штамп и доходящую до абсурда условность оперного театра. Центр Вишневской предложил не только “классический” вариант “Вампуки” — напыщенной, “богатой” постановки с пышногрудыми певицами и кордебалетом, но и показал, как рождается современный штамп — с внешними признаками оригинальной режиссерской мысли при полном отсутствии подлинного вкуса. Впрочем, у самих постановщиков новоявленной “Вампуки” Дмитрия Бертмана и Владимира Понькина хватает и вкуса, и оригинальности. Поэтому спектакль получился смешной, но очень добрый. И теперь сложно будет, скорчив презрительную мину, сказать о какой-нибудь неудачной опере “вампука”. Придется искать более жесткие слова.
Концептуальный заворот месяца
идеально выдержан в Российском молодежном театре на спектакле “Инь и Ян”. Ни в одном столичном театре до сих пор такого не было — чтобы даже в мелочах он был соблюден. Капельдинеры — в кимоно, программки — с иероглифами, в фойе — выставка японской икебаны, и даже буфет предлагает в антракте китайский ассортимент. Не говоря уже о том, что костюмы и декорации выполнены в восточном духе, а актеры (Веселкин и Розин) время от времени общаются между собой на японском языке. Не то что вам “здрасьте-пардон”, а выдают сложные фразы, которые в зале понимают только граждане японской национальности да переводчик с японского Григорий Чхартишвили, он же писатель Акунин.
