Год с небольшим назад ей, конечно, досталось крепко.
А что? И правильно досталось. Мы только-только возгордились — наша-то, Настя Капачинская, выиграла “серебро” чемпионата мира по легкой атлетике, да где — на престижнейшей беговой дистанции, 200 метров! И тут же вообще “золото” отхватила — победительница, американка Келли Уайт, не пройдя допинг-контроль, слезно призналась: “Ох, больна я, сонливость совсем замучила и провалами памяти с детства страдаю — потому и лекарства немного покушала, чтобы взбодриться!”
Прошло полгода. Настя, уже на правах чемпионки мира, выиграла зимнее мировое первенство.
И — проиграла все. На два года.
Тень уже изрядно выспавшейся Келли Уайт радостно метнулась: “Ну как тебе?” — “Плохо,— честно признается спринтер Капачинская, — я без спорта как рыба, выброшенная на берег”.
...За Капачинскую очень многие переживали. Ее “дисквал”, подкравшись незаметно, казался нелепой ошибкой. Через месяц в Хельсинки стартует новый чемпионат мира. Без Насти. Прощать ее никто не собирается.
— Настя, уже больше года вы вне закона. Чувствуете себя изгоем?
— Это, пожалуй, слишком… Конечно, я какие-то выводы сделала. Многое вообще изменилось, на мир я теперь несколько по-другому смотрю.
— Жестче?
— Я стала больше ценить каждый день в спорте. Потому что когда ничего не случается — всегда думаешь, что с тобой ничего и не произойдет. А потом — ага, значит, ты, как и все. Что касается изгоя… От некоторых людей я, конечно, ждала поддержки, не дождалась. На самом деле, сейчас уже все понятно. “С тобой, Настя, такое случилось — а тут мы со своими звонками: ну что, как дела? Не плачешь? Ах, уже нет…”
— Вы из спортивной семьи. Это помогло или вызвало двойные мучения — позор роду?
— Они все прекрасно понимают. Мама — мастер спорта международного класса, в высоту прыгала, папа — тоже мастер спорта, бегал 400 и 200 метров. Очень легко свалить вину на кого-то, а на самом деле виновата я сама. Надо быть бдительной. Скажем так, пускай то, что случилось, будет на моей совести. Ведь все равно — не знала, что запрещен препарат, или вообще не понимаю, как это могло случиться, какая теперь разница? Что случилось — то случилось, значит, недоглядела… И это не позор. Хотя от папы первую пробу мы с мамой даже скрывали.
— Сердитый?
— Да нет, боялись, что он расстроится сильно. А папа, как специально, все время: а чего Настя не уезжает на сборы? И в конце концов мама решилась: “Ты только не волнуйся, у нас случилась неприятность. Настю поймали на допинге!” И тут он встал и молча ушел читать газету. Мама ему говорит: “Саш, ну ты поругайся, скажи: вот, гады, специально все сделали!” А он газетку почитал и говорит: не переживай, все будет нормально. Поддержка родителей была сумасшедшей. Я не побоюсь этого слова.
— Нет страха, что, вернувшись, будете вне конкуренции — со знаком минус?
— На самом деле мне легче, когда борьба. И самое главное — я свое последнее слово на дорожке еще не сказала.
— Это можно считать заявлением чемпионки мира?
— Если бы я не чувствовала, что могу вернуться и пробежать как надо, я бы и не дергалась.
— Вам могут скостить срок и выпустить на дорожку раньше марта следующего года?
— Нет, послабления никакого нет, на милость надеяться не приходится. Да и вообще, маловероятно, чтобы русскую отпустили…
— Из спортсменов, отправленных за последние годы во временно запасные, можно было бы уже собрать целый штрафной батальон. Как вы думаете, в спортивном мире ваша репутация подмочена?
— Вообще вопрос очень интересный, вот и проверю. Очень многие спортсмены, даже великие, через это прошли. Если они могут снова доказать, что сильнейшие, то почему их должны не уважать?
— Есть какие-то слова, которые не скажешь на официальном уровне, а сказать хочется?
— Меня, как считает ВАДА, грубо говоря, поймали. А что я такого совершила? Я никого не убивала, не грабила, я закон не преступала. Я защищала честь своего флага, выкладываясь для этого полностью, стояла на пьедестале, играл мой гимн. И меня же обвиняют за это?! А кому бы я была нужна на 25-м месте? В Америке чуть ли не сажать решили за допинг. Представляете картину: “Ты за что сидишь? Сколько-сколько человек убил? А-а-а… А я вот витаминки перегрыз…”
— Ну как это — закон не преступили? Выиграли же нечестно, сейчас не говорим — сознательно или нет, но с нарушением.
— Я скажу так: на старте все равны. Первая, вторая, третья дорожки — все равны абсолютно, выигрывает сильнейший. Мы все в одинаковом положении. Надеюсь, понятно?
— Вполне.
— А потом я вообще не понимаю безоговорочного осуждения. Что такое чемпион? Это 60% труд, 20 — талант, 10 — удача и обязательные 10 — фармакология, которая помогает реализовать талант.
— Почему такое соотношение? Неужели таланта так мало надо?
— Да просто если кто-то думает, что ноги от природы даны, никуда не денутся и можно курить и пить пиво, — это чушь! Талант-то раскрывать работой надо… Так вот, как люди представляют: я тренируюсь в сорок градусов жары, две тренировки, бегаю на максимуме — значит, ничего поддерживающего мне принимать не надо, а надо получать тепловой удар. А через неделю выступать на соревнованиях и выигрывать? Ладно, мы, спринтеры, за весом следим, конечно, но не так, как, например, высотницы: один листик капустный пожуют и потом чуть не в обмороке голодном прыгают. Это не издевательство над организмом разве? Ей со штангой тренироваться — по 120 килограммов держать, приседая, а она, бедная, не ест еще при этом! И как это возможно без вспомогательных средств? Я вот худела в Кисловодске: после пяти часов уже ничего не ела, засыпала только с одной мыслью — о завтраке. Раньше всех прибегала в столовую, чтобы насладиться кофе и куском сыра. Без хлеба, естественно. Так я вот этот кусок оближу сначала, потом крошечными кусочками рассасываю. А дальше — десять костюмов на себя напялишь, и вперед, по пять километров бегать.
— Так послушать вас — и на кой она, эта спортивная жизнь?
— Да я без спорта как рыба, выброшенная на берег, я задыхаюсь.
— Красиво задыхаетесь — выглядите так, словно только что из салона красоты, хотя я точно знаю, что из Лужников — после тренировки.
— Поверьте, я поняла за это время, что не знаю, чем бы, кроме спорта, занималась с таким же удовольствием.
— А сразу после наказания вы заявили, что вот наконец освободилось время для ночных клубов, “Плейбоев” и т.д. Это была бравада, прикрывавшая растерянность, или действительно настрой на отвлеченные темы?
— Да нет, один ваш коллега приврал немного. “А я девка — хоть куда, чего мне?” — это я ему про фотографии для “Плейбоя” как будто сказала. Но я не обиделась, смешно было. Да и народ уже прочитал…
— Так ушли в ночной отрыв или нет? Стесняться-то тут нечего…
— Я в другой отрыв ушла: получила права, купила машину — вон, видите, “РАФ-4” чудесного цвета стоит? Я как ее увидела, сразу поняла: моя! Домом занялась. Собой. Сейчас, конечно, больше времени, можно и по салонам походить. И честно — мне это очень понравилось. Думаю, новые ощущения и в бег привнесу…
— Вы имеете в виду какой-нибудь экзотический пирсинг или татуаж? Легкая атлетика на выдумки хитра…
— Нет, не в плане образа. Может, конечно, цвет волос или прическу я поменяю, про пирсинг ничего не обещаю, но дело не в этом. Хочу, чтобы трибуны увидели другую Капачинскую. Стараюсь сейчас работать над техникой, над своим стартом, который в пух и прах все разносят.
— Спорт — это полноценная жизнь или жизнь, вырванная из жизни?
— Жизнь в жизни. Если любишь, если живешь этим, если дышишь, то полноценная. Спорт не прощает лени и ошибок. Как только ты дашь слабинку, он тебя выкинет. Нельзя быть слабой, но и жесткой тоже — надо показывать, что ты его любишь.
— Вы о нем — прямо как о живом…
— Да, он живой, хотя и жестокий. Знаете, никому еще не говорила, ведь были мысли сначала: все, бросаю! Но переболела, переплакала: “Как это? Я уйду? Не дождетесь!” Слезы текли, но это сила приходила. Поплачешь — будешь сильнее. Я стала как-то больше любить жизнь. Мне показали сверху: есть и другая жизнь, ты научись и ее любить. Еще я научилась быть настороже, что ли. Раньше я была сентиментальным человеком, эта сентиментальность испарилась.
— А в чем она заключалась, сентиментальность?
— Помню, в Париже: выхожу на стадион уже где-то в час ночи, сдала пробы на допинг, а подруга все мучилась там, я ее ждала. Свет горит, но никого нет, идет дождь, и я заплакала вместе с этим дождем. И так не хотелось, чтобы утром кто-то поздравлял, хотелось прижаться к мамочке и поплакать. А мне уже спозаранку кричали: Капачинская, вылезай в окно, поздравлять будем! А я опять: у-у-у, не трогайте меня!
— Так это просто эмоции выходили.
— Может быть, но мне кажется, я вообще пожестче стала. Еще случай один научил — я на “Русской зиме” упала, столкнувшись с другой спортсменкой: плечо вылетело, травма была серьезная, месяц штангой не занималась. И уколами меня замучили, и мазями. После падения к врачу подхожу, он что-то там делает, а я чувствую: просто рыдать сейчас начну! И сама себе говорю: если заплачешь на людях, я тебя убью! И — хлоп! — в обморок. Доктор меня поймал, в чувство привел, глаза сухие, держусь. Шок, перевязка, и вдруг — мальчик подходит за автографом. Бумажку протягивает и говорит: “Все равно вы лучшая!”
— Вот тут вы уже и разревелись без страха суицида…
— Нет. Никогда в такое не верила, но я словно силу с его словами вдохнула. Мальчик даже не понял, что для меня тогда сделал. Дома стресс у меня, конечно, вышел, но то, что я на людях смогла себя в руках удержать, честно говоря, самоуважения прибавило. “А ничего ты, — думаю, — Настя, оказывается…”
— За Париж вы должны получить “золото”, потому что там проштрафилась американка Келли Уайт. А “золотую” медаль чемпионата мира в зимнем Будапеште уже должны отдать вы…
— Официально у меня еще даже “серебро” Парижа не забрали. Вот так конкретно — “отдай!” — вообще никто не подходил. И “золотая” лежит у меня дома, в коробочке, на видном месте.
— Есть примеры на памяти, как за сотрудничество с международным антидопинговым агентством, к которому оно активно призывает, срок дисквалификации был уменьшен?
— Нет. Хотя мы продумали программу с федерацией, адвокатом — я проводила мастер-класс, читала лекции, пропагандировала спорт без наркотиков…
— Может, надо было просто заложить кого-то? К этому ведь ВАДА тоже призывает?
— О чем вы говорите, даже когда люди на дороге чужие встречаются, автомобилисты, и те предупреждают: гаишники впереди. Как потом выходить на дорожку с людьми, с которыми я пила чай, общалась, а потом пошла и сказала: “А вот она съела витаминку, такую-то, в такое-то время! Вот, я вам сказала, пустите меня теперь побегать!”
— То есть не заложили. Но вы же все равно должны быть готовы выйти на старт в любой момент. Вдруг амнистия на голову свалится?
— Когда все это случилось, мне даже близкие говорили: “Ну ладно, Насть, отдохни”. — “Нет, я два дня отдыхала — идем тренироваться”.
— В недавнем интервью “МК” государственный тренер сборной Валерий Куличенко очень жестко высказался в адрес вашего тренера, фактически обвиняя его в случившемся…
— Понимаю, о чем вы, но мы делаем общее дело, какая может быть обида? Тренер и я — одна команда, и лодка у нас одна на двоих. Утону я — пойдет ко дну и он, и наоборот. Конечно, сели, обсудили, не чтобы горе посмаковать, а чтобы в будущем не повторилось. Мне говорили многие: зачем ты поехала на этот зимний чемпионат мира? Но если дисквалификация была написана там, наверху, в моей книге жизни, то рано или поздно случилась бы.
— На фатализм, конечно, многое можно списать, но это случилось перед Олимпиадой…
— Я во время Игр специально уехала в Нижний Новгород с подругой, мы ничего по телевизору даже не смотрели. И вот пошли вечером на дискотеку. Танцуем, и вдруг я поворачиваюсь — а наверху телевизоры большие были — и понимаю, что показывают финальный забег на 200 метров. Я от этого уходила-уходила, ведь знала, что в этот день побегут… Почему я вдруг повернулась? Вот тут меня стало потряхивать основательно. Никто не поймет эти ощущения: они там бегут, а я, которая должна была… Может, какая-то большая беда от меня ушла? Ведь это положение вне закона, как вы говорите, неприятно, болезненно, но не смертельно. Да, меня поставили на колени, но я встану и пойду дальше. Будем считать это проверкой характера.
— Он нуждается в проверке?
— Если честно — то нет. Но надо же какое-то объяснение найти. Вообще говорят, что я всегда была упертая. Даже в детстве, когда бежала 800 метров, а в десять лет тяжело же, такие, говорят, глазки были — у-у-у! Родители возили нас с сестрой по сборам, они и были первыми тренерами.
— Сестра увильнула от нагрузок?
— Из-за зрения ей пришлось оставить прыжки. И она ушла в научную сферу. Как дома смеются: боженька дал сестре голову, а Насте — ноги. Я им говорю: ничего-ничего, я вот убегу, если что, а вы не сможете.
— Пока вы в рядах штрафного батальона, мысли о скоротечности побед наверняка преследовали?
— Да, но эти мысли давно уже были — какие-то места завоевывала, медали получала, потом: “Так, все, Капачинская, вчера ты была чемпионкой, а сегодня простая спортсменка, опять надо надевать шиповки и идти доказывать, что победы — не случайность, случайность — все остальное”. Cлавы так обычно и хватает — месяца на два. Потом все забывается.
— А ВАДА продолжает вас сейчас контролировать?
— От меня на год, можно сказать, отстали, но сейчас я сама должна сдать четыре внесоревновательных теста, с середины июля уже начнется… А так я была свободной птичкой.
— Ноги рвутся на большую дорожку?
— Каждый божий день у меня накапливаются энергия и желание. Капают, капают, и когда я выйду, это будет полный стакан. Хотя, конечно, столько не выступать — страшно, но если один раз на велосипеде научился кататься, то уже не разучишься. Пара стартов — и, думаю, восстановлюсь и психологически.
— Во что хочется верить?
— Вопрос на самом деле за душу берет. Самое главное — родители чтобы были здоровы. Это всегда на первом месте. Я хочу сделать все, чтобы моя семья увидела меня на беговой дорожке Олимпиады в Пекине. А вообще, честно говоря, сейчас немного не до этого… У нас случилась трагедия — погиб двоюродный брат, его убили, 20 лет всего… (Пауза). А остальное — все зависит только от меня. Как я распоряжусь своим временем, своим талантом, трудом — мое светлое будущее зависит только от меня.
— Но уже заслуженную золотую медаль-то у Келли Уайт попросите отдать?
— Честно говоря, я бы лучше оставила свою серебряную и свою золотую, будапештскую. Если будут отбирать за Будапешт, я, конечно, отдам. Но если бы случилось так, что вот Келли говорит: “Я отдаю тебе медаль по собственной инициативе”, я бы не взяла. Я бы сказала: “Она твоя, моя — “серебро”. Так и “золото” зимнего чемпионата. Пускай оно будет у другого человека, но все равно я — чемпионка мира. Ведь в чем разница, я объясню: всегда будут говорить: она чемпионка мира, после того как дисквалифицировали Капачинскую. А когда выигрываешь, не должно быть никаких оговорок.
