В Эрмитаже сегодня — очень своеобразный юбилей. 20 лет назад, 15 июня 1985 г., душевнобольной нанес картине Рембрандта “Даная” два ножевых удара и облил ее концентрированной серной кислотой. Специалистам понадобилось долгих 12 лет, чтобы отреставрировать шедевр. История реставрации картины после встречи с кислотой — теперь неотъемлемая часть рассказа о “Данае”.
...Мы беседуем с реставраторами в зале Эрмитажа около картины. В косых лучах солнца на полотне хорошо видны следы подтеков. Экскурсоводы то и дело указывают на них посетителям. Перед картиной — ажиотаж, в толпе не протолкнуться. Одна экскурсионная группа сменяется другой, и на всех языках звучит одно похожее слово — “катастрофа”.
— В тот субботний день я был дома, — рассказывает Евгений Герасимов, руководитель группы реставраторов “Данаи”. — Вдруг звонок: “Срочно на работу! “Данаю” чем-то залили”. Взял такси, примчался, и то, что я увидел, повергло меня в шок. Картина покрылась бурой шевелящейся массой, сплошные подтеки и резкий запах. Было чувство, что “Даная” погибла.
49-летний Брюнос Майгис “без определенных занятий и места жительства”, как написано в протоколах заседаний государственной и рабочей комиссии по восстановлению шедевра, вылил на картину почти литр серной кислоты. Он был схвачен на месте, а позже — отправлен в психиатрическую больницу. Этот акт вандализма был первым в Советском Союзе, но далеко не первым в мире. В Германии в 1977 г. сразу в нескольких музеях было повреждено серной кислотой более 20 картин, включая и работы Рембрандта.
— Это сейчас мы знаем, что в подобных случаях дорога каждая минута, — говорит Евгений Герасимов. — Ведь чем быстрее нейтрализуешь кислоту, тем меньше повреждений. А тогда только час собирали реставраторов и химиков. За это время произошла реакция серной кислоты с красками, что и привело к большим утратам.
Сначала картину промыли обычной водопроводной водой. Опрыскивали ее, набирая воду в рот. А укрепительную бумагу снимали слабым раствором детского мыла. Именно этот способ оказался самым действенным и верным. Позже поверхность картины укрепили осетрово-медовым клеем — для этого специально разыскали липовый отборный мед. После просушки подсчитали, что картина повреждена на 30%. Как правило, такие полотна не восстанавливали, а просто отправляли в фонд музея. Но разве можно было похоронить шедевр Рембрандта?
Сотрудники Эрмитажа провели уникальную работу: за 10 с лишним лет было сделано более сотни физических и химических исследований картины. И одновременно под микроскопом удаляли натеки, восстанавливали покрывной лак, тонировали поврежденные фрагменты, восполняли утраченную живопись.
— Это было страшное нервное напряжение, — признается Татьяна Алешина, секретарь государственной комиссии по реставрации картины. — Никакого опыта и наработок с поврежденными картинами у нас не было. Шли ощупью, работали осторожно, осознавая, что перед нами — шедевр.
— Можно было сделать реставрацию лучше?
— Может, и можно — ведь каждый слой краски должен был тщательно просохнуть, — рассуждает Татьяна Алешина. — В целом так и было, но государственная комиссия нас постоянно подгоняла. Поначалу распорядились восстановить картину за год, что было нереально. Каждый свой шаг мы должны были выверить и согласовать с комиссией. Но принцип восстановления картины был в целом избран правильно.
— А как вы относитесь к высказываниям, что “Даная” после реставрации — это уже не Рембрандт?
— Отрицательно отношусь, — говорит Евгений Герасимов. — Есть фотографии картины в ультрафиолетовых лучах — там видны места, где мы к ней прикасались.
— Конечно, “Даная” никогда не будет такой, как была, — добавляет Татьяна Алешина. — Но никакого “новодела” в картине нет: мы пытались сохранить авторскую живопись. И, мне кажется, смогли сохранить дух Рембрандта. Картина не утратила ни художественной, ни исторической ценности.
Во время реставрации о творчестве Рембрандта узнали много интересного. Например, в рентгеновских лучах реставраторы увидели авторские изменения положения головы Данаи и ее правой руки в процессе работы над картиной.
— У “Данаи” — нормальное самочувствие — вот уже 8 лет она прекрасно держится, отставания живописи нет, — комментирует Евгений Герасимов, надевая очки и рассматривая картину вплотную. — У меня, например, нет желания что-то переделывать. За ней надо только поглядывать.
