В это почти невозможно поверить: в застроенном многоэтажками районе Люблино мать и дочь вот уже три недели живут на лавочке. Они не цыганки, не бомжихи, а обычные среднестатистические россиянки. Мать — бывший сотрудник министерства, а дочь — журналист. Если дождь — они открывают зонтик, а если надо помыться — бегают к сердобольным жителям ближайших домов.
Вот уже 15 лет чиновники пытаются причислить беженок Петровых к разряду бомжей. И им это почти удалось...
Приехав “в гости” к Нине и Ирине Петровым, корреспонденты “МК” обнаружили любопытное жилище. Если только можно назвать таковым лавку-лежбище без стен и крыши. Широкая скамейка служит женщинам и постелью, и местом для вещей. Рядом висят на плечиках несколько чистеньких женских блузок. Разбуженная нами Петрова (мать обычно спит днем — когда дочь на работе) тут же пригласила “гостей” присесть — на край скамейки. Выросла она в Москве (жила не где-нибудь, а на Тверской), потом почти 20 лет проработала на пермском коксохимическом заводе. Потом из-за травмы позвоночника вынуждена была оставить завод и перебраться в Сумгаит — сначала служила там в воинской части, а потом пошла на буровую. В 90-м году, когда начались вооруженные конфликты, Петрова с дочерью покинули Азербайджан. И перебрались в Москву, получив официальный статус беженок. Женщинам временно дали однокомнатную квартиру на Краснодонской улице. Мать пошла работать в Министерство науки и технологий (руководила участком эксплуатации), а дочь устроилась журналистом в одну из районных газет.
— Они все тянули с ордером и однажды ночью попросту выселили нас из квартиры, — вспоминает Петрова. — Было это в 96-м...
Вскоре женщинам снова дали жилье — уже на Ейской улице. Но и там жить пришлось недолго. Однажды им сказали, что дом пойдет под снос. Последние два года жили уже без электричества и без воды. Дом несколько раз поджигали. Женщины не сдавались...
Пачка документов, которые хранит Нина Николаевна, пестрит от министерских “шапок” с подписями чиновников всех мастей. Вот письмо первого замминистра Козлова, адресованное самому Лужкову. Он просит дать своей сотруднице разрешение на постоянную регистрацию в квартире на Краснодонской. А вот письмо начальника управления по делам миграции ГУВД Батуркина, адресованное префекту ЮВАО Зотову с просьбой рассмотреть возможность временного размещения семьи Петровых “в связи с отсутствием в настоящее время в Москве жилого фонда для данной категории граждан”. Кроме того, есть море бумаг, в которых сообщается о том, что “вопрос рассматривается”.
А еще у Петровой остались несколько старых семейных фотографий. Остальные карточки те, кто их выселял, зачем-то порвали...
В конце минувшего года замглавы местной управы лично подыскал беженкам очередное временное жилье. “Хоромами” оказалась комната в общежитии на улице Судакова. Где кроме Петровой жило еще 7 человек. По словам Нины Николаевны, соседи их — приезжие украинцы — постоянно устраивали в комнате пьянки и разврат...
— Недавно замглавы управы посадил нас с вещами в машину и привез в официальный дом для бомжей. Но тамошний директор посмотрел на нас и заключил, что никакие мы не бомжихи: у нас есть вещи, документы — и не взял, — продолжает Петрова.
— Жалко их, конечно, но у нас самих квартир в Москве нет, — философски заключают сантехник общежития и дворничихи.
Местные жители более сердобольны — по очереди пускают женщин мыться (в общежитие их не пускают). Одна старушка с 4-го этажа носит Петровым чай.
Директор общежития, к которому мы отправились за комментарием, встретил нас словами:
— Знаете, есть такая категория людей, которым подавай сразу трехкомнатную квартиру и непременно на Арбате. Вот у вас есть квартира? Так и возьмите их себе!
Он заявил, что оснований жить в общежитии у женщин нет, что он брал их туда временно — по просьбе замглавы управы, и что теперь ему до них нет никакого дела. И что Петровы сами отказались переехать в социальный дом для бомжей. А еще директор поведал, что женщины выжили всех соседей по комнате — они, мол, плюются, дерутся и ругаются матом. И вообще — специально поселились возле общежития, чтобы давить на жалость...
