Беслан без грифов

Есть вопросы, на которые невозможно ответить. Это подтвердит любой ученый.

Есть вопросы, на которые отвечать нельзя. Это помнит любой разведчик.

Есть вопросы, которые лучше не задавать. Это знает каждый журналист.

И есть исключения из каждого правила.

Бесланская трагедия породила много таких вопросов. Работают несколько комиссий, идет следствие. Но “белых пятен” черного сентября не становится меньше.

Спецкору “МК” удалось выяснить неизвестные до сих пор подробности теракта.

“Мы требуем на переговоры президента республики Дзасохова, Зязикова — президента Ингушетии, Рошаля — детского врача. Если убьют любого из нас, расстреляем 50 человек, если ранят любого из нас — убьем 20 человек, если убьют из нас 5 человек — мы все взорвем. Если отключат свет, связь на минуту — мы расстреляем 10 человек”. Это — дословно — содержание записки, переданной террористами 1 сентября. Потом будет письмо Басаева Путину, попытки договориться Аушева, Гуцериева, Дзасохова… Звонки Закаеву и — через него — Масхадову.

И в разгар очередной серии переговоров — взрыв в спортзале, “незапланированный штурм” и танковые башни, повернутые в сторону школы…

Об этом говорили и писали много. Делились догадками, строили версии. Точных данных не было. У нас они есть.

“Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Владикавказ, 3 декабря 2004 г. Помощник военного прокурора Владикавказского гарнизона майор юстиции Эминов, рассмотрев сообщение о преступлении в действиях военнослужащих частей и подразделений 58-й отдельной армии СКВО МО РФ и 49-й бригады особого назначения СКО ВВ МВД РФ, установил: при штурме здания школы и освобождении заложников личным составом применялись огнеметы РПО-А “Шмель”, гранатометы РПГ-25 а также танк “Т-72”. Указанные виды вооружения и боевой техники применялись в ходе штурма при обстреле здания школы 3 сентября 2004 года, что могло повлечь за собой гибель заложников и причинение им телесных повреждений различной степени тяжести”.

…Танки были стянуты к школе №1 в первый же день, сразу после захвата заложников. Стандартное в таких случаях решение — техника используется для оцепления. С той же целью был привлечен личный состав 58-й армии Минобороны и 49-й бригады Внутренних войск МВД. Командующий 58-й армией генерал-лейтенант Соболев действовал в строгом соответствии с уставом.

Из протокола допроса генерал-лейтенанта Соболева: “В течение операции по освобождению заложников на меня как на командующего 58-й ОА была возложена задача по созданию внешнего кольца блокирования и по недопущению прохода или прорыва террористов за зону блокирования, о чем мной было доложено министру обороны, который подтвердил необходимость выполнения этой задачи. В выполнении операции были задействованы 4-я мотострелковая рота в/ч 66431, разведрота этой же части, танковые экипажи части, а также разведывательно-десантная рота в/ч 12356”.

Показания Соболева подтверждаются полностью — всеми участниками событий.

Аналогичное решение: использовать технику и людей для оцепления — но уже относительно Внутренних войск — приняли глава осетинского МВД Дзантиев и начальник группы оперативного управления (ГрОУ) по РСО-А полковник Цыбань.

А дальше господа военнослужащие начинают путаться в показаниях.

Из протокола допроса начальника ГрОУ полковника Цыбаня: “Командир ОСН “Альфа” сообщил, что берет руководство операцией на себя и… потребовал усилить блокирование. 3 сентября примерно в 15.00 замкомандира “Альфы” сообщил, что скоро начнется заключительная фаза операции, и потребовал недопущения огня силами оцепления. Через некоторое время со стороны школы вновь усилилась стрельба, неоднократно передавалось требование группам оцепления о недопущении стрельбы в связи с действиями спецподразделений”.

Сравните с выдержкой из протокола допроса полковника Киндеева: “За время несения подразделениями службы боеприпасы не расходовались, за исключением 7 выстрелов, произведенных 3 сентября 2004 года одним из танков части по указанию командования ОСН “Альфа” или “Вымпел”.

Парадокс: от полковника Цыбаня командование “Альфы” требует “недопущения огня”. А полковнику Киндееву отдает прямо противоположный приказ.

Подробности сообщает на допросе командир танка “Т-72” №325 в/ч 66431 сержант Годовалов. Вот выдержка из протокола: “По прибытии в Беслан нам было дано указание поступить в распоряжение ОСН “Альфа”. Около 21.00 по указанию офицера “Альфы” танк был выдвинут к столовой школы. Спустя 10—20 минут с офицером на танке мы подъехали вплотную к зданию школы, и офицер ОСН дал указание произвести несколько выстрелов по трем крайним окнам правого края столовой в связи с тем, что, по его словам, там находился один из террористов. Всего было произведено по указанным окнам 4 выстрела осколочными снарядами. В результате выстрелов часть стены была обрушена. Затем танк был перемещен по указанию офицера ОСН (его звание и фамилия неизвестны) за угол к стене столовой, выходящей на ж/д полотно, после чего по указанию офицера произвел еще 3 выстрела осколочными снарядами по трем крайним окнам второго этажа. Были ли достигнуты выстрелами цели стрельбы, неизвестно”.

Согласитесь — это сильно. Выполнять бог знает чей приказ да еще с непонятным результатом — такое, вне всяких сомнений, возможно только в армии. Хоть бы на погоны посмотрели — а то вдруг это и не офицер вовсе? И вообще не из “Альфы”?..

“Приказ “поддержать огнем” был получен от офицеров “Альфы” или “Вымпела” — заявят еще два командира. По школе стреляли БТРы: один, БТР №826 разведдесантной роты в/ч 12356, “вел огонь по стенам для прикрытия действий офицеров “Альфы”. Второй, БТР № 823 той же части, “по указанию и при координации офицеров ОСН поддерживал их действия огнем по второму этажу”.

Я ни в коем случае не берусь комментировать действия спецназа — если приказы действительно исходили оттуда. Наверняка все делалось правильно. И все же — каждая подобная ситуация вызывает один, но очень важный вопрос: а можно ли было иначе?

Не исключено, что безымянные офицеры, отдававшие приказ, знают ответ. И вполне возможно, этот ответ — отрицательный. От них, героев “Альфы” и “Вымпела”, больше всего хочется услышать: “Нет, по-другому было нельзя”.

Кровли у спортзала не осталось. А стены уцелели. Несколько отверстий диаметром около метра у самого пола — вот и все следы от взрывных устройств.

Из беседы с экспертом-взрывотехником:

— Судя по диаметру отверстий в стене, взрывы были достаточно локальными. Ни один из них не мог вызвать ни обрушения крыши, ни масштабного пожара. А из осмотра места происшествия со всей очевидностью вытекает одно: заложники, которые находились в спортзале, были буквально погребены под рухнувшей кровлей, после чего сгорели.

— А что могло стать причиной пожара?

— Наиболее вероятно — применение огнемета. Если, скажем, кто-то с наружной стороны здания решил, что на крыше — боевик-снайпер, и пальнул из огнемета, то дальнейшие события выглядят хотя бы логично. Моментально загорается кровля, а для ее обрушения достаточно любой детонации — выстрела из БТР в сторону спортзала или взрыва одного из тех СВУ (самодельных взрывных устройств), которое террористы не успели привести в действие. Это, кстати, самый реальный вариант.

— Возможно, огнемет использовали сами террористы, находящиеся в зале…

— С целью? Уронить на себя крышу? Потом, почитай внимательнее протокол осмотра места происшествия. В спортзале, под завалами, среди трупов заложников, обнаружено три трупа боевиков. У двух — автоматы, у одного в руках неразорвавшаяся граната. Это значит, что для самих террористов обрушение кровли было неожиданностью. А кроме того — как бы они стреляли из огнемета? У них элементарно руки были заняты…

— Вы уверены, что обрушение кровли и пожар могли быть только результатом выстрела из огнемета?

— Да, в этом сомнений нет. В протоколе осмотра места происшествия, который начат в 7.00 4 сентября, ясно сказано: кровля спортзала отсутствует. То есть — подчеркну — речь идет не о нескольких выгоревших и упавших участках, а обо всей крыше целиком. Таких последствий не могли вызвать два-три взрыва.

— Можно ли попытаться реконструировать события?

— Можно, но с достаточной долей условности. Итак, 13.05, спортзал. Случайный взрыв одного из СВУ. По каким-то причинам остальные СВУ не срабатывают, цепь не замыкается. Среди заложников и боевиков начинается паника. Часть заложников бросается к оконным проемам и бежит. Террористы, вероятно, кричат: “Всем лечь на пол”, — единственная возможная реакция в таких случаях. И дают несколько очередей поверх голов. Заложники выполняют требование. В это же время или чуть позже кто-то с внешней стороны здания стреляет по крыше спортзала из огнемета. Выстрел, кстати, может быть случайным: элементарно — нервы не выдерживают. Возможно, что случайным становится попадание: скажем, целились в одну точку, попали в крышу. В считанные минуты кровля прогорает — но внутри это не видно. Дальше — любая детонация — и кровля падает…

Это еще одно “белое пятно” теракта. Кем и когда применялся огнемет?

В постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела об этом не сказано ни слова. Есть доказательства применения: от каждого огнемета остается туба — продолговатая полая труба. Одну из таких туб жители Беслана нашли в Школьном переулке — откуда и велся обстрел школы.

Большинство очевидцев штурма и бывших заложников подтверждают выводы эксперта. “После взрывов бомб в спортзале не было пожара, — говорят они. — Крыша загорелась только минут через 40 после взрывов”.

Члены парламентской комиссии заявили, что поиск военных, которые использовали огнеметы, “затруднен”. Потому что, как выяснилось, “номера туб были неправильно переписаны”.

Следствие подробностей пожара и обрушения крыши тоже не выяснило. И уже не выяснит. Потому что тогда царила полная неразбериха. Кто из чего и куда стрелял — было совершенно непонятно.

Из протокола допроса командира в/ч 12356 майора Исакова: “Примерно в 13.30 через забор между РОВД и ул. Октябрьская стали перебираться первые заложники, им помогал личный состав МВД и других силовых ведомств, а также гражданские лица. В районе, прилегающем к углу железной дороги и ул. Лермонтова, за территорией постов находились группы ополчения и МВД РСО-А, производившие самостоятельную стрельбу по зданию школы. Кроме того, были выявлены секреты ОСН ФСБ вдоль полотна железной дороги, также ведущие стрельбу. Каждым из указанных подразделений действия велись самостоятельно и не были согласованы”…

Из показаний заложников: перед взрывом около взрывного устройства собрались пятеро бандитов. Они о чем-то совещались между собой, вдруг — совершенно неожиданно — раздался взрыв.

Первая версия взрыва появилась 4 сентября: отклеился или порвался скотч, которым к баскетбольному кольцу примотали взрывное устройство.

Второе предположение звучало иначе: террористы взялись менять цепь. Об этом Генпрокуратура доложила Путину.

Потом возник третий вариант, с которым выступило официальное следствие: среди боевиков возник конфликт, и взрыв был намеренным.

Инженеры-взрывотехники обследовали то, что осталось от системы взрывных устройств, сразу же после штурма. Уже тогда были готовы выводы. Показания одного из специалистов — у меня на руках.

“Протокол допроса свидетеля. Владикавказ, 13 ноября 2004 года. По уголовному делу №20/849 допрошен Набиев Бахтияр Кара-Оглы, начальник инженерных войск в/ч 47084, полковник.

Вопрос: Вами были описаны взрывные устройства и схема их соединения в здании средней школы №1 г. Беслана, а также составлена схема расположения и электрического соединения системы взрывных устройств. Поясните, были ли вами определены основные принципы действия указанной системы взрывных устройств?

Ответ: Да, я считаю, что основные принципы и схема действия системы взрывных устройств определена мной в том объеме, в котором это возможно после произошедших взрывов.

Вопрос: Возможен ли был самопроизвольный подрыв какого-либо из входивших в систему взрывных устройств, при каких обстоятельствах, какого именно?

Ответ: Самопроизвольный подрыв какого-либо из взрывных устройств возможен только в случае непроизвольного замыкания электровзрывной цепи либо в случае прямого попадания пули, осколка, крупного объекта непосредственно в детонатор взрывного устройства, что маловероятно. Кроме того, такой подрыв возможен при наличии высокой температуры — более 300—400 градусов — то есть температуры детонации пластита, находившегося во взрывных устройствах. При этом подрыв всей системы невозможен, возможен подрыв одной из локальных цепей.

Вопрос: Возможно ли было замыкание и подрыв в случае смерти кого-либо из операторов, находившихся у замыкателей-тумблеров, при каких именно обстоятельствах?

Ответ: Взрыв СВУ произошел при размыкании оператором размыкателя. Вследствие чего произошло размыкание, я ответить не могу, возможно, вследствие его личной неосторожности, вследствие его смерти, при ранении”.

Разумеется, к этому документу необходимы комментарии. Вот они.

— Первое: локальных цепей было несколько, — говорит специалист-взрывотехник. — Схематично можно обозначить таким образом: скажем, есть 4 оператора. Если на кнопку нажимает первый оператор, взрываются все 4 цепи. Если второй — взрываются все, кроме первой цепи взрывных устройств, — то есть остальные три. Если систему приводит в действие третий оператор — соответственно, две. Четвертый оператор может привести в действие только свою локальную цепь. Что и произошло. Второе: взрыв не был случайным — то есть система не сама его вызвала, было необходимо действие извне. Один из операторов — иными словами, террорист, контролирующий тумблер, — привел в действие свою локальную цепь. Но из нескольких СВУ в его локальной цепи сработало только два — с “самоделками” такое бывает.

Таким образом, версия о “намеренном взрыве” в результате “конфликта между боевиками” вроде бы подтверждается. Если бы не одно “но”: конфликтовать было некому. Главарь банды в момент взрыва говорил по телефону с Гуцериевым. Говорил, кстати, об условиях освобождения заложников. Но раз так — появляются еще несколько вопросов к эксперту-взрывотехнику:

— В первые дни штаб работал с освободившимися и отпущенными заложниками. Они наверняка рассказывали, как расположены в зале СВУ. Могли ли наши специалисты сделать те же выводы, что и вы, основываясь только на показаниях заложников?

— Думаю, да. Дело в том, что “школа” одна и та же. Ничем принципиальным правила минирования, к примеру, в России и арабских странах не отличаются.

— Если предположить, что причиной взрыва стала смерть оператора, — мог ли его “снять” выстрелом наш снайпер?

— В протоколе указано четко: оператор привел в действие взрывную цепь либо по неосторожности, либо из-за ранения или смерти. Поэтому — да, выстрелить в террориста мог и наш снайпер. В этом случае объект ликвидации был выбран грамотно — последствия, таким образом, свели к минимуму. Хотя и непонятно, почему это было сделано в середине дня, а не ночью...

— Имей в виду — это никто не подтвердит, — говорит мне сотрудник спецслужб, очевидец событий. — Но знают все, кто был в штабе и имел хоть какое-то отношение к переговорам. Боевикам с самого начала предлагали деньги и “зеленый коридор”. Они обозначили фигуру для переговоров — Масхадова. С Масхадовым связались через Закаева. Эти двое должны были появиться в Беслане под гарантии неприкосновенности и увести с собой террористов. Договоренность была достигнута. Кстати, если ты помнишь, боевики сами сразу же обозначили срок: “мы пришли на 3 дня”. Это даже проходило в некоторых СМИ, но никто не обратил внимания, решили, что речь шла о неизбежном взрыве и убийстве заложников. На самом деле террористы всегда идут с тем, чтобы добиться своего и вернуться. Большая ошибка думать, что они идут на смерть.

— Что значит “была достигнута договоренность”? Хотите сказать — боевики согласились уйти?

— Да. Речь шла о варианте Буденновска. В ночь с 3-го на 4-е появляются Масхадов и, возможно, Закаев. Террористы отпускают большую часть заложников — в первую очередь детей. С остальными садятся в машины и уезжают через границу, в Грузию. Там отпускают людей. Разумеется, далеко не сразу удалось договориться об этом, но удалось. Машины для них были готовы...

Это надо объяснять?..

(Продолжение в завтрашнем номере).