Родословная князя Никиты Лобанова-Ростовского восходит к Ярославу Мудрому, Владимиру Мономаху и Юрию Долгорукому. Но в его американском паспорте отсутствует княжеский титул.
Нет титула и на лондонской визитке Лобанова. В тех странах ценят личное, человеческое превыше всяких титулов. Знаменитый коллекционер заставил мир понять и оценить русское искусство.
Родился Никита Дмитриевич в Софии 70 лет назад. Отцовская семья Лобановых-Ростовских и материнская — Вырубовых испытали на себе все, что обрушила на русское дворянство революция. После войны, когда в Болгарии к власти пришли коммунисты, семья русских эмигрантов оказалась в тюрьме. Его отец, Дмитрий Лобанов-Ростовский, был расстрелян в 1948 году в концентрационном лагере. Спасением для Никиты стала Франция. В Париже семья поселилась у деда и жила за счет его щедрости.
Русский мальчик в мучительных переездах из одной страны в другую отшлифовал свой характер, подготовил себя к поступлению в Оксфордский университет на геологический факультет. Он получил стипендию для беженцев из Восточной Европы. А в итоге — диплом бакалавра. В 58-м году оксфордский бакалавр переехал в США и поступил на геологический факультет Колумбийского университета в Нью-Йорке. Факультет экономической геологии, степень магистра дали ему возможность заниматься разработкой рудных месторождений. Ему повезло получить место в частном банке, а вскоре его назначили младшим геологоразведчиком в Патагонии, в Аргентине. Патагонский трудный опыт помог Никите Дмитриевичу избрать карьеру банкира, и вновь в Нью-Йоркском университете князь принялся изучать банковское дело.
— Я владел английским языком с оксфордским произношением, французским, русским, болгарским, испанским и в какой-то мере немецким. Был энергичным, чертовски работоспособным и с 1961 по 1967 гг. был помощником заведующего международным отделом Chemical Bank (ныне это Morgan Chase Bank). В течение 9 лет был вице-президентом Wells Fargo Bank в Сан-Франциско — заведовал европейским, африканским и ближневосточным отделами.
— Никита Дмитриевич, вы сами себе даете откровенные характеристики. Очень любопытна анкета, которую в 19 лет заполнял Марсель Пруст.
— Когда я ее прочел у Пруста, мне захотелось посмотреть на себя со стороны. Я задал себе прустовские вопросы и старался ответить на них лапидарно и с откровенностью Пруста.
— Что ж, сейчас убедимся:
— Качество, которое вы предпочитаете у мужчин?
— Надежность и откровенность в дружбе.
— А у женщин?
— Доброта и ясный разум.
— Что вас удовлетворяет в ваших друзьях?
— Преданность и возможность разделить радость.
— Что вы больше всего не любите?
— Ложь и подлость.
— Ваша мечта о счастье?
— Уравновешенное состояние и по возможности здоровая старость.
— Что для вас было самым большим несчастьем?
— Смерть матери. Мне был 21 год.
— Ваши любимые писатели?
— Шекспир и Гоголь.
— Ваши любимые поэты.
— Пушкин, Шелли, Гете.
— Какой талант вы хотели бы иметь?
— Аналитические способности Джорджа Сороса.
— Как бы вы хотели умереть?
— Во сне.
— Ваш девиз?
— Древнеримский: через тернии к звездам.
— Состояние вашего духа?
— Боевое.
— Скажите, князь, что вас раздражает в современных женщинах?
— Не хочу обижать женщин своим раздражением. Лучше скажу, что меня покоряет в моей жене Джун. Это большая доброта, неиссякаемая теплота и тихая сдержанность, не способная вызвать негативные эмоции. Джун не делает замечаний, когда их можно избежать, это очень упрощает ежедневье. И даже снимает подсознательный стресс. Как найти такого человека, я не знаю. Мне просто страшно повезло.
— А разве мужчины и женщины по природе антагонисты?
— Как биологические существа они не приспособлены для семейного житья. Мы психологически абсолютно разные. Прибегну к статистике. В Соединенных Штатах 50% браков распадается после двух лет. Из оставшихся полста процентов половина расходится 7 лет спустя.
— Вы принадлежите к оставшимся 25%. Вы много лет были счастливы с первой женой, Ниной Жорж-Пико.
— Наш брак продолжался 30 лет. Нина была идеалом женщины — в ней я нашел и супругу, и партнера. Я начинал свою жизнь в очень трудных обстоятельствах. Когда я, геолог, добывал нефть в Патагонии, то сидел на вышке, курил и создавал в воображении образ партнера-женщины.
Эмоциональное увлечение приходит и уходит. А вот соратника найти очень трудно! Я долго искал. Дал себе задание искать… К сожалению, я был под влиянием французского социалиста, написавшего книгу “Насчет свадьбы”, убежденного в том, что мужчины и женщины полигамны по крайней мере до 40 лет. Браки до этого возраста обречены на провал. Петр Великий это понял и издал указ, запрещающий в России девушкам до 40 лет принимать монашество. Они могли жить в монастыре, носить монашеское облачение, но не постригаться, не давать обета.
— Как же случилось, что вы нарушили почти биологический принцип французского социалиста? Где вы повстречали Нину?
— Мы были на ужине у гениального скрипача Мильштейна, покинувшего Россию. После ужина я обсуждал с английским археологом Иоанном Грэмом особенности почвы в Индии. Землю там покрывает силикат алюминия. И вдруг к нам подсела незнакомая девочка и стала зачарованно слушать. Нас это удивило. Когда мы расходились, я предложил проводить ее. Она согласилась. Мы перешли улицу, и там вблизи была резиденция французского посла. Ее отец, Жорж-Пико, был не только послом, но еще и заместителем генерального секретаря ООН.
— Повезло же потенциальному жениху.
— Все случайно. После этого мы встречались с Ниной, и я изложил ей свой взгляд на брак. Но мой принцип не жениться до сорока не совпал с ее представлением о замужестве. Нина не согласилась ждать. Я уехал в Патагонию, работал, читал, размышлял. Вдруг получил от Нины письмо с известием, что она обручена с известным бельгийским банкиром, хозяином заводов и прочего. Это уже было серьезно. Что делать? Я предложил Нине встретиться на полпути. Она прилетела из Парижа в Нью-Йорк, я 18 часов летел из Патагонии. Поговорили, я надеялся, что наш с ней брак можно отложить или заключить заочно — с помощью адвокатов. Ее родители отвергли мою дипломатию.
— Еще бы. В вашем проекте — никакой романтики, один расчет.
— Да я просто хотел спасти свои 2 тыс. долларов на перелет из Патагонии… Через полтора года мы с Ниной поженились.
— Я так понимаю, ваш крепкий семейный союз все-таки распался.
— Да, это случилось 10 лет назад. Я все оставил ей. Капитал ей приносит доход больший, чем я ей давал на наши расходы.
— А дети?
— Детей не было. Потому расставание прошло менее болезненно.
— А у Джун есть дети?
— У нее двое, но не мои. Дети живут от нас отдельно.
— С Ниной вы были партнерами в собирании коллекций. Что нового дает вам союз с Джун?
— Наши интересы совпадают не только в изобразительном искусстве, но еще и в музыке. Джун была супругой моего лучшего университетского друга. Его характер тяжелее, чем мой. Он очень крепкий, воинственный, умный, привлекательный человек. Когда венгерский народ в 1956 году восстал против советской оккупации, он поехал из Оксфорда сражаться вместе с повстанцами.
— Ну просто Байрон! Джун — музыкант?
— Нет, но у нее феноменальный талант: она может писать, как Леонардо, — зеркальным образом, даже одновременно обеими руками.
— Фокусница!
— Джун по профессии графолог — по почерку может составить характеристику человека. Во Франции и Голландии по законам нельзя уволить сотрудника, это создает сложность при приеме на работу. Поэтому там не примут без графического анализа. По почерку можно определить, скажем, что человек лжец. В бухгалтеры такого не возьмут, а в дипломаты — непременно.
— Какая у вас с Джун разница в возрасте?
— 6 лет.
— У вас в Лондоне большой дом?
— Был большой, пятиэтажный. Продали. Сейчас живем, кажется, в четырехэтажном.
— Вы начали собирать русское театральное искусство Серебряного века. Почему?
— Большинство русских художников эмигрировало из СССР. И десятилетия никто из них не был известен за рубежом, а в России о них даже не упоминали. Лишь Илья Зильберштейн посмел написать некролог на смерть Бенуа. Это уже потом вышла монография о нем Эткинда.
— Вы много сделали для спасения наследия Бенуа.
— Слава богу, в Питере открылся музей Бенуа. Устроители торжества меня даже не пригласили, хотя музей открылся благодаря вашему покорному слуге. Николай Александрович Бенуа просил меня помочь создать этот музей. Он сам старался и не смог. Еще во времена Брежнева по моей просьбе художник Глазунов говорил об этом с министром культуры. Помогало также общество “Родина” и Советский фонд культуры.
— Знаю, вы спасли архив Бенуа. Где он?
— Он остался у Нины, и я получить его не могу, хотя наши отношения с ней вполне дипломатические.
— Никита Дмитриевич, удивителен ваш портрет, написанный Николаем Александровичем Бенуа. Вы там держите в руках рисунок художника-эмигранта Калмакова — с чертиком. Бенуа нашел в вашем лице что-то демоническое, как у Джоконды: улыбка — не улыбка. Он написал: “В этом лице есть какая-то тайна”. У Николая Александровича явно был божий дар к слову.
— Я часто просил его писать воспоминания. Он проявлял желание, но бесконечные контракты с разными театрами, полеты по миру, где ставили спектакли в его сценографии или по эскизам отца, — все это поддерживало Бенуа, но и безумно утомляло. Николай Александрович любил хорошую жизнь, любил хорошо поесть. У него в доме подавались обеды из пяти блюд: салаты, рыба, жаркое… Страшно вкусно.
— Вы позволяли себе там объедаться?
— Брал от всего понемножку. Но он, к сожалению, любил попировать и выпить. У него был чудный дом. Николай Александрович сделал несколько моих портретов, они мне очень дороги.
— На вопрос, что вы больше всего не любите, вы ответили: ложь и подлость…
— Я зэк, и для меня моральные качества превыше всего. Уважаю воров в законе — эти люди имеют очень строгий код между собой.
— Чем закончилась ваша переписка с Минкультом и московским правительством относительно покупки вашей коллекции бесценного русского искусства?
— Была долгая переписка, встречи, обещания. Кончилось все бессмыслицей. Семь лет я занимаюсь идеей создания в столице галереи национального портрета. Такие галереи есть и в Нью-Йорке, и в Лондоне. В России — нет. А именно сейчас совершенно необходимо это осуществить! Прошло сто лет с того события, когда Дягилев в 1905 году сделал свою знаменитую выставку русского портрета. Две тысячи портретов он набрал со всей Российской империи. Небывалая вещь! Год он ездил по усадьбам, имениям российской глуши и уговаривал людей расстаться с семейными реликвиями, привезти их в Петербург на выставку. И выставка состоялась и всех потрясла. Она отразилась в пяти огромных томах “Русского портрета”. И стала эта вещь уникальной. Сейчас отмечается столетие выставки Дягилева.
Скоро Путин будет председателем “восьмерки”, в Питер съедутся главы великих стран. Они не раз бывали в Петербурге и в России. Поразить их нечем. Но если набрать сто живописных шедевров, отражающих развитие истории России, то было бы чем удивить гостей. В России мало чем похвастаться можно. Россия перестала быть интересной. Путин публично знакомил граждан со своей программой. Один из ее пунктов — программа по соотечественникам. В правительстве назначен человек, который должен заниматься этой проблемой. Но он ничего не делает! Мы должны были встретиться с ним в мэрии три дня назад, так он даже не приехал. Ему абсолютно начихать.
— А если бы вас попросили помочь в организации такой выставки русского национального портрета, согласились бы?
— Мало времени, но если будет распоряжение президента, то все запрыгают. Для этого нужна директива сверху.
— А позиция Министерства культуры?
— Их это тоже не интересует. Два министра публично судятся и остаются на своих постах! Абсолютная чушь. Я видел коллекцию портретов деятелей России от Николая II до Лужкова в кабинете главного редактора “МК” Павла Гусева. Ведь это же готовый зал для национальной галереи портрета! Россия богата своим прошлым. Эту грандиозную выставку национального портрета можно сделать, используя богатые запасники провинциальных музеев. Я ездил по России — в запасниках, в подвалах лежат портреты никому не нужных дворян, купцов — интереснейших людей России. Музеи могли бы эти портреты одолжить для выставки. В портретной галерее Англии большинство вещей из провинциальных музеев. Конечно, на создание портретной галереи нужны средства, но относительные, настолько маленькие, что это не может служить препятствием.
— Как вы себя чувствуете в доме-музее Лобановых-Ростовских в Филях?
— Прекрасно. Придете — увидите. В музейной части — наши реликвии, портреты правителей, царей, родных. В жилой части — то, чем я живу, то есть театральная живопись. В этом доме жить страшно приятно — вокруг лес. Виден Кремль…
— Джун там бывает?
— Бывает. Нам очень хорошо, потому что в ста пятидесяти метрах от нашего крыльца — лыжная площадка. Рядом Москва-река. Так что мы с Джун ездим час-полтора на велосипедах. Прекрасные прогулки.
— Когда вы гоняете на велосипеде?
— По утрам. Мы живем, можно сказать, как новые русские. Место наше просто феерическое, такое можно видеть только в России.
— Кто заботится о вашем питании?
— Забочусь, к сожалению, сам. Гостиница на этом пространстве еще не готова — мы должны были есть там.
— Что вы себе готовите?
— К счастью, ем очень мало, главным образом сырые овощи — огурчики малосольные и свежие, кашу овсяную с орешками.
— Поэтому вы такой молодой.
— Не думаю, что я молодой, но пока отбрыкиваюсь от старости. Кроме того, что я 34-е поколение без всякой примеси другой национальности, порода явно истощается, вот и приходится овсянкой как-то компенсировать. А на ночь — яблочко. Так что мне нетрудно выживать.
В декабре князь вновь пожалует в Москву.
