При рождении ее записали Антоникой. Потом переименовали в Бетти. А в последней семье ласково называли Анастасией. Три имени. Три матери. Три жизни успела пройти эта девушка за какие-то 23 года.
Несколько лет назад историю чернокожей девочки с непривычным для нас именем узнала вся страна. Поведала об этом ее приемная мать, популярная певица Ирина Понаровская. В середине 80-х годов она удочерила малышку, а спустя время выставила уже повзрослевшую дочь за дверь. “Она украла мои драгоценности”, — такие обвинения выдвинула в адрес девушки Ирина.
В свою очередь, приемная дочь тоже выступила на страницах прессы: “Я никогда не вернусь в Москву, мне здесь не место, а еще я никогда не прощу Понаровскую...”
С того момента минуло семь лет. Антоника-Бетти-Анастасия нарушила свои обещания. Сегодня она снимает однокомнатную квартиру на окраине столицы. Простила свою знаменитую мать. Но обрести семью ей так и не удалось.
Будучи беременной на последних месяцах, мать Антоники Марина Кормышева била себя по животу и кричала: “Будь ты проклята! Я ненавижу тебя”. Нежеланный ребенок после его появления на свет оказался еще более ненавистным для женщины. Неприятие усилил тот факт, что малышка родилась темнокожей. Совсем как ее отец.
— Моя мама родом из небольшого захолустного городка на Урале — Златоуста, — начала рассказ Антоника. — Она часто ездила в Москву, где познакомилась с выходцем из Анголы Доменгуж Жозе Томом Томасом. Мама была гулящая женщина, попросту шлюха. Но с этим мужчиной у них завязались серьезные отношения, вскоре сыграли свадьбу. В 1980 году мать родила Тома. А через два года появилась я.
Новорожденной не исполнилось и года, как ее отец подал на развод. По словам девушки, мужчина не мог простить любимой женщине ее образ жизни.
— На суде отец всеми силами пытался отвоевать себе двоих детей. Но ему отдали только Тома. Мать ни за что не хотела расставаться со мной. Я долго не понимала: зачем я ей? Осознала это много позже...
В марте 1984 года в Златоусте состоялись гастроли популярной певицы Ирины Понаровской. Тогда же был опубликован материал, в котором говорилось, что Ирина Витальевна не может родить ребенка. Ее же муж, темнокожий музыкант Вэйланд Родд, не представлял полноценную семью без детей.
— Насколько я знаю, у Понаровской выявили какое-то заболевание. Она отчаялась было завести ребенка, но тут на ее пути появилась моя мать, — вспоминает Антоника. — Маме удалось проникнуть за кулисы во время концерта певицы. Между ними состоялся торг, предметом которого явилась я. Мама продала меня за сущие гроши. Хотя первоначально Ирина наобещала ей золотые горы — новую хату, кучу денег.
Купля-продажа чернокожей девочки завершилась в течение нескольких недель. И летом 84-го года Антоника со своей новой мамой переехала в Ленинград, в скромную однокомнатную квартирку на окраине города.
— Жили мы достаточно бедно — в доме никакой роскоши не было, — продолжает собеседница. — Приемные родители не заваливали меня импортными игрушками, не нанимали мне няню. Но даже без всех этих благ им удалось окружить меня теплотой и заботой. Я не сомневалась, что обрела крепкую семью на долгие годы.
Через два года Ирина Понаровская неожиданно забеременела. Долгожданный сын занял место некогда любимой дочери.
— Мы перебрались в Москву. У Понаровской появились деньги. В новой шикарной квартире мне даже выделили отдельную детскую. И тут Вэл показал свое истинное лицо, — голос Антоники срывается. — Он стал жутко избивать Понаровскую, колотил меня до полусмерти, требовал, чтобы Ирина отдала меня в детский дом. Вэл был зверь, сумасшедший. А Понаровская... Она продолжала любить его.
Гастрольную жизнь Ирина Понаровская возобновила, когда ее сыну стукнул годик. Вернувшись из очередной своей поездки, она не застала дома приемной дочери. “Нашего приемыша забрала родная мать”, — съязвил тогда музыкант.
— Этот день я запомнила на всю жизнь, — заявляет Антоника. — Вэл схватил меня за волосы и ударил об стенку. Потом приказал мне завернуться в какую-то тряпку, и мы отправились на Казанский вокзал. Там он сдал меня в отделение милиции со словами: “Девочку нам подкинули. Пристройте ее в детский дом”.
То ли все детские дома в Москве оказались переполнены, то ли музыкант доплатил сотрудникам милиции, чтобы Антонику отправили подальше от столицы... Но через неделю чернокожую девчушку определили в один из челябинских детских домов.
“В детдоме меня заставляли воровать”
— Этот детдом стал моим убежищем, — вспоминает Антоника. — А директор детского дома Валентина Быкова заменила мне мать. Мы настолько крепко привязались друг к другу, что однажды я непроизвольно назвала ее мамой, хотя она больше годилась мне в бабушки. Ведь на тот момент ей было далеко за пятьдесят.
Однако и здесь маленькую девочку подстерегали неприятности. В детский дом обращались семейные пары с целью усыновить сирот. Валентина Федоровна даже предположить не могла, что кому-то из тех семей могла приглянуться чернокожая девочка.
— Это была женщина в летах и молодой юноша. Той особе понадобился ребенок, чтобы таким образом удержать мужа. В силу своего возраста она уже не могла рожать, — вспоминает Антоника.
Валентина Быкова билась за девочку до последнего. “Мы не можем отдать вам ребенка. Вдруг вы от нее избавитесь, как поступили прежние родители?” — кричала она. Тогда несостоявшиеся опекуны стали обивать пороги судов. Чтобы замять скандал, представители опекунского комитета Уральского округа перевели девочку в детский дом города Чебаркуль.
— В новом интернате мне пришлось несладко. Меня избивали, называли обезьяной. Старшеклассники заставляли меня воровать продукты. А мне тогда и шести лет не было. Воспитатели как могли издевались над нами: брили наголо, не кормили, только по праздникам раздавали по яблоку, конфете или печенинке — эти лакомства я прятала под матрасом. Кстати, эта привычка сохранилась у меня и по сей день.
Через год Валентина Быкова добилась разрешения в вышестоящих инстанциях, чтобы забрать свою воспитанницу. Когда она взглянула на ребенка, то не смогла сдержать слез. Вместо шикарной шевелюры на голове у Антоники остались уродливые проплешины, все коленки и ноги девочки были разбиты, на лице образовались глубокие шрамы. Но больше всего удивило Быкову, что некогда ласковый ребенок стал шарахаться от людей и вздрагивать от любого резкого движения.
На следующий день Валентина Федоровна забрала Антонику к себе домой. В трехкомнатной квартире старики выделили приемышу отдельную комнату. Когда падчерице предложили выйти на улицу, она мертвой хваткой вцепилась в стул: “Я отсюда никуда не уйду, я хочу, чтобы у меня были мама, папа и дом”. Так Антоника обрела новую семью, хотя официально Быковым так и не удалось удочерить ребенка.
— Ох, и досталось им потом от меня, — хватается за голову Антоника. — Я была трудным подростком, ненавидела школу. Ну не интересна мне вся эта география, биология... вся эта чушь. Это не мое. Хотя кое-как мне удалось закончить девять классов вечерней школы. Зато с 12 лет меня уже окружали взрослые мужики, большинство из которых были бандитами. За мной приезжали на дорогих иномарках. Первый мужчина появился у меня в 16 лет, он тоже оказался бывшим уголовником. В моей жизни творился настоящий дурдом! В 12 лет я видела разврат, грязь, разборки.
Несмотря на безобразные выходки приемной дочери, Быковы ни разу не допустили мысли избавиться от нерадивого ребенка.
— Я не осознавала, насколько сильно они меня любили. В свою очередь, я боялась поделиться с ними самыми сокровенным, думала, они меня не поймут. Признаюсь, я даже испытывала стыд за них. Мне казалось, что мама с папой должны быть молодыми и красивыми. Какая же я была дура! Ведь эти люди жили только мной, моими проблемами, моими ухажерами.
Мечтая о молодых родителях, девушка, конечно же, вспоминала Ирину Понаровскую. Но Антоника даже не могла допустить мысли, что их пути когда-нибудь пересекутся.
— Мне было лет четырнадцать, когда в Челябинск с концертами приехала Ирина Понаровская, — продолжает Антоника. — Я тут же купила билет и огромный букет. После ее выступления поднялась на сцену, чтобы вручить цветы. Мне так хотелось, чтобы она вспомнила меня, прижала к себе, как раньше... А она приняла букет, натянула дежурную улыбку. И все. Конечно, она узнала меня, но не подала виду.
“Лучше танцевать стриптиз, чем стоять на панели”
После той встречи прошло два года. Антонике уже стукнуло шестнадцать. И однажды в программе Оксаны Пушкиной “Женский взгляд” Ирина Понаровская поведала всему свету историю о своей приемной дочери, которую она потеряла в далеком 1988 году.
— Понаровская пролила скупую слезу после слов “Я хочу найти Бетти”. Это была ложь. Еще она сказала, что все эти годы пыталась разыскать меня. Это тоже вранье. Если человек ищет, он обязательно найдет. А с ее деньгами эти поиски ей ничего не стоили.
Через несколько месяцев Антонику пригласили в Москву на съемки программы “Жди меня”. Девушка даже не догадывалась о цели своего визита.
— Когда я увидела Понаровскую, у меня случился шок! Она бросилась ко мне. Мы обнялись и разрыдались. В тот момент мне показалось, что Понаровская действительно моя родная мать.
Но семейная идиллия оборвалась, как только в телестудии погасли яркие софиты.
— Я понимала, что прежних отношений мы с Ириной не восстановим. За 14 лет разлуки мы стали чужими людьми, — не сомневается Антоника. — Да и Понаровская ничего мне не обещала. Она просто пригласила меня погостить к себе домой, познакомила меня со своим сыном Энтони, который почему-то сразу невзлюбил меня. Да и в глазах Ирины чувствовался непреодолимый страх. Она отлично понимала, что я — уличная девчонка и могу запросто посягнуть на ее богатство. Я догадывалась: скоро произойдет что-то нехорошее.
Предчувствия не обманули девушку. В один прекрасный день домработница певицы обвинила Антонику в воровстве.
— В тот день я вышла на улицу и надела на руку кольца Ирины. Я не собиралась красть украшения. Просто в 16 лет любой девчонке хочется покрасоваться. Тем более я привыкла, что в детдоме все общее. Понаровская даже не стала слушать моих оправданий. Она молча собрала мои вещи и выставила их за дверь.
Антонике пришлось вернуться в Челябинск.
— Но меня невыносимо тянуло в Москву. И тогда я твердо решила, что обязательно завоюю столицу. Я не сомневалась, что останусь здесь жить и у меня все сложится. Но я ошибалась...
Завоевание столицы началось с обыкновенного борделя, куда Антоника устроилась на работу. Денег платили немного, зато предоставляли дармовое жилье.
— У меня забрали паспорт, и мне пришлось трудиться на этом скотском поприще продолжительное время. Я не представляю, сколько продлился бы этот ад, если бы однажды сутенеры не отпустили меня прогуляться. На Арбате я познакомилась с ребятами из Челябинска. Рассказала им свою историю. В тот же вечер мои новые приятели ворвались в бордель, забрали мои вещи и паспорт, да еще накатали заяву в милицию.
Но работу девушка не могла найти.
— Неожиданно один мой богатый знакомый предложил мне место стриптизерши в элитном ночном клубе. Я не стала раздумывать.
Перед тем, как принять решение, Антоника решила предупредить мать. Отправилась в Челябинск. “Ты будешь танцевать стриптиз голая?” — пожилая женщина схватилась за сердце. “Это лучше, чем стоять на панели”, — отрезала приемная дочь.
— Только сейчас я понимаю, что мое заявление убило ее. Ведь она тяжело болела, у нее развивался рак матки. Мы расстались холодно, не как обычно. Уже выступая неглиже на московских подмостках, я всегда думала о ней. И мне становилось плохо. Я решила позвонить ей, извиниться. Это случилось 5 августа 2003 года. Телефон упрямо молчал. Я связалась с подругой и услышала: “Мамы не стало”. Оказывается, она предупредила всех родственников, чтобы мне не сообщали о ее болезни. Мама не хотела, чтобы я видела, как тяжело она умирает.
На следующий день Антоника вылетела на похороны в Челябинск. В самолете набрала номер Понаровской. “Ты все врешь. Разве у тебя была мама?” — усмехнулась в ответ Ирина.
— Я хотела с ней поговорить, ближе человека у меня не было. Поговорить, как взрослые женщины, поговорить о жизни, обо всем. Может быть, мы друг друга поняли бы. Но она не услышала меня.
К гробу матери Антонику несли на руках. Девушка билась в истерике, кричала.
— Знаете, я ведь ни разу не сказала маме о том, как я ее безумно любила. Хотя мне много раз хотелось это сделать, хотелось обнять ее. “Я тебя люблю, мамочка”, — эти слова я произнесла только возле гроба.
Через год, 12 мая 2004 года, ушел из жизни приемный отец Антоники. Сельские врачи вынесли ему ошибочный диагноз. На операционном столе у здорового мужчины пытались удалить раковую опухоль. Папа Антоники скончался в больнице, не приходя в сознание.
“Я пыталась покончить жизнь самоубийством”
Мы встретились с Антоникой в арабском ресторанчике в центре Москвы. Она вошла в зал раскованной походкой от бедра. Все присутствующие мужчины, как по команде, обернулись. Девочка-дюймовочка, ростом не выше 150 см, весом не больше 40 кг. Обтягивающие джинсы, заправленные в золотые высокие сапоги, подчеркивали заметно выступающие бедра и осиную талию. Из-под короткой майки виднелся упругий живот, на пухлых губах — еле заметный блеск. Девушка заказала себе бокал красного вина, миску темного винограда и кальян на молоке.
— Когда я наконец осознала, что осталась совсем одна, у меня поехала крыша. Я пыталась покончить жизнь самоубийством — друзья вытащили меня из-под колес автомобиля, начала бухать. Неприятности сыпались на мою голову нескончаемым градом. Пять месяцев назад я пережила страшное — меня в такси жестоко изнасиловал осетин. На протяжении пяти часов он мучил меня так, что я думала: сойду с ума.
— Но ведь рядом с тобой находился молодой человек?
— Он появился гораздо позже. Этот человек вытащил меня из ада, позвал к себе, отогрел. Представляешь, недавно он привел меня в свой институт. До этого момента я даже не представляла, как выглядят учебные заведения. Ввалилась пьяная в хлам в аудиторию после ночной смены. А он мне говорит: “Посмотри хоть на нормальных людей, отвлекись от своего разврата”. И действительно, я увидела совсем другой мир.
— Не возникло желания получить высшее образование?
— Если раньше я считала, что образование мне необходимо, то сейчас я в этом не уверена. Все равно ничего не изменится. Даже если я закончу институт, меня не возьмут на приличную работу. Потому что я черная.
— Первый раз слышу, чтобы мулатки сталкивались с расовой дискриминацией...
— Мулаты красивые люди, и это еще хуже. Пренебрежительное отношение я зачастую ощущаю даже в своем клубе. Хотя то, что я делаю на сцене, отличается от обыкновенного стриптиза. Я ведь танцор-самоучка и могу завести зал с пол-оборота. Да к тому же я — экзотика.
— Стриптиз — неблагодарная работа для любой девушки.
— Неблагодарная. Но за это я получаю от трех до пяти тысяч долларов. Видимо, оттуда (собеседница подняла глаза) мне мама все-таки помогает.
— Пыталась найти другую работу?
— Одно время я работала домработницей у кришнаитов — извращенцев и придурков, потом в магазине детских игрушек, была официанткой, мыла машины. Но это не для меня.
— В начале беседы ты говорила об одиночестве. Но у тебя ведь осталась еще родная мать.
— Она по-прежнему живет в Златоусте, в страшной нищете. Ей сорок с лишним, но выглядит она гораздо старше. Недавно вышла на пенсию по инвалидности. Врачи говорят, у нее не все в порядке с головой. По этой причине ее не так давно стерилизовали. Я помогаю ей, чем могу, высылаю деньги. Но навещаю ее редко. И всякий раз, когда смотрю на нее, мне становится страшно. Я с ужасом думаю: неужели это моя мать, моя родная кровь? Хотя я не держу на нее зла, я уже давно ей все простила. Так же я простила Понаровскую...
— Об отце ты тоже ничего не слышала?
— Он постоянно писал мне из Анголы, отправлял посылки через мать, но она ничего мне не передавала. Я знаю, он пытался забрать меня к себе. Высылал сюда все документы, подтверждающие, что я его родная дочь. Но письма приходили на португальском языке. Переводчиков в Златоусте не нашлось. А со временем все официальные бумаги затерялись.
— Ты сама не пробовала разыскать его?
— Полтора года назад я обратилась в ангольское посольство с этой просьбой, оставила им все координаты отца. А когда явилась за результатами, сотрудник посольства меня огорошил: “Может, проведем вместе пару вечеров?” Больше я там не появлялась. А тот человек летал в Анголу чуть ли не каждый месяц и мог легко помочь мне. Почему он этого не сделал? Я бы заплатила любые деньги. Теперь я попробую сама найти отца. Правда, это будет гораздо сложнее. В Анголе же шла война, и, возможно, папа с моим братом перебрались в другое место.
— Как сложилась судьба Родда?
— Я о нем ничего не слышала. Надеюсь, что когда-нибудь мне выдастся шанс отомстить ему. Полгода назад я видела передачу с его участием. В студии он сидел с двумя детьми. Они были похожи на затравленных щенков. Видимо, с ними Вэл тоже обращается не лучшим образом. А еще, говорят, он снова женился. По-моему, это уже девятый брак на его счету.
— С Ириной Понаровской нет желания встретиться?
— Я уверена, что рано или поздно мы с ней увидимся. Встреча обязательно произойдет, так просто ничего не заканчивается в этой жизни. Хотя мне от Понаровской уже ничего не надо. У меня есть деньги, если что — я себе сама помогу. Но я понимаю, что одной мне будет тяжело. Я не знаю, что со мной станется, когда через несколько лет — мне уже 23 — закончится сумасшедший стриптиз. Что меня ждет? Нищета. Безденежье. Одиночество...
Часы пробили полночь.
— Мне пора на работу, — вздохнула собеседница. — В клубе я работаю каждую ночь. Мой выход после двенадцати.
Мы попросили у официанта счет. Антоника стала рыться в сумке. Из внешнего кармана выпал музыкальный диск.
— С этим альбомом я никогда не расстаюсь. Песни там душевные, искренние, настоящие. Честно говоря, исполнитель мне тоже нравится. Я всегда хотела на нее походить...
На обложке диска было выведено: Ирина Понаровская “Так проходит жизнь моя”.
P.S. Мы пробовали связаться с Ириной Понаровской, чтобы она подтвердила или опровергла факты, рассказанные ее приемной дочерью. Однако певица наотрез отказалась беседовать на данную тему.
— Речь идет о той самой девочке, которая украла у нее кучу вещей? — переспросил продюсер Ирины Витальевны Владимир. — Да Понаровская о ней даже слышать ничего не хочет. Она вычеркнула ее из своей жизни уже очень давно. Так что эта тема для Ирины закрыта.
