Самой востребованной пьесой сезона оказалась классическая вещица с ключевым словом “смерть” — “Смерть Тарелкина” Сухово-Кобылина. Ее поставили одновременно в трех театрах. Последнюю премьеру — в Центре Казанцева и Рощина, что в Таганском тупике, — можно считать сенсационной. Уже после двух прошедших спектаклей можно предположить, что эта “Смерть” станет гвоздем будущего сезона.
Неожиданностей здесь несколько. Во-первых, за постановку “Тарелкина” взялся немолодой драматург Алексей Казанцев, руководящий молодым Центром. Во-вторых, в возрастных ролях — один молодняк, ни одного пожилого приглашенного лица. В-третьих, спектакль сделан за три копейки, но ничтожный бюджет и вид бедного родственника не помешает ему вырваться в лидеры. Ну и наконец, начинается “Тарелкин” совсем не так, как начинался с момента первой постановки.
Чиновник Тарелкин свой знаменитый первый монолог о том, что надоело жить произносит лишь минут через двадцать после начала. Первой же идет сцена из другой пьесы Сухово-Кобылина — “Дело”, где крупный чин Варравин (Сергей Епишев) с цинизмом современного дельца надругался над купцом Муромским, приведенным в департамент тем самым Тарелкиным, который и решил свести счеты с жизнью. Такой наглый монтаж вносит ясность в сознание зрителя, особенно не посвященного в тонкости драматургии. И даже продвинутые по этой части удивляются органичности такого хода: и как раньше в умные режиссерские головы такого не приходило? А то чесал зритель репу, с первой минуты поставленный перед фактом Тарелкиным, решившим: “Не хочу жить!!!”
Почему не хочу, зачем не хочу? Жди, пока по ходу дела в диалогах Тарелкина—Варравина выяснится, что к чему. А тут все причинно-следственные связи как на ладони. И расклад классика о взятках, “оборотнях” и грязных чиновничьих делишках, который в прежних постановках даже маститых режиссеров смотрелся как из другой далекой жизни. А ведь нет более актуальной по содержанию и эффектной по форме пьесы о современной российской действительности.
Вот господа артисты. Посмотреть на костюмный прикид — обхохочешься: мундир на чиновнике или приставе смонтирован с майкой и рэперскими штанами (художник Наталья Сомова). Но это не режет глаз, не мешает, и, более того, кажется, что именно такие платья в первой половине XIX века носили в присутственных местах.
Такой же принцип и в игре ансамбля. Молодые артисты как будто развлекаются с историей чиновника Тарелкина, задумавшего посредством своей фиктивной смерти облапошить своего начальника Варравина. Они делают все как будто не всерьез, с насмешкой и приколами из сегодняшнего дня. Но подобным легкомыслием добиваются поразительного эффекта: “Смерть Тарелкина” смотрится серьезным психологическим спектаклем, который то с головой ныряет в фарс, то оборачивается в триллер, и далее по кругу.
Игра идет на самом высоком градусе, и даже становится страшно, когда доходит до крайней точки кипения. Таких несколько: монолог Тарелкина в конце первого акта в исполнении Глеба Подгородинского. Этот блестящий артист в последнее время заявляет о себе все громче и громче. Тарелкин — его вершина на данный момент. Адский крик авантюрной души, чье убиенное тело согласно Сухово-Кобылину набито тухлой рыбой, исполнено почти на шепоте, который можно принять за змеиное шипение. Браво, Подгородинский!
В дуэте с ним в таком же блеске — Сергей Епишев и Илья Ильин в роли Расплюева. Рисунок роли Епишева чрезвычайно пластичен — и в жесте, и в интонации. Илья Ильин с внешностью лирического героя в образе Расплюева оказался совершенно неожиданным и смог показать немалый диапазон своих возможностей.
При всем том, что “Тарелкин” весел и энергично пролетает почти за три часа, это весьма опасный спектакль. Высокий градус, на котором существуют актеры, таков, что если его превысить, то есть опасность скатиться в балаганный капустник. И уж тогда точно случится смерть “Тарелкина”.
