Монолог мертвого человека:

“После передоза ни ангелов, ни света в конце тоннеля...”

— Арбат 10 лет назад был совсем другим, — с грустью вспоминает Сергей. — За рестораном “Прага” был “чешский дворик” — из палатки продавали дешевые сосиски, чай. Это сейчас там сплошь бутики и дорогие офисы, а тогда там собирались хиппи, металлисты, обычные студенты. Мы уже вовсю курили “траву”. Некоторые из нашей тусовки вмазывались “ханкой”, которую готовили из сока опийного мака. Но я предпочитал все это обходить стороной, так как знал о последствиях. Может, потому что у меня никогда не сносило башню на полную, я до сих пор и жив. Практически все мои друзья, с которыми тогда начинал “торчать”, уже давно в могиле…


Биография Сергея очень короткая. К 32 годам он в жизни успел совсем немного: закончил школу, женился-развелся, а в основном тусовался и кололся, периодически пытаясь лечиться. Но после недолгой ремиссии наступал очередной срыв, и парень опять начинал принимать наркотики и продавать их.

Такое убогое, беспросветное существование ведут в наши дни сотни тысяч молодых людей. И отношение обывателей к наркоманам соответствующее: их считают отбросами общества. Им отказывают в сочувствии и понимании даже родственники. Но, слушая исповедь этого чудом уцелевшего пионера отечественного наркобизнеса, понимаешь: наркомания — это болезнь не отдельного человека. Ею больно все наше общество.

“Ах, Арбат, мой Арбат...”

— Я женился очень рано, в 18 лет. Отец моей невесты Марины служил во внешней разведке, постоянно мотался по заграницам, но быт своей любимой дочурки устроил по высшему разряду. Квартира в престижном районе, шмотки, деньги без счету... — рассказывает Сергей. — У нас дома начала собираться компашка, и от нечего делать мы стали курить “траву”, которую покупали по соседству, прямо у “Пентагона” — так называли академию Генштаба РФ. В то время здания еще не было, вовсю шла стройка, а торговали наркотиками солдаты-строители. Еще нашими постоянными поставщиками были “братья-базар”. Родители у них жили на Украине, и когда мама приезжала их навестить, то всегда привозила им мешок “дури”, спрятав его прямо в одеяле с их младшим братом. Они сразу же обзванивали всех клиентов. Помню, еще пароль у них такой был: “Есть черные слаксы”. Сейчас один из них сидит, а второй умер от передоза, наверное, лет 5 назад.

Семейная жизнь у 18-летних подростков не заладилась, и вскоре они разбежались. Но Сергей не захотел возвращаться домой и на пару с двумя друзьями стал снимать квартиру неподалеку от Арбата.

Нужны были деньги, и Сергей решил заняться бизнесом — открыл на Арбате точку, каких в те времена было миллион. Продавал что придется — старые военные фуражки, шапки-ушанки, командирские часы и прочую военную атрибутику. Основные покупатели — иностранные туристы. Там же Сергей впервые попробовал продавать наркотики:

— Помню, в очередной раз я сидел на мели. Зато у меня было два больших охотничьих ножа. Я положил их в рюкзак и поехал в центр. Рядом с театром “Современник” находилось кафе с таким же названием — там постоянно собирались хиппи. Один из них, Леша, обменял мне кружку “ганжи” (марихуаны) на ножи и оставил свой телефон. С этого и начался “бизнес”.

Сергей стал продавать “траву” на Арбате. На вопрос, где он находил клиентов, барыга усмехается: “Да они сами меня находили. С клиентурой в нашем деле проблем нет”. А милиция? “Какая милиция?! Она тогда только с валютными махинациями боролась”.

Всю эту “малину” прикрыли 12 апреля 1993 года.

— Помню тот день как сейчас. Я приехал на Арбат, просто посмотреть, что происходит. Вижу, точек нет. Два мента с автоматами запихивают в автобус таких же, как я, продавцов. Меня тоже обыскали — к счастью, с собой ничего не было — и говорят: “Все, с этого дня ваша деятельность закрыта”. Мы немножко погоревали, но старые связи никуда не пропали. И когда все повылазили из подполья, подвернулась питерская “кислота”. Дело очень прибыльное, так как мы брали по 30 долларов за грамм. В грамме примерно 30 порций. А в Москве все это толкали по 5 долларов за порцию, — раскладывает простую арифметику Сергей. — Прибылью делились с бандитами, которые крышевали наши точки, то есть предупреждали о ментовских облавах.



Питерская кислота

На “кислоте” они сидели долго. Постепенно наладили поставки и дилерскую сеть. Торговали прямо в центре Москвы — в Александровском саду. Перевозить наркотики было удобнее и безопаснее в поезде. Давали проводнице энную сумму денег, и она прятала сумку с товаром в свое купе, которое редко проверяли. Да и шмонали в поездах довольно редко. Другое дело на машине — здесь проверяли на каждом посту ГАИ, да и сами перевозчики редко бывали не под кайфом.

— Та “кислота” была полной фигней, — авторитетно заявляет Сергей, — поэтому мы брали ее только на продажу. Хрен его знает, что там в Питере бадяжили. Помню, как-то девочка попросила ее “вмазать”. После укола она сидела часа три на лестничной клетке и звала маму. Я испугался, “скорую” вызывать боялся, так как в те места врачи только с нарядом милиции приезжали, а я сам был под кайфом, да еще и с собой было несколько доз на продажу. В тот раз все закончилось хорошо. Но народа мы тогда много потравили.

На дворе стоял 95-й год, и наркоиндустрия развивалась очень бурно. Ассортимент предлагаемых “товаров” расширился. Появилось ЛСД, экстази. А в кругу друзей Сергея особой популярностью пользовались самодельные “винт” и “джеф”. Эти наркотики не вызывают физической зависимости, как опиумные, но психологическое привыкание наступает очень быстро. Систематическое употребление “винта” и “джефа” способно всего лишь за несколько лет превратить человека в слабоумное ничтожество с текущими изо рта слюнями и несвязной речью. Не говоря уж про токсический гепатит и другие хронические заболевания. Причем “джеф” намного опаснее первинтина. В его состав входит марганец, который оседает в костях и суставах и из организма практически не выводится. В результате развивается паралич ног. Самое невеселое, что отказ ног происходит внезапно — лег спать нормальным, а проснулся калекой. Кроме того, психологическая зависимость от “джефа” очень и очень сильная.

Однажды, когда Сергей уехал в Санкт-Петербург за товаром, их точку накрыли. Многих посадили. Некоторых отмазали влиятельные родители. Но тем не менее сеть развалилась, а значит, возвращаться в Москву резона не было. У Сергея с собой была довольно крупная сумма денег, и он решил залечь на дно в Питере. И остался там надолго…

Санкт-Петербург — город портовый. Через него идет мощный поток смертельного зелья в Европу и обратно. Соответственно, и наркотиков и потребителей намного больше. Именно в Питере на улице Дыбенко располагался крупнейший наркорынок в Европе. На одного настоящего торговца хурмой и виноградом приходилось 2—3 барыги. Сплошные небритые рожи, вспотевшие “торчки” с узкими зрачками всех возрастов и поколений, шуршащие в поисках денег на дозу. Взять можно было все — только плати. Грамм “ханки” стоил от 35 до 50 рублей. Куб уксусного ангидрида — неизменного компонента варки — 10—15. ОМОН сюда наведывался крайне редко. И тогда всех без разбору клали мордой в грязь и загоняли в автобус. До выяснения…

Неподалеку от этого рынка и поселился Сергей, на квартире у своего друга Стаса. Первое время просто жил, варил “винт” и “вливался в коллектив”. А когда деньги стали заканчиваться, понял, что нужно снова заняться продажей. Имея все необходимые связи, это несложно было организовать.

— В Питере тогда была более популярна “ханка” и “солома”. Хотя и “винт” тоже варили в немалых количествах. “Винт” я варить умел. Другой товар брал на рынке у азербайджанцев. Крупными партиями — со скидкой. Мы все это дело бадяжили и продавали в готовом виде. Наша “точка” работала практически бесперебойно. Вообще в Питере “торчали” намного больше, чем в столице. Практически каждый второй. И с “крышей” там проще. Сами же менты и “крышевали”. Прямо у нашей “точки” частенько дежурила машина ППС и брала деньги за вход. Да и колоться менты не брезговали…

На этаже, где располагалась их точка, стоял пост во главе с сержантом. Иногда добренькие дяди милиционеры провожали до выхода, дабы не отняли у наркомана только что купленный товар более отмороженные и голодные товарищи.



В героиновом аду

Наркотиков всегда было в избытке, и мучиться от ломок Сергею не приходилось. Квартира, в которой он жил, превратилась в настоящий наркопритон. Некоторые приходили за дозой, да так и оставались на несколько дней. Постоянный запах ацетона, растворителя, ангидрида. Грязь, из посуды — пара расколотых чашек и грязная прокопченная эмалированная кружка, в которой хозяева квартиры и их многочисленные гости варили “ханку”. За 2 года системного потребления доза Сергея составляла уже 2 грамма.

А потом на питерском рынке произошла наркореволюция. Летом 1997 года со всех прилавков пропала “ханка”, да и маковая соломка тоже. Пропала тетя Валя, торговавшая ангидридом. На смену им пришел ГЕРОИН.

Старые “проторченные нарики” предпочитали обходить его стороной. Зато молодежь ничем не брезговала. С героином все просто: процесс от покупки до вмазки занимает 5 минут. Подойдет любой подъезд или балкон обычной многоэтажки. Не надо искать место, где сварить “ханку”, не надо искать человека, который сварит, бояться облав. Летом 97-го купить герыч было не проблемой. Почти в каждом доме была точка.

— С представителями кавказской диаспоры поработали угрюмые ребята в кожаных куртках и с золотыми зубами, они убедили хачиков торговать только герычем, — поясняет Сергей. — А тех, кто продолжал барыжить опиумным сырцом, как-то быстро пересажали. Наша точка, еще долгое время торговавшая старым товаром, тоже была взята под ментовский пресс. Наши же прикормленные менты устроили облаву и популярно объяснили: “Хотите работать, переходите на герыч”. Мы не хотели. Не тот кайф, да и приход не тот, как от “ханки” или “химии”. Зависимость наступает быстро. А если ты подсел, тебе уже не будет покоя. Ты или торчишь, или болеешь. Да и передознуться ничего не стоит. Но делать было нечего, и мы стали торговать и убиваться “хмурым”, так на нашем жаргоне тоже называли героин.

В январе 1998-го умер Стас. По глупости. От передозировки. Прямо на глазах у Сергея.

— Я видел, что он синеет, но не знал, что делать. Метался по квартире, волосы на себе рвал. Потом решился вызвать “скорую”. Позвонил в “03”, а пока она ехала, весь герыч, который был в доме, спустил в мусоропровод. Но спасти Стаса так и не удалось, — с трудом продолжает Сергей. — Как сквозь сон помню его похороны. Была вся наша тогда еще многочисленная компания. Мать его рыдала, кидалась на нас, пыталась вцепиться в наши серые рожи. Помню, тогда во мне что-то перевернулось, и меня понесло. Сам я за свою наркоманскую карьеру отъезжал раз 10, из них раза 3 намеренно. Бывали у меня депрессивно-суицидные периоды в жизни, когда хотел умереть, но так ни разу и не получилось. Что чувствовал?.. Ни ангелов, ни света в конце тоннеля не видел точно. Было темно, тепло, хорошо — полный покой и умиротворение. И абсолютное нежелание возвращаться обратно.

После похорон друга Сергею стало негде жить, так как родители настоятельно попросили его съехать с квартиры. Но ничего, приютился у друзей в самом криминальном районе Санкт-Петербурга — Ржевском. Обычный спальный район. Блочные серые многоэтажки. Куча аптек, возле которых толкутся мрачные тощие парни с пепельным оттенком кожи. Весной, когда сходит снег, вместо подснежников — куча шприцев. Именно здесь самый большой процент наркоманов на душу населения, в каждом подъезде по 2—3 героиновые точки. Мало кто с Ржевки работает, еще меньше учатся, вся жизнь протекает на улице от вмазки до вмазки, от кражи до кражи. Каждый второй имеет проблемы с законом, каждый третий — судимость.

Там Сергей прожил год. На героине он сидел уже жестко, а так как постоянно требовались деньги, грабил прохожих, вырывая из рук сумки, отслеживал хозяев ларьков с выручкой, доводил до дома, а дальше в ход шел кастет или железный прут… Друзья-товарищи умирали как мухи. Один сорвался с 12-го этажа, пытаясь влезть в соседскую квартиру, другие умирали от передоза прямо там, где укололись, на подъездном балконе, на этаже барыги или прямо в лифте.



Возвращение в Москву

Однажды, проснувшись промозглым ноябрьским утром в подъезде одной из многоэтажек Ржевки, Сергей понял, что если не уедет в Москву, то пропадет окончательно. И он уехал, не попрощавшись ни с кем. Мама, увидев его, расплакалась, она-то была уверена, что сын в Санкт-Петербурге бизнесом занимается…

— Мать отвела меня в районный наркологический кабинет. Просила помочь. И знаешь, что мне сказал врач-нарколог? Сказал, что я, мол, молодец. Вовремя все осознал: “Не торчи месяца 3, а потом приходи. Мы тебя снимем с учета”. Вот и все. И выдал мне брошюрку, в которой было написано, что ни в коем случае нельзя колоться чужим шприцем, а только своим. Я честно пытался завязать, и у меня получилось, но ненадолго.

Он устроился на работу экспедитором и поселился в бабушкиной квартире. Долгое время ни с кем не общался, находясь в жесточайшей депрессии. Жизнь без наркотиков была абсолютно серая. Серая трава, серое небо, серое солнце, самая изысканная еда напоминает туалетную бумагу. Но самое страшное — тишина, которая живет внутри, ее нельзя заглушить ничем. В таком состоянии Сергей прожил год.

Как-то он встретил своего старого знакомого Дениса. Зашли в бар, от него узнал, что самого Сергея уже давно похоронили. Денис рассказал и про бывшую жену Сергея Марину, которая плотно сидит на системе и сама барыжит “хмурым”. Через 2 недели после той злополучной встречи Сергей поехал к Марине…

Еще через 3 месяца он плотно сидел на система, его выгнали с работы, и он поселился у бывшей жены.

Так закончилась самая долгая в его жизни ремиссия.

В торговлю героином не просто пробиться. К товару допускаются только наркоманы со стажем, известные в районе, но не опустившиеся на самое дно. Кроме того, необходима своя отдельная жилплощадь — не будут же клиенты приходить в квартиру, где живут родители. Марина обладала всеми необходимыми условиями. Товар ей прямо в квартиру приносил бандит местного масштаба Лева, с которым Марина недолгое время жила гражданским браком. Раз в неделю он появлялся в Марининой квартире с десятьюграммовым пакетиком героина и забирал деньги за предыдущую партию. Это большая редкость, так как обычно за товар требуют все деньги сразу. Оптовая цена за грамм — 750 рублей. А уж почем Марина продавала, он никогда не интересовался. Главное — чтобы деньги за товар отдавала все и в срок. За недостачу в 20 рублей можно было нарваться на серьезные проблемы и надолго остаться без кайфа.

Участкового с потрохами купила Левина банда — раз в месяц мент получал мзду в размере трех окладов. Плюс два раза в неделю обходил вверенные ему государством героиновые точки и откровенно забирал деньги. Никто не жадничал и с участковым всегда делился, так как с властями, хоть и такими продажными, а дружить надо. Зато о рейдах ОБНОНа и местных омоновцев плативший всегда был предупрежден. С периодичностью раз в 2 месяца, конечно, сажали кого-нибудь из барыг. Однако на его место сразу нанимался кто-нибудь другой.

— Невыгодно было омоновцам барыг закрывать, — рассуждает Сергей. — Они крутились возле точек и брали покупателей. За это отделу, стабильно перевыполнявшему план задержанных по статье 228, честь и хвала. А закрыли точку — потом полмесяца новую разрабатывай. Марину же милиция вообще никогда не трогала (спасибо папиным связям). Но в криминально-наркоманских кругах ее за это не любили, считали стукачом.

Сергей неплохо устроился под крылом бывшей жены. В его семейные обязанности входило разбавлять товар цитрамоном (потому что горький и в воде растворяется хорошо) и фасовать его по чекам (1/10 грамма). Второе он очень не любил, так как фасовка — дело небыстрое и муторное. Зато благодаря этому Сергей всегда имел доступ к чистому героину. Ему предоставлялось почетное право тестировать товар. Нужно же было знать, что предстоит предлагать клиентуре.

Закончилась эта малина, когда посадили за убийство Леву, и прекратились поставки товара. Начался период постоянных ломок и поисков героина. К тому времени доза у них с Мариной была уже убойная, и денег на жизнь требовалось немало. Сначала деньги поступали в семейный бюджет от продажи всего имущества. Когда имущество закончилось, Сергею, подгоняемому постоянными упреками жены — я, мол, тебя столько времени кормила, — пришлось промышлять кражами. За это его и посадили. Взяли с поличным в супермаркете.



Занавес

Выпустили его по амнистии через 3 года. В тюрьме Сергей узнал, что у него ВИЧ. Худой, зеленый, весь в наколках, зато “очищенный” от героина. На воле его не ждало ничего хорошего.

Марина сошлась с каким-то “азером”, снова занялась торговлей, и их практически сразу накрыли. При задержании девушка выпрыгнула из окна. Но неудачно. Очень сильно повредила кости таза. Ее все равно посадили. Где она сейчас, Сергей не знает. Может, умерла…

Он живет один. Мама кормить его отказалась, но купила справку, что сын — душевнобольной. И теперь каждый месяц Сергей получает от государства пенсию в 6 тысяч рублей и целый пакет психотропных лекарств.

— Героин я не употребляю с тех пор, как вышел из тюрьмы. Не потому что не хочу, а потому что дорогой он сейчас стал, да и не так просто его достать. Некоторые героинщики, я слышал, ездят закупаться куда-то в Сергиев Посад к цыганам. Сейчас даже травы купить — проблема. Очень мало осталось героиновых наркоманов, поумирали все. Мне врачи сказали, что у меня организм, как у 70- летнего старика, и если начну колоться, не проживу и года. Сейчас процветает другая наркомания — молодежь предпочитает таблетки: ЛСД, экстази, спиды. Мне старые знакомые предлагали снова начать торговать, но я отказался. Не хочу, чтобы новое поколение жило такой жизнью, как мы. Честно говоря, когда я первый раз попробовал травку, даже не думал, что все закончится героином. Ты не можешь отказаться от наркотиков, это они могут от тебя отказаться, как от меня. Знаешь, о чем я мечтаю каждый день? Передознуться и сдохнуть. Все...




Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру