Страшный жанр: концерт-реквием. Когда все одеты неброско. Когда приглушен свет. Когда никто не хлопает в благодарность артисту. Так верно сказано: “Боже, как мы живем? Взрыв, траур, девять дней, сорок. Взрыв, траур, девять дней…” Нерушимый отсчет? Вчера в концертном зале “Россия” именитые музыканты и артисты говорили и молчали о Беслане. Год спустя.
Так странно видеть на этой сцене лучших. И не видеть вечную “придворную” тусовку, торчащую по “разнарядке” и без.
Башметовский оркестр “Новая Россия” тихо сидит за пюпитрами; идет Гергиев. Кто-то уж почти срывается на аплодисменты… как если бы это был Карнеги-холл. Но сегодня не надо. Крадется из темноты “Реквием” Моцарта, та самая тема из него. А на больших экранах — начало большого пути: темные развалины дома, табличка “Школа №1 г. Беслана”, спортзал…
Еще в фойе люди незнающие останавливались у черно-белого фото: странные сигареты, словно ветром выкуренные до пепельных столбиков. А под фотографией — небольшой металлический столик. Так было там принято, там — в спортзале: в память о бойцах “Альфы” и “Вымпела”, в память о тех отцах, кто пытался помочь в одиночку, — мужчины прикуривали сигаретки… И сейчас мы делали так же.
Кто-то не сдерживается; этот плач, эта сцена с двумя стоящими напротив друг друга знаменитыми памятниками: семью журавлями, уносящимися ввысь над головой одинокой матери, и колоколом из Бухенвальда. “Ты — в первом, он — в пятом. Отец, брат и мать. Вы вместе окончили школу. Чтоб в вечность отбыть, вы пришли на вокзал — в спортзал, спортзал…” Голос ребенка, читающий стихи под грустный плач камерного хора Осетии. Актриса Ирина Печерникова, учительница из фильма “Доживем до понедельника”, обращается к родителям бесланских детей, кто-то из них сейчас в зале:
— Каких учителей вам послал Бог! Физрука, который крепкими руками срывал решетки с окон. Старушку-учительницу, которая стояла с простреленными ногами у окна на коленях, чтобы малыши по ее спине могли вырваться на свободу… В школу пришли нелюди, и ваши учителя начали самый главный в жизни урок — урок мужества. Но почему дети? Ни на одном языке мира не написано, чтобы в годовалого ребенка можно было стрелять!
…Это была, если угодно, публичная молитва не между артистами и зрителем, а между матерями, отцами — теми, кого не разделяют границы жанра, границы государства или национальности. “Что такое ад на земле? Это когда в одном доме хоронят 24 ребенка. Это ад!”
— Что значат все наши слезы сострадания рядом с муками простой осетинской матери, которой предложили выбирать… нет, не между жизнью и смертью. Это было бы слишком просто. Ей предложили либо оставить умирать в школе свою шестилетнюю дочку, но уйти с крошкой-сыном, либо остаться всем вместе. Погибать. А мы-то с вами думали, что страшнее фашизма уже ничего не будет. Как же мы заблуждались!
Лазерные лучи, как прицелы, летали по залу. Дидье Маруани, лидер группы “Спейс”, сыграл свой электронный реквием — оду вечности душам детей, не покинувшим школу №1. А Юрий Абрамович Башмет вел щемящую тему на альте, пока над его головой Валерий Гергиев плавно правил оркестром…
Говорили о войне 1941—1945 гг. Зал молча поклонился ветеранам из Осетии, здесь бывшим в этот момент. Это были первые аплодисменты. Люди оживали. Зураб Соткилава, Людмила Гурченко, Иосиф Кобзон — все призывали снять траур, окунуться в новую жизнь, женить сыновей, выдать замуж невест… Которые, кстати, и появились хороводом безупречных осетинских танцоров.
Но даже на таком строгом концерте вспыхивают звезды. Это Тимур Зангиев — самый молодой дирижер в мире, всего-то десяти лет, — вскочил за пульт перед “Новой Россией” и повел тему Дунаевского из “Детей капитана Гранта”. Зал зацокал вспышками фотокамер. Может, кто-то ожидал наигранности, карикатурности от маленького музыканта во фраке, но его пластика и естественность были поразительны… Вот когда просыхают все слезы.
Финал был поразителен. Люди из зала аплодировали стоя артистам, разом вышедшим на сцену. Артисты же аплодировали матерям Беслана за их мужество. Но… в театре артисты хлопают, когда вызывают автора или режиссера. И кто-то из них по привычке поглядывал на кулисы… И зрители смотрели. И в какой-то момент было ощущение, будто, разбуженные аплодисментами, на сцену весело выбежали малыши…
