— А еще над деревней Пустоша преломляются молнии. Вот представь-ка: чиркает по небу огненная линия, посередке вроде как разрывается и сразу же в землю. И папоротник там почему-то вырастает в человеческий рост. А в лесу так вообще березы квадратные, — Владимир Большаков задумчиво смотрит в сторону ближней лесопосадки.
— То есть?
— Ну, стволы у деревьев не круглые, а спрямленные. На распиле получается как бы прямоугольник. Не совсем, разумеется, но уж больно похоже.
О том, что в Шатурском районе расположена мало кому известная и практически не изученная аномальная зона, мой собеседник готов говорить часами, не жалея ни красок, ни сил. Можно слушать, развесив уши. Что с аномалиями, что без — для москвича этот захолустный болотный край такая же дальность, как тайга с ее тунгусским метеоритом.
— Надо же, — говорю я, — всего 150 км от Москвы, и нате вам: “очевидное — невероятное”! Даже телевизор включать не понадобилось!
Посмотреть на березки квадратные так и не получилось. Шатурский район в очередной раз горел. Не то чтобы сильно, но все-таки. Дабы уберечь лес от пожаров, предупредить появление новых очагов возгорания, “сверху” местным гаишникам дали не вполне конституционное указание: безжалостно снимать номера со всякой машины, предпринявшей попытку заехать в лесной массив. Чем работники полосатого жезла и занимались пару недель назад. Не от хорошей жизни, конечно.
— Свинтят с вас номера и вернут лишь тогда, когда пожары закончатся. Кому это нужно? — предупредил Большаков. — А пехом засветло мы туда не дойдем, далековато.
Черустинский лес, где были отмечены вышеперечисленные чудеса, — это территория в 21 тысячу га. Владимир Владимирович знает ее как свои пять пальцев. Родился в поселке Черусти и работал здесь лесником — несколько лет жил на лесном кордоне, в чащобе, откуда до ближайшей деревни 10 верст с гаком. Места, утверждает он, глухоманные. Случалось, люди в лес уходили по грибы и больше не возвращались.
50 километров, если идти не переставая, глубина Черустинского леса. На востоке он смыкается с лесными массивами Рязанской и Владимирской областей. Вместе они образуют единую экологическую систему под названием Центральная Мещера. Красот, как известно, в ней столько, что описаний хватит на целую книжку. Причем не одному Паустовскому. Владимир Большаков, работник лесного хозяйства со стажем (он же по совместительству — член Союза писателей России), уже сочинил несколько. “В объятиях Мещеры” называлась последняя.
— Принято думать, — говорит он, — что восточнее Шатуры находятся бескрайние топи, но это не так. Не знаю более благодатных и удивительных мест, чем эти.
В самом деле, тут можно встретить и великолепные сосновые боры, и широколистные дубравы, и медовые липняки. В озерах плещутся щуки, налимы, лини, караси. В речках под корягами прячутся раки. Из реки Бужи люди до сих пор без опаски пьют воду — зачерпывают пригоршнями и пьют: она чиста, как слеза младенца. Грибов, ягод — тьма. Клюква, брусника, ежевика, малина... Птицы и звери? Тоже не покажется мало. Глухари и тетерева, рысь, барсуки и бобры водятся. Редкие для Московской области филины оглашают своим мрачным уханьем дремучие заросли. Здесь гнездятся и серые журавли. Весною и осенью останавливаются на пролете хищные беркуты, орланы, скопы, краснозобые казарки, сотенные стаи гусей. И практически каждый год — белые лебеди.
Более 20 редких видов представителей фауны, обитающих на восточной окраине области, занесены в Красную книгу РФ и МО, и более 10 — флоры. В том числе уникальная русская орхидея — венерин башмачок. А вот заботиться о сохранении всех этих природных богатств призваны только два лесника. Причем один из них существует лишь на бумаге как незаполненная вакансия в штате лесничества.
— Может ли один человек уберечь лес на 21 тысяче га? — снова обострила давно перезревший вопрос группа неравнодушных товарищей из Шатуры, когда в конце сентября опять заполыхали пожары. — Если так будет продолжаться и дальше, от подмосковной Мещеры ничего не останется!
К сожалению, они правы.
* * *
В Рязанской и Владимирской областях все мало-мальски ценные территории Мещерской низменности включены в границы национального природного парка. Решение об этом принималось правительством в далеком и смутном 1992 году. Рязанцы с владимирцами подсуетились, а вот москвичи — нет. Почему? Такие детали теперь, наверное, интересуют только историков. Зато плоды подобной нерасторопности Подмосковье пожинает по сей день.
После катастрофически жаркого лета 2002 года, отозвавшегося в столичной губернии лесоторфяными пожарами на пространствах свыше пятисот га, обеспокоенная общественность в лице эколога районной администрации Александра Дунаева, бывшего депутата Госдумы от ЛДПР Николая Астафьева, кандидата физико-математических наук, работающего на Шатурской ГРЭС, Якова Бурданова и уже знакомого нам Владимира Большакова выступила с проектом. Цель его проста и понятна, да и в логике не откажешь: участок подмосковной Мещеры тоже нужно включать в состав национального парка. Природа не признает деления на субъекты федерации. И если значительная часть крупнейшей в нечерноземной России экосистемы оказалась отсеченной от “материка”, то это надо исправить — со всеми вытекающими для природы последствиями.
Птицы и звери, мигрируя, подчиняются зову инстинкта. Перемещаясь по лесным тропам в Московскую область, они прямиком попадают под выстрелы браконьеров. На Рязанщине и Владимирщине целая армия людей в камуфляже занята тем, что не пускает на закрытые территории посторонних и выслеживает “заблудших”. Особо — вооруженных ружьями. В Подмосковье, которое не получило настоящего охранного статуса, все с точностью до наоборот, свобода полнейшая. А потому растет браконьерство. Так, в этом году в Шатуре по этой статье возбудили 12 уголовных дел. Вроде немного. Но это те случаи, когда удалось схватить за руку. В остальных же не пойман — не вор. Так и ловить же некому!
Парадоксально, но факт. В то же самое время в Шатурском районе особо охраняемыми природными зонами регионального значения числятся на бумаге целых 6 заказников.
— Числятся, но фактически не являются ими, — уточняет Александр Дунаев. — В середине 80-х их старались наштамповать побольше из благих и понятных соображений. После перестройки стали подсчитывать: на реализацию охранного режима нет ни кадров, ни средств. Схемы из прошлого века рассыпались в прах с приходом капиталистического реализма.
Сколько ни кричи “халва, халва!” во рту слаще не станет; можно четыре раза провозгласить лес заповедником, ничего от этого не изменится.
— Почему мы стали изучать практику ближайших соседей и буквально вцепились в нее? — объясняет Николай Астафьев. — За 12 лет она доказала свою состоятельность. Впечатляет рациональность, с которой организовано дело. Вот леса, заходить в которые запрещается: там сосредоточена редкая флора и фауна. Вот территории, в которых ограничена хозяйственная деятельность человека — нельзя рубить лес, проводить мелиоративные работы, строить, сливать отходы, загрязнять атмосферу и т.д. А вот здесь — милости просим! — можно ходить в походы по специально оборудованным маршрутам, отдыхать на турбазах, ловить рыбу, собирать дары леса. В НП “Мещерский” (Рязанская область) в прошлом году побывало 12 тысяч туристов, и все остались довольны.
— Ведь все наши беды — от “дикарей”, — делает вывод инициативная группа, — нецивилизованных отдыхающих: тех, кто приходит в лес с огнем и мечом, жжет костры, стреляет в кого ни попадя, рубит деревья и вообще пакостит. Если бы их энергию да направить в культурное русло...
К слову, в национальном парке “Мещерский” экологическую культуру широким трудящимся массам прививают аж 120 егерей. Численный перевес в миссионерских рядах явно не на стороне Подмосковья.
* * *
Хаотично-бездумные реформы последних лет привели к тому, что лесное хозяйство России медленно, но верно деградирует. Мизерные зарплаты способны удержать в нем либо повернутых энтузиастов, либо людей с деловой хваткой. Коммерция на лесе и его богатствах — сегодня явление практически официальное и узаконенное. Так как работникам платят копейки, лесхозам и леспромхозам с их минимизированными бюджетами разрешено заготавливать и реализовывать по рыночным ценам древесину. Основание — необходимость в проведении рубок ухода. Больные деревья в любом случае необходимо валить, пускай уж обнищавшие лесники их распилят и продадут как дрова. И не только. Тут очень уж кстати подвернулись жуки-типографы, под маркой которых вырубались кварталами пораженные и здоровые деревья под одну гребенку. Мол, освободившиеся гектары по-любому придется засаживать молодняком, но после. До новых посадок доходит не всегда, зато зияющие пустоты на месте сведенных рощ встречаются повсеместно. Не потому, что таков умысел, просто окончательно “зареформированные” охранители леса превратились в своих антиподов — в заготовителей. Эдак же выгоднее!
А работы меж тем по охране зеленого друга — непочатый край. Главная заключается в постоянном догляде.
— Каждый день лесник должен обходить закрепленный за ним участок, — рассказывает Большаков. — При условии, разумеется, что он не равен 21 тысяче га, это нереально. Что он обязан предпринимать, заметив в лесу непорядок, — отдельная тема. Помощь птице и зверю, борьба с самовольными вырубками и свалками мусора — всего и не перечислишь. Но самое важное в наших краях, где каждое лето считается взрывоопасным, заключается в профилактике пожаров.
Лесник должен поддерживать в нормальном состоянии дороги и просеки, чтобы по ним могла пройти техника. Должен расчищать буреломы — сухие деревья и ветки способны вспыхнуть от искры. Он должен проводить окапывание и опашку: при торфяных пожарах это помогает локализовать очаги возгорания. И уж если случился пожар, лесник спешит на его тушение первым. Правда, для того, чтобы справиться с этим объемом работ, нужно обладать недюжинной силой.
— За четыре сезона, что я работал в Черустях, — продолжает Большаков, — заповедный тамошний лес горел в 1998, 1999, 2001, 2002 годах. В одиночку противостоять огню невозможно.
Однако не так давно пришло к лесникам облегчение. После вступления в силу нового Административного кодекса у них отобрали право штрафовать нарушителей, наносящих урон лесному хозяйству. То есть если человек в брезентовом дождевике и в фуражке с зеленым околышем встретит на опушке тепленькую компанию, которая весело жарит шашлык в тот момент, когда разводить лесные костры категорически запрещено по соображениям безопасности, он должен прочесть ей лекцию о спичках и вызвать милиционера для составления протокола. Или инспектора из Москвы, из управления по охране природных ресурсов.
Маразм, скажете вы?
* * *
Новый глава Шатуры Андрей Келлер оказался в числе сторонников проекта создания национального парка “Мещерские зори” сразу по нескольким причинам. В единой экосистеме вопросы природоохраны и природопользования должны решаться унифицированно. И хотя перевод целой трети района в статус заповедника (его площадь равна 268 тысячам га, и это самый “просторный” район столичной губернии) чреват острой головной болью, поскольку влечет за собой ограничение хозяйственной деятельности, молодой энергичный руководитель намерен поиметь от этого определенные выгоды.
Он — “за”. За то, чтобы в границы парка включить около 80 тысяч гектаров земель Шатурского района и частично — Егорьевского. Ядром НП призван стать Черустинский лес, неоднократно выше упоминавшийся, часть которого предполагается полностью закрыть для посещения. Вместе с тем практически треть территории парка предназначается для развития экологического туризма и отдыха. Под это дело планируется отдать бассейн реки Пра, этой главной водной артерии Мещеры, и берега Великих Мещерских озер.
— Выгода в том, — говорит Келлер, — что таким образом мы получим нормальные шансы сохранить для потомков уникальную природу района. Порядка в лесу станет больше, пожаров, надеюсь, поменьше. Сознание населения, вероятно, изменится — придется считаться с запретами, неся ответственность за их нарушение. Иным ведь море по колено. Был случай, какие-то отморозки специально подожгли камыши неподалеку от поселка Шатурторф. Вспыхнуло 7 гектаров. Тушили их сутки.
А тот факт, что НП может заниматься наукой, вообще огромнейший плюс. Должен же кто-нибудь по-настоящему углубиться в проблему восстановления экологического равновесия в Шатурском районе, возникшую после осушения болот. Говорится на эту тему немало, однако воз и ныне там.
Подобьем бабки. Все это пока что прожекты, причем идущие снизу, в порядке общественной местной инициативы. Отношение к ней в основном положительное. К примеру, научное сообщество в лице Вольного экономического общества России, изучив материалы, даже обратилось за поддержкой к министру природных ресурсов Трутневу. В МПР идея понравилась.
— В министерстве мне дали понять, что национальный парк в Шатуре нужен, найдите на его организацию деньги, — поделился Николай Астафьев. — Мол, денежек в Госказне нет.
Для справки. За последние годы объем самовольных рубок в формально охраняемых заказниках в Шатурском районе вырос в 3 раза.
Ежедневно в “горящий” сезон на тушение лесоторфяных пожаров в Московской области расходуется 2 миллиона рублей.
