“Это беспрецедентное ЧП. Я такого даже не припомню…” — так сказал главный военный прокурор Александр Савенков о действительно кошмарном случае, какого наша современная армия еще не знала. Четверых солдат вертолетного полка Сызранского военного авиационного института, ушедших в самоволку, нашли повешенными в лесу…
Это случилось чуть больше месяца назад — 20 апреля. Версий за это время было выдвинуто немало, некоторые выглядели даже, как сюжеты к сериалу “Секретные материалы”. И впрямь какая-то фантастика. Прокуратура, правда, сразу сказала: самоубийство. Однако трудно поверить, что четверо солдат-дембелей в здравом уме и твердой памяти вот так в одночасье добровольно наложили на себя руки.
Корреспондент “МК” отправился на место трагедии...
Нашли ребят повешенными строго симметрично, как будто кто-то специально деревья подбирал, — буквой “Т”. На одном дереве — рядовой Денис Сандалов. Метрах в 25 от него, через небольшую полянку, ефрейтор Вячеслав Елисеев. Рядовые Георгий Пряткин и Алексей Садомов еще через 10 метров, на разных стволах одного дерева.
В сторонке — остатки пиршества: три упаковки от сушеных кальмаров, пустые бутылки, пачка сока, чьи-то обгоревшие права…
Первым на месте происшествия появился командир полка Александр Геращенко. Он подошел к висевшему на суку Елисееву и с горечью сказал: “Что ж ты наделал?!” Полковник был уверен, что именно ефрейтор Елисеев — Славка, как он по-домашнему его называл, — задумал весь этот кошмар.
Учебный полк Сызранского авиационного института, где случилось ЧП, расположен в Саратовской области, в поселке Соколовый. Он всегда был на хорошем счету. Зная, какая неблагополучная нынче попадает в войска молодежь, командование части посылает запросы в военкоматы, милицию и прокуратуры по месту жительства новобранцев. Так что всех “сложных” призывников — склонных к наркомании, с судимостями и проч. — здесь сразу берут на карандаш. Их стараются держать подальше от остального коллектива — отправляют на хозработы, или охранять военный профилакторий, или еще куда.
Рыжеволосый Вячеслав Елисеев прибыл из поселка Горный Ростовской области. Парень из многодетной семьи (шестеро детей), образование — шесть классов.
Попав в незнакомый воинский коллектив, Елисеев замкнулся. Видя, что с солдатом что-то не то, замкомандира по воспитательной работе Владимир Колесников пристроил его охранять профилакторий, который находится тут же, в нескольких километрах от части. Но уже через пару месяцев тот запросился обратно в полк — скучно ему там стало.
…Профилакторий напоминает пионерский лагерь из розового детства: гравиевые дорожки, пышная зелень, скамеечки под сиренью, одноэтажные корпуса.
— И что ему здесь не служилось, Славке-то вашему? — спрашиваю начальника профилактория Николая Игнатова, которому удалось, что называется, влезть к парню в душу.
— Общества не хватало. Знаете, он по натуре лидером был, это я сразу понял. Он мне понравился: хваткий, очень самостоятельный, деловой. Мне как раз такой и был нужен — мужскую работу делать: воды натаскать, гвоздь вбить, табуретку починить. А вот что меня удивило: у него, оказывается, брат-близнец есть. В армию тот ушел на неделю раньше. Но близнецов ведь не разлучают… Значит, заподозрил что-то военком, когда их призывал, потому и разлучил.
Я стал его расспрашивать о житье-бытье и выяснил, что отец его где-то на заработках, а мать детьми не особо-то занималась. Они кормились как могли. В последнее время близнецы цветмет в металлолом сдавали, ну и подворовывали на железной дороге. Так что приводы в милицию были. Было и кое-что посерьезнее — избили приятеля матери. У меня тут Слава под постоянным надзором был, ничего не воровал, потому что сам за все отвечал. Когда в часть запросился, я его отпустил. Через некоторое время встретил его — ба, да он уже младший сержант! Порадовался — растет парень. И он очень званием гордился, говорил, что брат из армии сержантом вернется и он тоже. Прошло еще пару месяцев, а его разжаловали в ефрейторы. Я его периодически встречал, видел, что он борзеть начал, но решил, что это он перед дембелем так изменился.
Демобилизоваться Елисеев должен был 1 мая. Но к этому радостному событию ефрейтор и трое его друзей-дембелей — Пряткин, Сандалов и Садомов готовились весьма своеобразно.
Вечером 6 апреля они каким-то образом уговорили командира взвода Каюмова отпустить их “пообщаться с девочками” за войсковой баней, в 500 метрах от части. По дороге прикупили пивка и после “общения” с поселковыми дамами ребят, что называется, понесло на подвиги. Солдаты двинулись в Саратов.
Ночная самоволка закончилась для них… в местном РОВД.
Из показаний Алексея Садомова:
“Примерно в 3.30 мы решили вернуться в часть. На неизвестной мне улице увидели “ВАЗ-2101”, и Елисеев предложил угнать его и добраться в часть, мы согласились, и он пошел вскрывать машину. Минут через пять он подъехал. По дороге увидели пост ДПС, развернулись и поехали в обратном направлении. Примерно через километр нас занесло на обочину, машина заглохла. Сандалов и Пряткин вышли, а я взял две колонки с задней полки и тоже вышел. Елисеев пытался завести машину, но у него не получалось. Минут через пять подъехала машина ДПС, мы побежали. Меня задержали и доставили в РОВД Ленинского района, где я находился до утра. В 7 утра меня и остальных доставили в военную прокуратуру Саратовского гарнизона”.
Казалось бы — пустяковый случай. Солдаты торопились в часть, угнали “копейку”, прихватили колонки от автомобильной аудиосистемы. Если бы не одно “но”: динамики, которые оказались в руках Садомова, были не из этой машины. Более того, на заднем сиденье “Жигулей” была еще одна пара колонок.
Получается, воровством из авто солдаты промышляли давно? Не случайно же у них, как говорят сослуживцы, “водились деньги”.
Угнанная “копейка” принадлежала жителю Саратова Дмитрию Радукану. Его оперативно оповестили о происшествии, и он приехал в РОВД. Там он нос к носу столкнулся со своим знакомым Антоном Зобниным, который пришел писать заявление о краже динамиков из его машины.
— В моих разбитых “Жигулях” лежали какие-то колонки, — рассказывал хозяин “копейки”, — и я показал их Антону — не его ли? Оказалось — его! Позже подъехал еще один мой знакомый и тоже сообщил, что из его “шестерки” украли колонки. В то время в РОВД уже находились эти четверо военнослужащих и с ними майор по фамилии Шакиров. Он предложил заключить соглашение: мы пишем только одно заявление — об угоне, а деньги за колонки моим знакомым солдаты возместят. Мне же майор предложил 40 тысяч рублей за разбитые “Жигули”. Я согласился, и мы все вместе поехали на телеграф, где нарушители позвонили домой, рассказали о случившемся и попросили родных выслать по 12 тысяч рублей. Позже я узнал, что в ту же ночь на Малой Елшанской улице была вскрыта еще одна машина, но оттуда ничего не похитили…
Надо сказать, что все кражи из машин были совершены на одной улице — Малой Елшанской. Там же в ту же ночь случилось и еще одно криминальное ЧП...
Из показаний майора Шакирова:
“7 апреля, утром после угона, в отделении милиции я ждал, пока Садомов переоденется. Возле меня между собой разговаривали милиционеры. Один рассказал, что утром на Малой Елшанской улице обнаружили труп. Я поинтересовался, что за труп. Они сказали: раздетый мужчина обнаружен там, где угнали машину. Мои солдаты это слышали, испуганно переглянулись и попросились покурить…”
Поскольку с делом об угоне, которое из милиции передали в гарнизонную военную прокуратуру, не оказалось никаких сложностей, солдаты благополучно вернулись в часть и продолжали служить. Однако 19 апреля (внимание! — это произошло как раз накануне самоубийства солдат. — Авт.) их вдруг снова вызвали в прокуратуру.
Но в тот день допроса не получилось из-за того, что сопровождавший солдат майор Шакиров все перепутал: привез бойцов в военную прокуратуру, а оказалось, вызывала их гражданская — Ленинская районная прокуратура Саратова. Пока ездили туда-сюда, время ушло, и следователь, который ждал военных, уже был занят другими делами.
Из показаний майора Шакирова:
“Зачем их вызвали — никто не знал. Пока ехали, они переговаривались. Только Сандалов, сидевший справа от меня, молчал. Все выглядели подавленными и испуганными”.
Самому майору удалось поговорить со следователем: он оставил бойцов в машине и пошел узнать, зачем вызывали солдат. Следователь рассказал ему про найденный на Малой Елшанской труп 25-летнего мужчины и уточнил, что хочет побеседовать с солдатами как со свидетелями — вдруг они что-то видели.
Шакиров вернулся в машину, но ничего про труп солдатам не сказал. На их вопросы ответил лишь, что вызывали всех, “кто проходил по сводкам в ночь с 6 на 7 апреля”. И тогда Пряткин почему-то спросил: “Что, будет опознание?” Шакиров ответил: “Не знаю”.
Всю дорогу до части солдаты молчали. Елисеев ушел в себя, Пряткин опустил голову на колени, Сандалов и Садомов смотрели в окно. Все беспрестанно курили. Потом Пряткин спросил, когда их вызывают на допрос. “Завтра”, — ответил майор.
Геннадий Шиханов — тот самый следователь прокуратуры Ленинского района, который вызывал солдат на несостоявшийся допрос. Он ведет дело о забитом насмерть 25-летнем Глебе Бакалдине.
— 7 апреля поступила информация, что в 6-ю горбольницу доставлен труп мужчины — он скончался в “скорой” от побоев, — рассказывает мне следователь. — Его нашли избитым и полураздетым почти возле его дома... Позже мы получили информацию, что в то же время в том же микрорайоне была угнана машина. Узнали, что это сделали военнослужащие. Мы не исключали возможности, что избить Бакалдина могли солдаты, но это была лишь одна из многих рабочих версий — никаких улик против них не было. Я их вызвал на допрос, но майор, который сопровождал их, привез их гораздо позже назначенного времени. На следующий день я узнал, что они повесились.
— Версия мести отпала сразу?
— Бакалдин не был ни бандитом, ни “авторитетом”. Две его характеристики: тихий и безобидный. Некому за него было мстить...
Ленинский район — окраина Саратова. Местечко неблагополучное. Общаги. В одном из таких общежитий-пятиэтажек и жила семья Бакалдиных, переселенцев из Казахстана: Глеб, его мать и сестра.
— Он был добрым человеком, зла никому не делал, — рассказывает молоденькая соседка Бакалдиных Аня. — Раньше работал то ли сварщиком, то ли таксистом. В последнее время у него работы не было. Выпивал. Знаете, а ведь я первая его нашла на месте преступления, но не узнала, думала, алкаша незнакомого избили, мимо прошла. Другая прохожая вызвала “скорую”…
Николай Смирнов (фамилия изменена. — Авт.), сослуживец и близкий друг одного из повешенных, Гоши Пряткина, уверен в том, что парни сами наложили на себя руки. Он вообще очень ценный свидетель для следствия и, на мое счастье, достаточно разговорчивый.
— Как ты думаешь, они могли убить Бакалдина? — спрашиваю у солдата.
— А что тут думать? Они это и сделали…
— ???
— Да мне Пряткин сам рассказывал, что они его забили. Били так, что у него грудь проломилась. Это его Елисеев так бил. Пряткин сказал, что останавливал его, говорил: “Хватит, туда уже берцы проваливаются…” Так они еще двух человек в ту же ночь избили и ограбили. Я сам видел у Сандалова часы, две куртки и цепочку золотую. Он мне сам показал утром и сказал, что с двух пацанов сняли.
…Действительно, в ту же ночь, на 7 апреля, недалеко от части солдаты ограбили и избили двух местных парней 20 и 22 лет. К счастью, не до смерти. Но один из избитых ребят попал в реанимацию.
— 19 апреля вечером они пирушку закатили, — продолжает Смирнов. — Курицу купили и кексов. У Сандалова же день рождения 21 апреля.
— Почему же он стал праздновать 19-го?
— Так они говорили, что уедут завтра в прокуратуру и вряд ли оттуда вернутся.
— Значит, вешаться они не собирались?
— Как раз собирались! Как только они узнали о смерти избитого, Пряткин мне сказал, что им придется уйти из жизни. Сначала они хотели сбежать из части, потом думали автоматы захватить из караулки — Пряткин бы всех своих застрелил, а после и сам застрелился бы. Но двое были против, ведь для этого нужно было убить караульного, своего товарища. И они решили повеситься.
— Ты знал об этом и молчал?!
— Я им слово дал...
— Когда выяснилось, что там верховодил Пряткин, я удивился, — говорит командир полка Александр Геращенко. — Он был таким… “художественным”, умел к себе расположить... Мать Гоши сейчас утверждает, что первые полгода его избивали в части и он постоянно ходил в синяках. Это неправда. Его почти полгода не было в части: он то в госпитале лечился, то в отпуск домой ездил.
Георгий Пряткин, как выяснилось, в армию пришел с венерическим заболеванием — хроническим трихомонозом. Это обнаружилось через два месяца после того, как он прибыл в эту часть, и его направили в Энгельс лечиться. Не помогло, поэтому еще через пару месяцев его отпустили в отпуск, долечиваться. За год службы Гоша пробыл дома, в Хакасии, и в госпитале… 145 суток! При этом ни разу он не возвращался из отпуска вовремя: то задержится на 7 суток, то аж на 22 дня!
А вообще, все четверо самоубийц были далеко не святыми. Пьянствовали, в самоволку бегали. Алексей Садомов (он из Новосибирской области) сбегал дважды. Один раз его даже объявляли во всероссийский розыск. Вся часть три дня на ушах стояла. А он, пьяный, отсыпался на какой-то даче. И в караул Садомова никогда не ставили — боялись оружие доверить.
Самым благополучным из них был Денис Сандалов, бывший курсант Кировского инженерного училища, отчисленный из военного вуза за недисциплинированность. В вертолетном полку служил добросовестно, пока не попал в компанию к Пряткину. 19 апреля Денис позвонил своей девушке в Кирово-Чепецк и сказал: “Смотри телевизор…” Он уже знал, что не жилец.
Соколовый — большой поселок. Три магазина, все носят женские имена. В “Людмиле” четверо солдат накануне самоубийства купили спиртное и сушеных кальмаров. В “Татьяне” — мыло и тонкую бельевую бечевку.
Судя по всему, солдаты просчитали все наперед— преступных эпизодов в общей сложности у них набиралось немало. Убийство и избиения (да еще “группой лиц”) тянули как минимум на 15 лет. И решили умереть. Но — красиво.
Смерть через повешение выглядит крайне неэстетично: вывалившийся язык, синюшное лицо, непроизвольные испражнения… Солдаты, постаравшиеся уйти из жизни красиво, предусмотрели даже это — следователи обнаружили неподалеку от висельников аккуратные кучки дерьма. Все четверо, накинув на шеи веревки, вытащили поверх удавок воротнички.
У двоих повешенных — Садомова и Елисеева — ноги не доставали до земли. Значит, им могли помочь влезть в петлю двое других — Пряткин и Сандалов. А затем двое оставшихся, видимо, повесились сами: у Сандалова под ногами было бревно (он же его под дерево и притащил — на одежде осталась труха), у Пряткина — пень.
…Как только мы вошли в лес, где совершили самоубийство солдаты, небо бросило на землю несколько холодных капель. На полянке кто-то хорошо поработал: спилены все сучья, на которых висели бойцы. Возле дерева, на котором повесились Пряткин и Садомов, лежит засохшая гвоздика и побитая дождями сигарета…
Из магазина “Елена” выходит женщина с тяжелой сумкой. Спрашиваю, что ей известно о самоубийстве солдат. “Да так им и надо! Они ж продавщицу нашу чуть не зарезали! Магазин грабили, маски нацепили и ей нож к горлу! Да только она маску-то сорвала!”
Это было 27 марта. Позже маску обнаружили у кого-то из повесившихся...
Кто еще пострадал от этой четверки нелюдей, которые сами подписали себе смертный приговор, возможно, так и останется тайной... Как, видимо, и все обстоятельства их никчемной жизни, приведшей к такому чудовищному концу.
