День рождения — грустный праздник. Юбилей — еще и утомительный. Особенно для всенародных любимцев. Накануне 60-летия и так разрывающийся меж тремя стульями (худрук Театра эстрады, артист и телеведущий) Геннадий Хазанов с трудом сдерживает перекрестный обстрел телефонных звонков. Поздравления, приглашения, просьбы… Он явно не обладает ангельским терпением. Впрочем, и не пытается вводить собеседников в заблуждение. Принимайте, мол, таким, какой есть.
— Геннадий Викторович, вы всегда такой резкий?
— Хотите спросить, можно ли меня вывести из себя? Можно.
— И всегда говорите людям в глаза все, что о них думаете?
— Стараюсь. Особенно если это касается каких-то моих сокровенных вещей и если от меня хотят услышать что-то такое, что во мне трепещет. Могу ли я при этом заставить себя стерпеть? Да. Я и этим научился владеть. Иногда просто бывает, что ограничители, которые стоят на терпении, слетают, и тогда все. Но это еще и по знаку зодиака…
— Вы Стрелец, если не ошибаюсь. Но ведь все это так условно…
— На характер, думаю, влияет.
— А это не оправдание себе: мол, вспыльчивый, да, но ведь я же Стрелец и поэтому…
— Наоборот: до того, как я узнал, какие Стрельцы, я узнал, какой я. Я не подгоняю под ответ задачку, как в школе, — просто вижу, что многое совпадает.
— Что именно? В гороскопах довольно размытые характеристики.
— Совпадает многое. Желание произнести формулировки, которые покажутся резкими и дискомфортными, — очень соответствует этому знаку.
— Покажутся кому? Собеседнику?
— Собеседнику или окружающим.
— Чем же они вас так не устраивают, если даже желание возникает ударить словом?
— Больше всего меня выводит из себя пустозвонство и пустословие. Очень часто слова прикрывают отсутствие действительной мысли, настоящей.
— Наверное, умный человек говорит меньше. Он уже все осознал, в голове прокрутил. Зачем сотрясать воздух, если и так все ясно?
— Это верно. Такие люди не могут вызвать у меня никакого раздражения.
— Те, которые молчат?
— А уж если говорят, то по делу.
— И наверняка вас раздражают непрофессионалы.
— Как правило, непрофессионализм есть результат того, что человек в силу определенных причин занимается какой-то деятельностью, не задаваясь вопросом: а может ли он заниматься этим вообще? Должен ли? С чего он взял?! Почему человек выходит на сцену, не будучи актером? Почему погружает себя в актерский статус? Не имея ни профессии, ни дарования. Мне могут сказать: он имеет успех. Ну нормально. Значит, тем, у кого он имеет успех, он интересен. А мне нет. Вот и все.
— Но победителей не судят.
— Что значит?.. Допустим, завтра мне предложат пост министра культуры. Я скажу: а какое право я имею этим заниматься? Не имею права. У меня для этого никаких оснований: ни знаний, ни управленческого опыта. Почему я должен становиться министром культуры только потому, что это громкая должность?
— Вы сказали, что раздражают глупость, пустозвонство. И непрофессионализм как результат. Наверное, вам все сложнее и сложнее живется на этом свете?
— Ну я веду достаточно затворнический образ жизни. Жалко тратить свою жизнь на такого рода бессмыслицы, как тусовки, презентации. Иногда просто по необходимости приходится ходить.
— А ведь все ходят туда по необходимости. Только у каждого своя.
— Возможно. Но еще есть люди, которые от этого удовольствие получают.
— За них можно только порадоваться.
— Наверное, но у меня нет желания за них радоваться. Получают и получают.
— Что представляет собой ваш этот затворнический мир?
— Я вообще замкнут на своей профессии. И на деле, которому отдал всю свою жизнь. Я не научился отдыхать. А попав в кресло художественного руководителя, естественно, должен решать целый комплекс вопросов…
— В том числе административных, хозяйственных?
— Хозяйственных — нет, административных — да. Что делать, это входит в мои обязанности. Если бы не предпринял какие-то шаги, театр не получил бы средств на реконструкцию. Это тоже непростой лабиринт, по которому необходимо двигаться. Потому что в наше время при скудном финансировании культуры…
— Вот видите, сейчас рассуждаете, можно сказать, в государственном масштабе. А говорите: если предложат пост министра культуры, у вас возникнет вопрос “зачем”.
— Конечно. Потому что я знаю уровень своей некомпетентности. Вот этот уровень — уровень Театра эстрады, — где я в состоянии еще что-то сделать. Причем делаю это прежде всего потому, что я артист. Если бы не выходил на сцену, то просто заниматься организационными вопросами мне было бы безумно скучно.
— Артист, он вообще по своей сути эгоист?
— Я думаю, что любой художник эгоист.
— И все, что вы делаете, вы делаете для себя?
— И для себя в том числе. Все-таки хочется, чтобы квартира, в которой ты живешь, была отремонтирована. Чтобы было чисто, уютно, комфортно. И не только мне. А тем, кто тут еще живет и приходит в гости.
— Театр как дом. Современные актеры относятся к такому утверждению с иронией.
— А для меня театр — дом. Я здесь провожу гораздо больше времени, чем дома.
— И где вам в этом доме уютнее: на сцене или в кресле художественного руководителя?
— Мне вообще на сцене комфортнее всего. Причем на театральной сцене гораздо комфортнее, чем на концертной эстраде. Потому что на театральной сцене я имею дело с партнерами, с которыми у меня есть возможность договориться заранее. А потом, в рамках установленных взаимоотношений, каждый раз делать это как будто в первый. Это и есть закон игры. Артист эстрады выходит на сцену, имея партнером зрителя. С которым либо можно договориться, либо нельзя. Долгое время я договаривался…
— По-моему, со зрителем у вас никогда проблем не возникало.
— Ну если бы не появилась такая проблема, возможно, я бы не стал думать о том, чем заниматься дальше. В начале 90-х все начало рушиться. Общество стало походить на осколки разбитого вдребезги зеркала. Жанр наш в советское время был очень доминирован антиидеологией. А после того, что произошло, вдруг выяснилось, что среди зрителей — огромное количество людей, которым, несмотря на очереди и отсутствие колбасы, тогда было намного комфортнее. И видя во мне апологета всех реформ… То есть до новой власти добраться было нельзя, а между ними и новой властью стоял артист, который, с их точки зрения, стал им чужеродным. Ну а потом исчезли запретные темы. Исчезла КПСС как объект издевательств и насмешек. Исчезла тайна, исчезла недосказанность. Все можно называть своими именами. А когда все названо, когда исчезает тайна, все становится плоско и банально. И нет этой замечательной игры — разгадывания более или менее трудных шарад. Ведь зритель радовался, когда расшифровывал то, что было зашифровано. Вот была главная радость. А сейчас нечего расшифровывать. Значит, не требуется мозг. А раз не требуется мозг — тогда все уходит на уровень неассоциативного мышления.
— Разве сейчас не те времена, когда эзопов язык на эстраде может опять стать востребованным?
— Не думаю. Подтекст ваших слов связан с желанием сказать, что вернулись времена единомыслия. Но вы знаете что… Ты можешь пойти в любую партию: в “Единство”, в КПРФ, в ЛДПР. Можешь печататься не у Муратова, например, а у Проханова. А можете представить себе, что в советское время по радио могло звучать что-то похожее, что произносит сегодня Проханов? А если сегодня есть возможность делать это не на эстраде, тогда зачем?.. Просто нет смысла. У этого жанра теперь совсем другие задачи.
— В начале 90-х у вас не было из-за этого депрессии?
— Да нет, просто скучно стало…
— Но первое время, помню, вы даже пародии на Жириновского делали.
— Ну это уже был излет.
— Непросто, наверное, когда 25 лет человек занимается одним делом, и вдруг…
— Всю жизнь прежде всего я занимался актерской профессией. И в актерской профессии, в этом жанре, мне стало делать нечего. Если на сцену может выйти писатель, взять бумагу, прочесть текст, получить успех… Зачем тогда нужен артист? Нет, я не поворачиваю голову назад. И не задаю себе вопрос, нужно ли мне опять становиться на эту беговую дорожку. А зачем мне на нее вставать? Чтобы что?
— Некоторые просто иначе не могут.
— Ну тот, кто не может, тот и не делает. А я могу. Господь и судьба дали мне возможность другую. Я на сегодняшний день не могу пожаловаться, если играю в месяц до 10 спектаклей. И это все первые роли. Мне повезло, что я играю с Басилашвили, с Чуриковой, с Равиковичем…
— Не жалеете, что театр открыли для себя поздновато?
— Нет, ничего — все пришло вовремя. Значит, раньше не должно было быть.
— Вы фаталист по жизни?
— Да. Но это не тождественно бездействию. Это не значит, что не надо надевать шапку, когда идет снег. Но хочешь ты или не хочешь, времена года будут меняться. Ты можешь только находить свое место в этих временах года.
— Кино не ваше место? В начале 90-х, когда, как говорите, вам стало скучно, вы попробовали себя в нескольких картинах. Тоже успели пресытиться?
— Там были свои проблемы. Которые связаны с тем, что… Понимаете, я избалован абсолютной властью на сцене. В кино ты бесправный человек совсем. Так скажу. По степени бесправия артиста на первом месте стоит телевидение. На втором — кинематограф. На третьем месте — театр. И на четвертом — эстрада. В кино ты компонент, не более…
— Винтиком быть нигде не хотите?
— Я готов быть винтиком, если знаю, что в результате будет “Мерседес”. Тем более все равно я не винтиком буду, а рулем, ходовой частью. Но если “Мерседес”. А если инвалидная коляска в результате… А то, что может получиться инвалидная коляска, от тебя не зависит.
— Если телевидение на первом месте по бесправности — зачем теперь туда пошли?
— Надо попытаться уменьшить процент бесправия. Если не получится — значит, не получится. Пока выводы делать рано. Но непросто. Очень.
— Пробуете себя и там, и там, и там. Вы человек легкий на подъем?
— Да. Я вообще не понимаю, что такое страх.
— Страх перед чем-то неизведанным, чего не знаешь.
— Гораздо страшнее остаться в том виде, в котором ты существуешь. Даже если это приносило тебе успех, удачу. Так сложилась моя жизнь. И, думаю, этим принципам я уже не изменю.
— Попробуете вы телевидение, дальше что?
— Знаете, есть хорошая фраза: если вы хотите рассмешить бога, расскажите о своих планах.
— Но одно исключается точно — имею в виду министерское кресло? Или пересилите и этот страх?
— При чем тут страх? Это не имеет никакого отношения к моим амбициям. Амбиции мои только творческие.
