Вчера в 11 утра с копейками первая фура из Базеля доставила к ногам г-жи Антоновой первые десять шедевров, оскандаленных швейцарской “Ногой”. И мы там были, в грузовичок заходили…
Два-три часа на Волхонке журналисты всех СМИ ждали-пождали картинки от “Ноги”. Тут же — десятки ротозеев, несмотря на прохладу. Все лазейки в Музей им. Пушкина перекрыты, камеры ТВ выстроились по периметру ограды. Шепот: “Ну где этот несчастный грузовик?” Еще с раннего утра “МК” созванивался с директором транспортной фирмы, который и сообщил, что “благодаря” реакции прессы первый трак из Швейцарии пройдет таможню как по маслу… И вот наконец — долгожданная сирена машины сопровождения: Волхонка оцеплена, “Мерседес” величественно и мастерски въезжает по узехонькой дорожке к главному входу и паркуется задом…
Торжественный вынос тела. Здесь все: охрана, таможенники в зеленом, музейщики, грузчики. Г-жа Антонова накинула курточку и вышла встретить столь желанный груз, могущий стать “200”. Кричим: “Подойдите к нам!” Ноль внимания.
Из кабины выпрыгивает Андрей (экспедитор и водитель).
— Как прошел переезд?
— Замечательно. С таможней проблем никаких. В Германии вообще всё отметили за 5 минут. Да и у нас быстро. На протяжении всего пути по России нас вело сопровождение.
…Осмотрел машину: этакий не “кричащий” грузовичок с системой самопогрузки и автономного кондиционирования. По борту — ничего не говорящее название какой-то фирмы. И лишь на водительской кабине — эмблема Русского музея в Питере (ведь фирма закреплена именно за этим музеем, их-то услугами и воспользовалась г-жа Антонова, ибо собственной компании-перевозчика у музея нет). Хорошо бы эту эмблемку ликвидировать…
— Андрей, говорят, были проблемы, когда швейцарские полицейские отняли у вас ключи… Ведь мотор был отключен?
— Ну и что? Он и сейчас отключен. А вы послушайте: слышите такой легкий гул? Это работает внутренний климат-контроль. Независимо от того, включен ли движок… Проблема была лишь в том, что, когда нас увели, картины оставались без присмотра. Без нашей охраны.
— Сколько вы привезли? Ведь ожидается еще 5 траков…
— У нас — 10 экспонатов. Вот здесь картины (указывает на внутренности фургона) в обязательном порядке строго фиксируются в определенном положении…
Мы зашли в фургон, и я увидел уже последнюю, 10-ю картину в белой коробке, теперь лежащую плашмя… С правого и левого борта торчали тесемки для фиксации. Ее вынесли как гроб и на ремнях потащили в музей. Прорываюсь за картиной: “Мне бы к Антоновой!” — “Вы пресса? Спасибо, вы нам уже “помогли”! Немедленно выйдите!” Звоню директору транспортной компании Павлу Россо. Он:
— Меня крайне настораживает сам факт столь ажиотажного внимания прессы к процессу перевозки! Ну подумайте своей головой: инкассаторы будут вам выдавать подробности маршрута, описывать, сколько человек сидит в машине, есть ли охрана? Нет! А мы везем, может, еще большие ценности! И ведь на этом эпизоде зарубежные перевозки не заканчиваются, нам и дальше работать! А после ваших репортажей те, кому не надо, могут очень нами заинтересоваться! Я не нахожу слов…
— Павел Викентьевич, музейщики сказали, что картины простоят в упаковке нетронутыми чуть ли не сутки. Почему?
— Полотна должны “привыкнуть” к новому климату, в котором им предстоит храниться. Думаю, что картины осмотрит реставратор (это уже дела музея), но ничего серьезного случиться не может: не только климат-вагон, но и сами термоизолированные упаковки предохраняют полотна от воздействия извне.
