Музы знаменитых живописцев не чурались позировать среди луковой шелухи и глиняных кувшинов. О великой любви натурщиц и мастеров написано немало душещипательных романов. А чем я, собственно, хуже? Неужто никого не вдохновлю на создание нетленного полотна? Глядишь, благодарный мастер и объявит меня своей Маргаритой... Овеянная этими розовыми мечтами, репортер “МК” отправилась в Московский государственный художественно-промышленный университет им. Строганова. Позировать будущим Репиным и Леонардо.
Мое тело было отдано на откуп первокурсникам факультета проектирования мебели. Это несколько охладило мой пыл. Неужели я должна стать прообразом приземистой тумбочки или внушительного бюро? Я-то надеялась войти в историю искусств как Венера Милосская или на худой конец волжская купчиха... Кроме того, меня сразу огорошили: сегодня по плану “обнаженка”, так что иди за ширму, раздевайся. Отступать было поздно...
— Наконец-то привели молодую и красивую, а то стариков рисовать уже надоело! — прервал мои горькие сомнения юноша с бородкой.
Оказалось, на постоянной основе натурщиками подрабатывают в основном пенсионеры. Средний возраст моделей — 50—60 лет. Старожилы вуза припомнили 86-летнего дедушку, рабочий стаж которого перевалил за пятьдесят лет.
“Стоять насмерть” часами готовы чаще всего бывшие боксеры, цирковые, бегуны-марафонцы, знаменитые в прошлом балеруны — люди тренированные, выносливые. Иногда в роли натурщиц выступают студентки из театральных вузов: именно здесь они учатся раскрепощению под прицелами кистей пытливых художников. Когда же желающих не хватает, собой жертвуют родственники будущих гениев.
— К нам приходят позировать бабушки, дедушки, мамы и папы сокурсников. Но близких людей писать тяжело. К тому же они по-родственному просят убрать все недостатки: удлинить ноги, придать выразительность глазам, удалить второй подбородок... — поделился со мной бородатый юноша. — Доходит до того, что иногда выбираем “жертву” из своей группы и скидываемся по двадцать рублей с носа, чтоб “заинтересовать”.
Словом, с натурщиками нынче беда. Ведь платят за позирование копейки: если в одежде — 28 рублей за академический час (45 минут), если голяком, то дороже на… 6 рублей.
— Не так уж мало, — возражают студенты, — за полный рабочий день натурщик может заработать 400—600 рублей. Если всю неделю отстоит, то в месяц около десяти тысяч получится!
Все так, но что такое отстоять полный рабочий день, я поняла чуть позже...
Орган в чулке
— Раздевайтесь до плавок. Сегодня у нас карандашный набросок, который требует тщательной прорисовки силуэта, — объяснили мне студенты. — Работаем по десять минут, потом перерыв. Затем смена позы, и так два часа.
Я спряталась за кривой ширмой, норовившей свалиться на голову, и стала скидывать с себя одежду на исполинский безголовый гипсовый торс. Свои внушительные бедра я скрыла под прозрачным пляжным парео и, прикрывая ладонями свою более чем пышную грудь, осторожно выглянула из-за ширмы.
— Я готова! — Мой голос от волнения сипел и срывался. Глубоко вздохнув, я быстро потрусила к невысокому подиуму.
— Может быть, снимете платок с бедер? — попросила преподавательница.
Я решительно мотнула головой и убрала руки с груди. Стыд окрасил мои щеки в багровый цвет, но ненадолго. Никто из юношей не вскинулся с вопросом: “Силикон или натуральная?!” Заботливые студенты окружили меня обогревателями, захлопнули все форточки и положили под ноги цветастую подстилку.
Я стояла буквой “ф”, уперев руки в бока, в лучах яркого осеннего солнца, убивавшего всякую надежду на спасительную тень в сокровенных местах. В руках молодой поросли со страшным скрипом забегали по ватману карандаши. На секунду обжигая меня цепким взглядом, они тут же переносили на бумагу запомнившийся изгиб и спешили ухватить новую линию.
— А вы не возбуждаетесь при виде обнаженной модели? — с подозрением задала я идиотский вопрос.
— Ну что вы! Натура должна вдохновлять, а не возбуждать! — в запале воскликнул самый молоденький паренек. Напряжение сняло как рукой, и я незаметно для себя расслабилась. Расправила плечи и повыше задрала нос.
Продолжая скрипеть карандашами, ребята попутно просвещали меня по поводу всех тонкостей работы натурщика.
— Прихожу как-то на урок, а там стоит девица, и, представляете, без трусов! — возмущался мускулистый бородач. — Это же неэтично! Пожилые натурщики вообще постоянно норовят раздеться донага, даже если их об этом не просят. Сюда просто тянет эксгибиционистов! Зато скромники иногда наматывают на детородный орган чулок...
Полных натурщиков выбирают для быстрых карандашных набросков. Мускулистых моделей интересно выписывать часами.
— Хорошо, если попадется какой-нибудь необычный человек: пузатый, с длинным носом или худой как скелет, — поделилась девушка с задорными косичками. — Харизматичные личности только приветствуются. Говорят, в Суриковке даже калеки позируют!
Те из моделей, кто работает здесь постоянно, по своей воле обычно не уходят.
— Один из натурщиков, в прошлом знаменитый танцор, скончался от алкогольного отравления. А другой умер на глазах всей группы. Вдруг захрипел и упал прямо на подиуме, — с грустью вспомнили ребята.
Борец сумо против Сталина
Спустя пять минут с непривычки у меня занемела правая нога. Слева нещадно шпарил обогреватель, справа мое теплолюбивое бедро стыло и покрывалось мурашками. Я почувствовала себя курочкой гриль и попросила выключить калориферы.
Студенты то и дело выставляли вперед карандаши, крепко зажмуривая один глаз. “Пропорции вымеряют”, — с уважением отметила я.
— У тебя получился просто какой-то борец сумо, — тихо засмеялась в ухо своей однокурснице модница в кофточке-распашонке и с испугом покосилась на меня.
— С вами просто работать, вы совсем не обидчивы, — похвалил меня один из юношей. — А то ведь такие скандалы закатывают!
— Ты о том уроде по прозвищу Ковбой? — уточнил бородач. — Шляпу носил не снимая, поэтому так и прозвали. Жуткий тип. Постоянно называл нас “порождением зла” и учил рисовать. Одна девушка не выдержала и сделала ему замечание. Он дождался окончания сеанса и поколотил ее в коридоре…
Перебивая друг друга, студенты сыпали подобными историями.
— То им казалось, что над ними смеются, и они, надувшись, уходили из аудитории. Один, помню, позировал с посохом. Ему почудилось, что на него не так посмотрели. Со всей дури он швырнул в нас палку. До сих пор удивляемся: как никого не прибил?
...Незаметно пролетел час. За это время я сменила пять поз. Ноги непроизвольно дрожали, руки тряслись, а пятки были чернее ночи: пол здесь, похоже, не мыли никогда.
— Может, ее с гипсовым шаром в руках поставить? Нет, руки быстро занемеют, — рассуждали ребята, разворачивая меня так и этак в разные сложносочиненные позиции.
Я пользовалась случаем и разминала затекшие плечи. Меня почему-то записали в интеллектуалки, расспрашивали о скабрезных стихах Пушкина и прозе сестер Толстых. Приходилось то и дело переводить разговор в нужное русло.
— Еще одного натурщика мы сами нашли и сюда привели, — поддержал мой интерес бородач. — Очень был колоритный персонаж. На Сталина похож один в один! Дома целый музей своего кумира открыл — и столько всего интересного рассказывал о нем!
Не забудут будущие живописцы и извращенца Петю, который во время сеансов со смаком посвящал студентов в грязные тайны зоофилии. Кстати, общаясь со своими “музами”, юным дарованиям приходится рисковать не только здоровьем и душевным равновесием, но также обонянием. Многие модели не утруждают себя гигиеной. Запах масляной краски не перебивает неистребимый дух немытого тела.
Статичная поза доводит до обморока
Меня усадили на подиум и попросили откинуться на вытянутые руки. Пальцы ног уже давно онемели от усталости и холода, а лоб пылал жаром. Через десять минут я неожиданно для себя погрузилась в полудрему.
— Это интересная штука — статичная поза. Обычно либо в сон вгоняет, либо до обморока доводит, — принялись тормошить меня студенты.
Проникшись жалостью к моему плачевному состоянию, объявили перекур. В полусне я взяла сигарету и побрела в поисках курилки. Меня нагнали в коридоре и отвели обратно в аудиторию.
— Ты, конечно, можешь выйти в коридор с обнаженной грудью... Все только обрадуются и кинутся тебя писать, — пояснил мне один из парней. — У нас и такое бывает: идем в Строгановку, видим: бомж на лавке спит. Обступим его и давай рисовать. Удобно — живой, а не шевелится.
Вопрос, волновавший меня больше всего, пока оставался без ответа.
— А любовь между художником и натурщицей часто случается? — решилась я наконец задать его.
— Скорее между натурщиком и художницей! — захихикала одна из девушек. — Блудливые старикашки прямо в классе предлагают, так сказать, воссоединиться с понравившейся барышней. Но мы их быстро ставим на место! Еще, помню, было дело: один преподаватель позвал натурщицу из провинции позировать ему на дому. До сих пор, по-моему, рисует…
— А ты еще про Лизу с Сережей забыла, — вспомнил субтильный юноша. — Есть у нас один семейный подряд. Шикарная натурщица! Бедрастая и очень пластичная. Ходила к нам, ходила, а потом мужа привела. Волоокого красавца с длинными, медового цвета волосами. Теперь по очереди выстаивают.
Моя мечта стать великой музой таяла на глазах. А после того как я увидела наброски будущих живописцев, от нее осталась мутная лужица. Неужели все эти странные существа — женщина с острова Пасхи, раздобревшая Анна Ахматова, дебелая кустодиевская девушка и грозная старуха Изергиль — я?!
Меня утешало только воспоминание об истории пятнадцатилетней давности...
“Я хотел бы написать ваш портрет”, — предложил мне престарелый незнакомец в вагоне метро.
“Вы, наверное, маньяк?!” — усомнилась я, 15-летняя дурочка.
Завистливые подружки пугали меня обнаженной натурой и отговаривали от посещения логова сомнительного живописца. Любопытство все же привело меня через пару дней в крошечную мастерскую...
Он написал два моих портрета и один набросок обнаженной по пояс — не лишив при этом невинности. А через полгода эмигрировал в США. Меня до сих пор греет одна мысль: я представляю, как в одной из галерей где-нибудь на Пятой авеню выставляются мои портреты. Правда, имя этого человека в художественном мире, увы, никому не знакомо.
КОММЕНТАРИЙ СПЕЦИАЛИСТА
Неужели художников совсем не возбуждает обнаженное тело, покорно застывшее перед ним? С этим вопросом я обратилась к доктору медицинских наук, психиатру Михаилу ВИНОГРАДОВУ.
— Любой здоровый человек реагирует на обнаженную натуру, — пояснил Виноградов, — но есть такое понятие, как профессиональное табуирование. Оно блокирует сексуальное возбуждение на уровне подсознания, поэтому ни художник, ни врач не воспринимают объект своей профессиональной деятельности как сексуально привлекательный. В условиях работы у художника возникают совершенно другие мысли и желания при виде обнаженного тела модели.
