Узнали? Это актриса Татьяна Агафонова, одна из знаменитых в перестроечные годы “интердевочек”.
Несколько лет назад Агафонова приняла предложение от своих земляков и возглавила загибающееся хозяйство. “Мы тебя уважаем, Татьяна Ивановна, — попросили ее деревенские, — приходи и рули”.
И, прямо как в кино, произошло чудо. Новая председательша не только подняла колхоз, но и так закрутила гайки, что теперь он полностью оправдывает свое название — “Авангард”.
— Ты глянь, жених! Антенн понавесил, фонарей понакрутил, — обсуждают председательши Татьяна и Галина водителя, чей “жигуль” беспардонно подрезал их минуту назад. — Стекла у него тонированные, а задний мост болтается!
Мы едем в деревню Залазино, которую тамошние жители три года назад самовольно переименовали в Агафоновку. Случилось сие событие сразу после того, как руководство здешним хозяйством взяла на себя актриса Татьяна АГАФОНОВА. Но врали все, кто говорил о ее окончательном и бесповоротном уходе из кино. Татьяна не часто, но снимается.
— Может быть, и мое время снова придет, тогда я вернусь в профессию уже основательно. Я же не говорю, что могу остановиться: жить и помереть в колхозе, чтобы меня похоронили с почестями, пронеся три раза вокруг деревни!
— Думаю, я попала в период вневременья. Каждая женщина-актриса попадает в такой период. Глазки не те, лицо изменилось… Кто раньше знал Нину Усатову? А после сорока она стала известной. И в то же время где сейчас популярная когда-то Наташа Негода?
У ларьков, куда Галина побежала за копченой курицей, группка мужчин. Они толкают друг друга локтями и явно не решаются подойти.
— “Интердевочка”… проститутка… Стокгольм… героин… — доносится до наших машин, и от мужской компании наконец отделяется парламентер.
— Татьяна Ивановна, автограф, пожалуйста. Мы вас любим!
Актриса пишет “с любовью” красным цветом:
— Какая у вас ручка кровавая.
Кто-то узнает Агафонову именно Веркой-москвичкой из “Интердевочки”, другие — румяной активисткой из “Одиноким предоставляется общежитие”, третьи вспоминают фильмы “Зина-Зинуля”, “Женский день”, “Скорый поезд”, “По главной улице с оркестром”.
Но в данный момент ее основная и главная роль — председатель колхоза “Авангард”. Сегодня они с Галиной, коллегой из соседней вотчины, ездили в Тверь в департамент сельского хозяйства. Поэтому разговоры в пути (сначала до Лихославля, а потом и до Залазина) звучали самые что ни на есть председательские — о технике и налогах, политике и полевых вредителях. Говорили так, что сельским фольклором повеяло еще в черте города. Помните, как в анекдоте: колхозников просят в двух словах рассказать иностранцам о делах, встает мужичок и начинает: “Как е… твою мать, так е… твою мать. А как е… твою мать, так х...!” “Как работать, так Кузьмич. А как деньги получать, так начальство!” — говорит переводчик.
— У тебя диктофон, надеюсь, не работает? — смеется Агафонова. — Я вообще-то матом не ругаюсь, но иногда накатывает.
Председатель
— Вы актриса, юрист, а теперь еще и сельским хозяйством занимаетесь — эк вас разметало!
— Здесь тоже творчество. Творчество — это работа не только души, но и башки. Другое дело, что кому-то везет, а кому-то нет. У меня немножко получилось. Вообще, я никогда не боялась поменять пространство и время.
— Что значит “поменять время”?
— Если говорить о том, в каком измерении живет сегодняшняя деревня, — это XVIII век в лучшем случае! А то и ХVII.
— Вам, коренной москвичке, было легко адаптироваться на селе?
— В детстве меня всегда привозили в деревню, которая в километре от Залазина. Так что я сюда не с потолка упала. Вообще я считаю, что человек закладывается в раннем детстве. И гены — это великое дело. Рано или поздно, но к корням обязательно притянет.
— Наверное, не только в корнях дело, нужна причина, чтобы развернуть жизнь на 180 градусов…
— Умерла моя мама, мне до сих пор трудно об этом говорить, с работой все стало неопределенно, и я приехала сюда. А поскольку я росла в этих краях, ко мне как к юристу люди приходили посоветоваться. Колхоз тогда разваливался, и вопросов возникало много. Потом мне предложили возглавить хозяйство, и я подумала: почему бы и нет? Так в 2002 году я стала председателем колхоза “Вперед!”, впоследствии переименованного в “Авангард”. Поначалу было ошибочное мнение, что я притащу с собой кучу денег и все проблемы улетучатся. Но я сразу сказала, что деньги тут появятся только путем нашего общего заработка.
— Сколько у вас сейчас сотрудников?
— Сорок. Раньше было сто семь. Но когда я увидела, что одну доску несут десять мужиков (девять из которых находятся в таком состоянии, что они ее не несут, они за нее держатся, чтобы не упасть!), было принято решение сократить штат. Логика тут простая: не хотите работать, уйдите в сторону! Конечно, существует и законодательство, и мои моральные нормы, но из двух зол надо выбирать меньшее. Я приняла хозяйство с 260 тысячами долга по зарплате, поэтому сокращение еще и с этим было связно. Сейчас мы полностью рассчитались с долгами. Правда, мне это дорого обошлось, особенно в области здоровья… Но все равно!
— Колхоз большой?
— Вправо 20 километров и влево 16. Растениеводством занимаемся. Коров держим, лошадей.
— А каких коников разводите? — не удержался от вопроса самый неравнодушный к лошадям репортер.
— Каких? А таких, чтобы по сугробам ездить было можно! Есть же зима, когда только в Москве, да и то не всегда, чистят дороги.
Ужин, на который мы остановились, не дотянув даже до Лихославля, получился истинно деревенским: можно было сгребать все в узелок и смело отправляться в поход дней на пять. Кроме того, к ужину полагалось “за знакомство” — святое, в общем-то, дело. Пришлось напрямую заявить, что некоторых людей самогоном и водкой можно убить. Это признание несказанно развеселило председательш.
— Откуда она была? Ну, помнишь журналистку, которая все пить не хотела? — хохочет Галина.
— Из Дании! — Татьяна щедро намазывает горчицей черный хлеб. — Сначала ныла, что водку пить не будет, а потом мы уже не могли, а она все пила и пила. До пяти утра тогда сидели. Хочешь, я тебе скажу, почему ты не пьешь водку?
— Ну и почему? — я уже приготовилась к очередной деревенской шуточке.
— Ты не руководишь колхозом!
— Продукцию продаете в Тверской области или получается пробиваться в столицу?
— Не получается. Очень жесткий забор посредников. Сферы рынков распределены, и новому человеку сложно. Мне кажется, что все было сделано неправильно в принципе — сельхозпроизводитель оказался оторван от переработчика. Последние сейчас монополисты, что хотят, то и делают.
— Вам бы замкнутый цикл: к коровкам — маленький заводик, и никаких посредников.
— Совершенно верно. Только все упирается в возможности. Здесь уже давно все поделили и попилили.
За свою трехлетнюю практику я поняла, что сельское хозяйство может быть прибыльным. Только надо продумать налоговую политику. Крестьянин ведь получает прибыль только к концу года — в декабре, ноябре, январе — и тогда может спокойно заплатить все налоги. А когда проходит целый год, пени съедают все… Животноводство немного сложнее, в смысле прибылей, но если б не было такого количества посредников — и оно было бы рентабельным.
— Не жалеете, что за это взялись?
— Нет. Я могу жалеть только о том, что не сделала, упустила. А здесь я свои задачи выполнила. Люди, которые никому и ни во что не верили, реанимированы. Кстати, один из ответов на вопрос, почему деревня пьет, — это проявление депрессии. Обманывают все. Приезжают, говорят, что все будет так-то и так-то, а в конечном итоге все разворовывают и уезжают.
— Вы вроде чуть депутатом не стали…
— Было дело. Просто есть такое понятие, как лицо партии. Ко мне приехали старые знакомые из Аграрной партии России, и меня на это дело склонили. Но как только я попала на выборы и посмотрела на сие вблизи… Это же дас ист фантастиш! Не дай бог, и врагу не пожелаешь.
— То есть увидели всю неземную красоту предвыборных технологий?
— Ну да. Ни для кого же не секрет, что нет законов, которые создаются для людей. По-моему, все придумывается только для того, чтобы изобрести новый способ отобрать! Обязательное страхование транспортных средств, дорожный налог для сельхозпроизводства, страхование жилья… А источники постоянно иссякают, и надо придумывать новые и новые виды денежного отъема!
Вот это кино!
— Актрисой очень хотелось стать?
— Не знаю. Просто пошла поступать — и все. Сниматься начала рано, на втором курсе.
— А что вы на вступительных экзаменах читали?
— Басню “Свинья под дубом”, поэму Блока “Двенадцать”, “Яму” Куприна и весьма интересно под вальс ходила маршем. У аккомпаниаторши рука была очень резкая, и даже самые спокойные вальсы у нее выходили как марши.
— Почему вы ушли из Школы-студии МХАТ?
— Театр — это живой организм, и ты должен или стать клеточкой этого организма, или уйти, потому что клетка будет отторгнута. Когда я поняла, что не могу вписаться в этот организм, ушла. А поскольку в кино я начала сниматься раньше, чем пришла в театр, меня не покидало ощущение внутренней свободы.
— Татьяна, а не обижает ли то, что ваши партнерши по “Интердевочке” — Яковлева, Дапкунайте, Розанова — гораздо чаще мелькают на экране?
— Нет. Девчонки молодцы, я за них очень рада. Просто у них есть что-то, чего, видимо, нет у меня. А мне здесь везет. Так что кому какая судьба нарисована!
— Вы так искренне за коллег порадовались, что совсем не похожи на актрису. Может быть, поэтому не вписались в театральный мир?
— Не исключено. Я никогда не относилась с завистью к чужому успеху. А для чего завидовать-то? Я считаю, что моя жизнь сложилась. Несмотря ни на что, я осталась нормальным человеком, который не разучился реагировать на боль окружающих, видеть мир красивым. Я считаю, что это большая удача.
— Да, от артистической тусовки вы далеко оторвались…
— А я, наверное, в ней никогда и не была. В год шло по 2—3 картины, плюс еще театр был, учеба, и я так уставала, что до тусовок не дотягивала. А потом, я жаворонок, и поэтому в 22.00 меня начинает плющить и колбасить — я должна лечь спать! Даже после спектакля просыпалась с восходом солнца. Хотя я ходила на тусовки, просто не часто. Кроме того, там же надо тусоваться, а я давно за рулем.
— Рискую получить по ушам, но вы всегда были такой... упитанной?
— Сколько себя помню. Сейчас, конечно, я здорово выросла в габаритах, и уже тяжеловато становится. Я заметила, что начинаю усиленно поправляться, когда много работы, график напряженный. Толстею на нервной почве. Однажды я похудела за полгода на 50 килограммов, не прилагая к этому никаких усилий, даже зарядку не делала — просто находилась в спокойном состоянии. Но только началась убойная работа, и меня понесло как на дрожжах!
— Полные актрисы на съемках всегда страдают от технических накладок.
— На картине “Джокер” я должна была ездить на “Пежо” 1912 года выпуска, главной отличительной особенностью которого были деревянные колеса и отсутствие амортизаторов. Снимали в Бахчисарае, где дороги преимущественно выложенные камнем — то есть едешь и всем организмом чувствуешь, что находится под тобой. Так вот, чтобы остановить данное транспортное средство, необходимо было снять аккумуляторную клемму, которая находилась под сиденьем у водителя. Когда я села за руль этого “Пежо” в первый раз и задницей замкнула плюс с минусом, ощущения получились очень конкретные. В “Аляске-Кид” я должна была ехать верхом, и на лошадь надели только одну подпругу. Причем я каскадерам сразу сказала: “Ребята, посмотрите на меня, на эту худющую скаковую лошадь и наденьте вторую подпругу!” Но они решили, что я проеду и безо всяких излишеств. Закончилось тем, что я свалилась вместе с седлом, собирала с земли зубы и потом долго носила на ноге гипс.
— Вы ведь и в рекламе снимались. Что двигали в народ?
— Водку “Зверь”. Это был мой первый рекламный опыт. Кстати, мне тогда даже приз дали за лучшую актерскую работу! Сюжет был простым, как велосипед: я стреляла из “Узи” по мужу-алкоголику. Потом много еще чего рекламировала.
— А из-за чего ушли с телевидения (Агафонова вела передачу на ТВЦ. — Е.М.)?
— Объединение “Экран” тоже ведь грохнули. Народу надо было поделить собственность, в общем, все как обычно — варварство и ограбление.
— Потом вы организовали творческое объединение, и, говорят, даже был наезд.
— Да, было. Там все сошлось в одно: с одной стороны — налоговая, с другой — бандиты. Ну и как в таких условиях можно работать? Людей, таких же, как ты, актеров, обманывать? Я решила, что лучше заниматься чем-то другим...
А зори здесь…
Деревня Залазино встретила нас белой ночью, красотищей нетронутых полей и прочими атрибутами фольклора. Предки Татьяны, династии Ивановых и Фокиных, жили здесь несколько столетий подряд. Растили лен и процветали.
— Обратите внимание, даже в маленьких деревнях стоят огромные храмы. Здесь карело-финский национальный округ, поэтому определенная культура присутствует. Периодически на карельские посиделки приезжают финны. В школе карельский изучают наравне с русским.
На пороге председательского дома нежится кошка совершенно мышиного окраса. Она издает одобрительный “мур”, потому что Татьяна не забыла купить ей внушительный пакет сухого корма.
— Баранину не ест! Представляете? Совсем обнаглела.
— Татьян, какой у вас старый дом! Сколько же он успел накопить информации о своих владельцах!
— Этому дому 180 лет. Однажды приходила женщина, которой было лет восемьдесят, и попросила зайти внутрь. “Я родилась вот в этом углу, за печкой!” — сказала она. Напротив стоит дом моих предков, ему 200 лет. Когда мы приезжали, бабушка просила разрешения у хозяев и просто сидела на скамейке. Это желание не объяснишь словами. Года полтора назад мы с братом оказались в московском дворике, где я играла совсем маленькой. И сразу навалились запахи, воспоминания, и захотелось просто побыть там. Москва, особенно тополиная, имеет свою особенную атмосферу.
— Ой, русская печка! А дрова готовые привозят?
— Привозят из леса. Раньше сама колола, сейчас чаще нанимаю человека, чтобы поколол.
— А вы принимаете участие в деревенских посиделках?
— Даже на танцы иногда хожу! У нас в пятницу, субботу, воскресенье — танцы в клубе. И ничего зазорного тут нет, наоборот, думаю, людям нравится, что у них такой живой председатель. И потом, у нас колхоз в смысле возраста не старый, средний возраст работника — 38 лет. Самое время танцевать.
— У вас обручальное колечко. Замуж вышли?
— Личные дела я не обсуждаю. О работе — пожалуйста. А насчет всего остального я не слишком общительный человек. В мой дом, кстати, редко заходят посторонние. Я стараюсь не бывать тут в выходные, потому что обязательно придут, непременно что-то случится… Это сейчас спокойное время, а как начнется — пожароопасная обстановка, зимой заметет и так далее до бесконечности. Когда в деревне что-то случается, бегут к тому, у кого есть техника.
Актриса Агафонова, конечно, может скрывать свою личную жизнь и любимого мужчину сколько душе угодно, но, к счастью, она живет в деревне. Нормальной хрестоматийной деревне, которая, как водится, прекрасно осведомлена о самых страшных тайнах своего руководства. Первая же попавшаяся на глаза жительница Залазина, радостно кивая и со знанием дела, подтвердила все: председательша вышла замуж, муж предположительно питерский, машина “Гранд Чероки” красного цвета подарена им же. Но сколько деревенские ни старались углядеть визиты любимого мужчины Агафоновой в ее вотчину, ничего не вышло.
Татьяна действительно не выражается, и самое страшное, что от нее слышали подчиненные, это “не пердоль мне мозги!”. А еще некоторые несознательные начальники из числа администрации района за глаза называют руководство колхоза “Авангард” Танькой-Голливуд. В чем, впрочем, не сильно ушли от действительности.
