Сегодня отмечает свой 80-летний юбилей режиссер–легенда, президент Гильдии кинорежиссеров России, профессор, лауреат множества почетных наград — Марлен Мартынович Хуциев. Его картины “Весна на Заречной улице”, “Застава Ильича”, “Июльский дождь”, “Был месяц май” давно стали классикой отечественного кино. Несмотря на столь солидный возраст, Хуциев полон сил, он ведет во ВГИКе очередную мастерскую и одновременно снимает новый фильм. Рабочее название ленты “Невечерняя”, а главные герои картины — Лев Толстой и Антон Чехов. Накануне юбилея Марлен Мартынович поделился с “МК” своими воспоминаниями.
— “Весна на Заречной улице” — ваша первая картина, к съемкам которой вы приступили лишь спустя четыре года после окончания ВГИКа. Чем вызвана такая отсрочка?
— Сначала я работал вторым режиссером у Бориса Барнета. Затем мой друг Феликс Миронер показал мне сценарий “Весны…”. Идея мне понравилась, но мы были дебютанты, только после ВГИКа, и доверить столько денег одному оператору и одному режиссеру Госкино, видимо, не решалось. В итоге мы с Феликсом стали равноправными режиссерами, а мой друг Петр Тодоровский и его коллега Радомир Василевский — операторами-постановщиками.
— Как “Весну на Заречной улице” воспринял худсовет?
— Ругать начали с первого рабочего материала, говорили: “Вам доверили много денег, а вы хромокей вздумали применять вместо натурных съемок”. А у нас было много проблем с натурными съемками, поскольку зима в Запорожье, где мы снимали, уже закончилась. Посылали в Новосибирск, чтобы снимать какие-то кадры для диктанта, там была такая сцена диктанта... В общем, трудно шла картина.
— Это была все-таки критика чиновников, а как коллеги относились к вашему творчеству?
— Когда я устроил показ фильма “Два Федора”, кто-то из моих коллег — молодых режиссеров, с которым мы вместе начинали, на обсуждении все время спрашивал о главном герое: “Ну что он стоит? Ну что он смотрит?” Я снял длинный крупный план Шукшина в расчете, что буду его разрезать в монтаже. Идут, встречаются, и я буду вставлять этот план, мальчишка уходит, а я буду перемежать... Я начал смотреть на экране, чтобы смонтировать эпизод… А рука не поднимается, чтобы разрезать план. Я его вставил целиком, перестроив всю монтажную схему, — Шукшин отдельно, мальчик отдельно.
— Это же первая серьезная работа Шукшина в кино...
— Совершенно верно, кроме того, он был еще и моим практикантом. Мы ездили с ним вместе в Красногорск смотреть хронику. Я помню, меня поразил большой документальный фильм режиссера Мирона Белинского “Донбасс”. Там есть два эпизода, которые я просто заказал, чтобы мне выпечатали их и привезли на студию. Я показывал их художникам, чтобы они увидели настоящую фактуру и правильно обрабатывали костюмы. Эти кадры потом много раз цитировались. Они были посвящены возвращению солдат — едут на грузовике солдаты, затем объятия, слезы, как они бегут…
— Вы всегда так тщательно создаете такую, можно сказать, документальную подлинность в ваших лентах?
— Я считаю, документальность — одна из важнейших составляющих всех моих фильмов. Например, в фильме “Мне двадцать лет”, в полной версии он называется “Застава Ильича”, я снимал эпизод — первомайская демонстрация, на которой главные герои знакомятся. Все под документ. Еще там есть одна точка, которая вообще никогда нигде не снималась. С Москворецкого моста мы сняли, как расходится демонстрация. Отдельные кадры и живые герои, у нас тогда еще не было героини. И я снял, как будто они потерялись, он идет по мосту ищет, увидел и машет ей рукой. А позже сняли их сцену на набережной.
— Неужели вы весь эпизод успели снять за один день, непосредственно на демонстрации?
— Конечно, нет. Во время демонстрации я успел снять лишь общие планы, а все остальное — позже на законсервированном тогда новом Кировском проспекте. Мы работали там много дней. Монтажер говорил: “Зачем вы столько снимаете? Вам же нужно всего два-три крупных плана”. Потом пришла телега на студию Горького. В ней было сказано, что мы снимаем что-то издевательское — бежит небольшая группка людей. Какая же это демонстрация? Это, мол, издевательство над нашей жизнью.
— Когда вы работаете над тем или иным фильмом, вы думаете о его дальнейшей судьбе — зрительской реакции или о возможных фестивальных наградах?
— Я немного наград получал в своей жизни, они меня не волнуют, я знаю, как иные награды получаются. Так что я спокоен в этом отношении, у меня есть Венецианский приз, “Триумф”. Но высшей своей наградой считаю приз за вклад в кинолетопись. Я никогда не знаю, как это происходит, как рождается кино. Помните, как писала Ахматова — “из какого сора”. Даже не из сора, а вот откуда появляется тот или иной кадр, я пытаюсь разобраться до сих пор…
Дмитрий Месхиев, режиссер:
— Я его очень уважал с самого начала своего студенческого пути. Даже побаивался, для меня он был таким немножко богом, но при этом я не очень понимал, чему он меня учит. Как я себе соображал: я буду сидеть, а мне будут рассказывать, как снимать кино. Но так не было... И понял я Марлена Мартыновича только после того, как закончил ВГИК.
Когда я снял свой дебютный фильм “Гамбринус” по Куприну, его показывали на фестивале молодого кино, и Хуциев тогда его в первый раз увидел. После просмотра подошел и позвал: пойдем-ка. Мы зашли в кабинет, он достал бутылку коньяка, закусочку, шоколадку и сказал: “Ты молодец!” В общем, посидели-выпили, что для меня и тогда было совершенно удивительно.
Василий Пичул, режиссер:
— Поскольку сам Марлен Мартынович поступил во ВГИК в 19 лет, то тоже хотел набрать курс из очень молодых людей. Но сложилось так, что молодым оказался один я. Он мне поставил одну “пятерку”, вторую, третью. Потом начались общеобразовательные экзамены, и мне попался “Евгений Онегин”, а я его не читал. Причем, к стыду своему, так до сих пор и не прочел. А принимала экзамен замечательная преподаватель русского и литературы Звоникова, она была интеллектуальной составляющей того ВГИКа. Про “Евгения Онегина” я ничего, кроме “Мой дядя самых честных правил...”, из себя выдавить не мог. Но она снисходительно поставила мне “тройку”, потому что после “пятерок” Хуциева “двойку” поставить было нельзя. Так я все остальные экзамены и сдал. Марлен Мартынович уже меня вел. Поэтому я за мою судьбу профессиональную и жизненную глубоко благодарен этому человеку.
Петр Тодоровский, режиссер:
— Когда еще я работал на Одесской студии и приезжал в Москву, то в первую очередь звонил Марлену, чтобы повидаться. И вот однажды я звоню ему, а его жена Оля говорит, что он делает пробы к фильму “Был месяц май”. Приезжаю, а там ходят молодые ребята в военной форме. А Марлен, кстати говоря, меня помнит еще по общежитию ВГИКа, я там два года ходил в военной форме, в то время у меня даже штатского костюма не было... И вот тогда он на меня посмотрел и говорит: “Слушай, пока ты не распузанился окончательно, давай сниму роль для твоих на память”. Одели меня в военную форму, я надел ордена, взял гитару, что-то там наигрывал, мы разговаривали. Вдруг недели через две приходит телеграмма: “Вы утверждены на роль старшего лейтенанта Яковенко в фильме “Был месяц май”. Просим вас немедленно приехать в Калининград”. И я полетел на съемки.
