“Я голубой, и это хорошо!” Именно этой фразой три года назад немецкий социал-демократ Клаус Воверайт покорил избирателей и стал мэром германской столицы. Эти слова прозвучали как пароль. В мгновение ока гомосексуальная жизнь в Берлине расцвела пышным цветом. Геи, лесбиянки и трансвеститы стекаются сюда со всего земного шара, чтобы создать свой эльдорадо. И слово “швуль” (“голубой”), еще десять лет назад обидное и позорное, теперь тут произносят гордо и с достоинством.
“Супружеская пара возьмет с собой попутчиков из Дрездена в Берлин. Бензин пополам. На борту — маленькая безобидная собачка”. В Германии такие предложения очень популярны — я позвонила по объявлению.
Мы договорились встретиться на парковке около вокзала, и я заранее с тоской ожидала скучных бюргеров — эдаких старосветских помещиков, которые будут еле-еле тащиться по правой полосе и мучить меня рассуждениями о возможной отставке Шредера. Но не тут-то было. Первым из тонированной “бэхи” вышел водитель — двухметровый Терминатор, лысый и в темных очках. Стало страшновато: мама предупреждала, что нельзя садиться в незнакомые машины!
— Познакомьтесь — мой супруг! — буднично объявил водитель и открыл пассажирскую дверь. Из машины вылез Терминатор-2, тоже лысый, в прозрачной майке-сеточке и с той-терьером под мышкой. У обоих ослепительно блестели обручальные кольца на безымянных пальцах.
“Через два часа будем на месте”, — улыбнулся водитель, врубил пятую, и его рука мягко сползла с коробки передач другу на… — в общем, вам по пояс будет. Машина со скоростью света неслась по автобану. Впереди нас ждал Берлин — голубая столица мира.
Включаем гейдар!
Сразу оговорюсь: мужчины в Германии вообще специфические. Редко кто встретится без сережки в ухе, без уложенной гелем прически и крашеных прядей волос даже в очень преклонном возрасте. “Да тут все до единого — геи!” — ужаснулась я.
— Ты просто не умеешь нас отличать, — улыбается гей Мартин Райнхарт, мой коллега из немецкой газеты “Тагесцайтунг”, который взялся быть моим проводником по голубому Берлину.
— Ну вон, с выщипанными бровями пошел, разве не гей? — наивно демонстрирую я свою ограниченность в данном вопросе.
— Забудь про внешность: она обманчива, — объясняет Мартин. — Главное — это взгляд. Геи смотрят прямо в глаза и на секунду дольше, чем обычные мужчины. Это нужно уметь чувствовать. Даже слово такое появилось — гейдар: как радар.
Мы идем по улице Мотцштрассе — это одно из самых тусовочных мест Берлина, знаменитый район Шенеберг, где на каждый квартал приходится добрая сотня всевозможных кафешек и баров. Большинство из них давно уже стало постоянным местом встречи для голубых. В начале Мотцштрассе, у станции метро “Ноллендорфплатц”, установлена памятная доска, посвященная гомосексуалистам, расстрелянным во времена Третьего рейха.
На этой улице есть все для “нестандартных” мужчин — нужно только знать где. Врачи, к которым может прийти гей с самым интимным вопросом, магазины со всевозможными прибамбасами, гей-сауны и даже несколько клубов, куда женщин вообще не пускают — редкое явление для страны, помешанной на демократических принципах.
Мы усаживаемся за столик в симпатичной уличной кафешке и ждем друга Мартина, Карстена. Приглядываюсь к окружающим.
Геи всегда сидят гораздо ближе друг к другу, чем могут это позволить себе мужчины-традиционалы. Они более эмоциональны и несдержанны в своих движениях. Прикуривая сигарету, например, они могут картинно закинуть руку с ней в сторону и вверх, как это обычно делают кокетливые дамы, но никогда не возьмут сигарету “по-мужски”, в направлении от себя.
— Геи подражают женщинам?
— Нет, они просто перестают быть мужчинами. Мы можем, например, без стеснения расплакаться, потому что нам не надо строить из себя сильных и мужественных.
Соседний с нами столик облюбовали две пожилые лесбиянки — мужеподобные бесцветные дамы. Бедный голубой официант едва успевает выбирать моменты между их страстными поцелуями, чтобы менять чашки.
— Геи дружат с лесбиянками?
— Нет. У нас с ними нет точек пересечения. С тобой, например, у нас гораздо больше общего: нам обоим нравятся мужчины.
— Да, но мне-то нравятся мужчины-традиционалы, а тебе — геи!
— Ошибаешься. В этом и заключается главная трагедия, которую не исправишь никакими законами: мы часто влюбляемся в обычных мужиков…
Отцы и дети
“А ты не лесбиянка!” — Карстен подкрался незаметно и плюхнулся на диван рядом с нами. 43-летний симпатяга, каких обычно называют сладкими-смазливыми. Чубчик лихо загелен “домиком” — это традиционная прическа гея. Второй вариант — вообще бритая голова, как у Мартина. Геи говорят, что прическа — тоже определенный код, по которому легче опознать своих.
Карстен и Мартин поцеловались.
— Карстен, твои родители знают, что ты — гей?
— Конечно. Мама уже умерла, но она очень хорошо понимала меня и всегда требовала, чтобы я знакомил ее со своими друзьями. Отцу было, конечно, сложнее, но и он смирился. Мы договорились с ним, что интимная жизнь — это интимная жизнь. Я не спрашиваю отца про его подружек, он не пристает ко мне с вопросами о моих друзьях. Если отцу хочется навестить меня, он предварительно звонит и спрашивает, удобно ли ему зайти.
— Ну да, — смеется Мартин, — недели не прошло, как ты меня от папы в ванной прятал!
Отношения геев с родителями — отдельная тема. Особенно с отцами.
— Когда я сообщил отцу, что я — гей, у него просто не нашлось слов, — рассказал мне другой знакомый, Свен. — Хорошо, выручила его жена: “Помнишь, дорогой, мы отдыхали на море, и наши соседи были геи — такие приятные люди!”
— А мама?
— Мама сама обо всем догадалась. Однажды мы вместе убирали кухню, и она невзначай сказала: “Если бы мой сын оказался голубым, я бы не расстроилась”.
Свен увлекается бальными танцами и даже готовится к чемпионату среди геев. Его партнерша, лесбиянка, обожает вести, а Свену больше нравится в танце подчиняться. Его мама уже купила билет на почетное место.
— Правда, я ее чуть не убил! — картинно закатывает глаза Свен. — Спросила меня, в каком платье я буду танцевать! Ну что за средневековое представление о геях!
С наступлением темноты все перебираются из кафешек в бары. Летние ночи в Берлине длинные и душные, так что многие предпочитают тусоваться на улице у входа. Внутри уединяются молодые и нетерпеливые: там на диванах можно целоваться-обниматься сколько душе угодно, а улучив минутку, игриво поцеловать в губы официанта или хлопнуть его по попе. Ревность у швулей не в почете: “У меня могут появляться разные временные друзья — ну и что с того?”
Бар “Хафен” (“Порт”) — легендарное место встречи немецких гомосексуалистов. У дверей около 30 геев пьют пиво. Когда чокаешься бутылками, нужно, по поверью голубых, непременно смотреть друг другу в глаза — “иначе семь лет не будет хорошего секса”.
Папа, паппи и два негритенка
Они практически ровесники: 40 и 42 года, их даже зовут одинаково: Франк Карге и Франк Рибезель. Студент и ландшафтный дизайнер. Почти четверть века они прожили душа в душу в гражданском браке, а потом им, как любой семейной паре, захотелось детей. И у них “родились” двое мальчиков...
— В четыре я заберу сыновей из детского сада. Потом надо забежать в магазин, приготовить обед, потом…
— Может, я приду в другой день?
— А у нас каждый день такая суматоха. Сама понимаешь, маленькие дети, то-се. А у моего друга сейчас очень много работы. Так что приходи ровно в пять. У нас будет целый час, а потом я убегаю в университет.
Семейство появилось во дворе без минуты пять. На одном велосипеде. Франк Карге бодро крутил педали, на багажнике гордо восседал 4-летний Рафаэль, а спереди, на раме, на детском сиденье — его братик, 2-летний Симон. Еще по бокам болтались немыслимым способом прикрепленные сумки с булками и овощами.
Пока Франк разбирается в гараже, болтушка Рафаэль тянет мне руку:
— Привет! Видела, как я сзади ехал? Это потому, что свой велосипед я уже раздолбал! Да, папа? А ты к нам надолго? А то паппи еще на работе…
Франка Карге дети называют папой, а его друга — паппи.
Франк-папа пулей летит на кухню.
— Сейчас намажем детям булочки джемом и пойдем на детскую площадку, — весело подмигивает он мне.
В Германии существует два варианта усыновления. Первый — адаптация. Адаптировать в семью можно только круглых сирот, и тогда они по всем документам считаются родными. Если же родители живы, но не в состоянии воспитывать детей, социальная служба вправе подыскать малышам приемных родителей. Такой вариант и предложили Франку.
— Трудно было выбрать ребенка?
— Ну что вы! — Франк расплывается в улыбке. — Нас, конечно, предупредили, что все детки трудные, как правило, с плохой наследственностью. Но ведь это не самое главное, правда?
Пара остановилась на темнокожем Рафаэле. Его мама психически больна, принимает сильнейшие препараты и слышит голоса. Сотрудники социальной службы убедили ее, что ребенку будет хорошо в приемной семье. Она согласилась.
Когда Рафаэля забрали, он сильно отставал в развитии и почти не говорил. Теперь, наоборот, не умолкает ни на минуту. “Мы его даже специально в немецко-английский детский садик водим, — хвастается Франк. — Раз он такая говорилка, пусть говорит на двух языках”.
Через год Рафаэль потребовал братика. “Только смотрите, чтобы он был настоящий, такой же темный, как я”, — предупредил он родителей. Франк и его друг снова обратились в социальную службу и привели домой Симона, годовалого тогда негритенка с лицом старика. Его мама-алкоголичка давно пропала без вести. Симон в отличие от брата очень стеснительный — чуть что, прячется за штанину Франка и только недавно научился улыбаться.
— Трудно голубой паре уладить все формальности, связанные с усыновлением? — спрашиваю Франка. — В Москве и разнополым родителям приходится изрядно попотеть, прежде чем они соберут заветные бумажки.
— Почему трудно? — удивляется родитель. — Мы принесли необходимые справки из полиции и от врачей, и нам стали разрешать прогулки с ребенком. Смотрели, умеем ли мы обращаться с детьми. Таких, как мы, много. В одном только Берлине голубых семей с приемными детьми около 40, а с адаптированными — еще больше.
У остальных мамаш на детской площадке Франк вызывает настоящее умиление. Он, как курица-наседка, хлопочет около песочницы, каждую минуту чмокает Симона в затылок и восторженно хлопает в ладоши: “Симон, как высоко ты залез, браво!”
— Скажи честно, наверняка детей дразнят. У всех родители как родители, а у твоих — швули?
— Никогда. Сейчас ведь редко полноценную семью встретишь. У кого отца нет, у кого мамы. А у Рафаэля и Симона нас двое.
— А что думает о тебе твоя семья?
— Ой, мама так плакала, когда узнала, что я голубой: думала, внуков не придется понянчить. А теперь она счастливая бабушка.
— Как в вашей семье распределяются обязанности? Кто играет роль мамы?
— Мы наравне. Первым встает мой друг и готовит завтрак. Потом я бужу детей. Выдаю им одежду, меняю Симону памперс. Завтракаем всегда вместе. Потом друг отправляется на работу, а по дороге провожает Симона в детский сад при евангелической церкви. Я по пути в университет отвожу в садик Рафаэля. В половину пятого все дома, пьем кофе. В шесть — ужин. А там уже и ко сну пора готовиться. Рафи уже сам умеет чистить зубки! На ночь я всегда читаю им сказку. А когда дети засыпают, у нас с другом появляется минутка для себя.
— У нас говорят: яблоко от яблони недалеко падает. Твои сыновья вырастут и наверняка, посмотрев на родителей, станут гомосексуалистами.
— А вот и не обязательно! Я много литературы на эту тему перечитал — скорее всего они будут гетеро.
— А ты чего бы хотел?
— Пусть они будут хорошими людьми, а с кем они захотят спать — не принципиально.
Голубой-голубой, позови меня с собой
— Вы в своей России никогда не построите нормальной демократии, — вздыхает Кай Стромберг, основатель и идейный вдохновитель постоянных германо-российских встреч гомосексуалистов (есть в Берлине и такое!). — Мой московский друг сам себя называет педиком! Пока ваши швули не повысят свою самооценку, общество не примет их.
Кай — уникальное явление. Закончил школу в ГДР и поехал учиться в Киев. Влюбился в Советский Союз раз и навсегда — в прямом и переносном смысле. Пока учился, сломали стену — и в новую страну возвращаться было страшно. Чтобы не быть одиноким, Кай напечатал в газете объявление о знакомстве. По иронии судьбы, первым откликнулся пожилой доцент того самого Киевского университета, где учился Кай, который не узнал в новом друге своего бывшего студента.
Германо-российским встречам уже шесть лет. Каждый вторник ровно в восемь вечера Кай осторожно выглядывает из окна берлинской пивнушки и всматривается в лица прохожих.
— Часто бывает, подойдет новенький русский, а зайти стесняется. Я подхожу к нему: “Вы, верно, к нам на огонек?” — а он отскакивает как ошпаренный: “Что вы, совсем нет!” Ваши геи такие пугливые! Приходится успокаивать, приглашать.
Но мирно русская тусовка существовать в Берлине не может.
— Что с ними поделать! — разводит руками Кай. — Тут же сколотили гей-группировку и пошли мочить голубых турок!
Кай рассказывает, что русским голубым труднее всего объясняться с родителями:
— Ваши старушки целыми днями смотрят сериалы, а в них всегда есть хотя бы один гей, и радуются. А когда узнают про своего сына, сразу хлопаются в обморок и, как под копирку, произносят одну-единственную фразу: “Не смей сказать отцу: прибьет!”
Русским в Берлине не хватает общения. В качестве хобби Кай придумал немецко-русскую дискотеку для швулей — и попал в яблочко. Такого успеха не было ни у одного танцевального клуба Германии.
— Такой жуткой попсы, какую я кручу, ты не услышишь больше нигде, — смеется Кай, — зато душа поет.
Уже не один год верхушку хит-парада излюбленных геями песен занимает Алла Пугачева с композицией “Позови меня с собой”. Ей уступил даже бессменный Моисеев со своей “Голубой луной”. Говорят, это интернациональное: американские геи, например, балдеют от своей местной Пугачевой — Барбры Стрейзанд.
Гей в законе
Германия — одна из первых стран, где разрешили и разрекламировали однополые браки. Закон приняли в 2001 году. На деле же это не супружество в полном смысле слова, а “зарегистрированное партнерство”, которое никаких правовых и социальных преимуществ гомосексуалистам не дает. Зато для тех, кто “узаконился”, евангелическая церковь некоторых земель предлагает даже специальную церемонию типа венчания. Правда, особенных торжеств на голубых свадьбах устраивать не принято.
— Свадьба как свадьба, — рассказали мне знакомые гомосексуалисты “в законе”, — пришли, расписались. Ведущий, правда, все время в тексте путался: не каждый день два жениха обручаются. Потом пообедали с родителями, а вечером устроили небольшую вечеринку за городом с друзьями. И ту в складчину, потому что денег совсем не было.
Права гомосексуалистов здесь защищают со всех сторон. Любой ребенок знает: влюбился в одноклассника своего пола — не проблема. А если за это ругают консервативные родители — бери в руки карандаш и пиши телегу. Социальная служба выделит комнату или даже отдельную квартиру, пришлет психолога и воспитателя, которые будут решать все проблемы и следить, чтобы юный “голубец” исправно посещал школу.
В школе, кстати, сексуальному воспитанию молодняка уделяется достойное место. Даже проводятся уроки, посвященные гомосексуализму, а некоторые классы специально для этого приводят в берлинский музей геев — единственный во всем мире. Красную ленточку на его открытии перерезал лично мэр Берлина Воверайт.
В этом музее, например, на одной стене представлены фотографии берлинского гей-бара “Эльдорадо”, в котором до 33-го года устраивалось самое шикарное в городе шоу трансвеститов. За стеклом висит платье “Мисс “Эльдорадо” — некоего немца, который носил псевдоним Ханс Кротошин. Для посетителей это имя звучало в диковинку, по-русски.
На другой стене — письмо некой лесбиянки к известному пианисту Роберту Одеману. За свою ориентацию он попал в концлагерь, и лесбиянка решила спасти его, притворившись его любовницей и написав ему любовное письмо. “Это очень красивая история”, — мечтательно вздыхает Карл-Хайнц Штейнле, сотрудник музея.
Всю ночь неутомимо гудит Мотцштрассе. До самого рассвета не гаснут голубые огни Шенеберга. Я собираюсь домой. На прощание лобызаемся троекратно и клянемся друг другу в вечной дружбе. “Ну ты давай, — лукаво улыбается Карстен, — передавай там привет Путину. Он у вас та-а-а-кой сексуальный!”
Справка МК:
Сами геи утверждают, что от 5 до 10% населения земли — гомосексуальны. Российские сексологи считают, что эта цифра сильно завышена. “От силы 1%, — говорит известный психотерапевт Александр Полеев, — остальные просто в той или иной степени бисексуальны”.
КАКОЙ ТЫ, ПИНГВИН, ПРОТИВНЫЙ!
В зоопарке города Бременхафен на севере Германии живут три гомосексуальные пары пингвинов. Одна из них даже “усыновила” камень, думая, что это яйцо, и ухаживает за ним. Чтобы исправить положение, администрация зоопарка купила в Швеции четырех самок, но никакого интереса у голубых пингвинов девочки не вызвали. Зато эти действия руководства зоопарка до глубины души оскорбили общественные организации, которые защищают права геев и лесбиянок. Правозащитники написали мэру Бременхафена открытое письмо, в котором высказали крайнее возмущение “спланированной сексуальной агрессией” в отношении пингвинов. Под их давлением зоопарк отказался от попыток получить наконец-таки пингвинье потомство. “Пусть живут как хотят”, — сказала директор Хайке Кюк.
