Закончившаяся вчера ярмарка интеллектуальной литературы Non-fiction принимала одного из ведущих европейских писателей Эрика-Эммануэля Шмитта, который председательствовал в жюри престижной литературной премии имени Мориса Ваксмахера и Поля Леруа-Болье. Он свободно гулял по ярмарке, останавливался у понравившихся стендов, ответил на вопросы читателей и терпеливо раздал автографы всем желающим. Корреспонденту “МК” удалось встретиться с именитым автором и задать ему несколько вопросов.
— Вас часто называют законодателем моды в литературе, театре, философии. Как вы к этому относитесь, и не ждет ли что-то новое модное Москву?
— У меня нет ощущения, что я кому-то диктую моду. Я просто все делаю по-своему. Но иногда это становится модным. И меня это всегда очень удивляет. Я вообще не чувствую себя человеком этой эпохи. Мне ближе мир Софокла, Дидро, Декарта. И именно события той эпохи я понимаю и воспринимаю. Но в последнее время я замечаю, что мысли той поры, которые я высказываю в своих произведениях, находят понимание и среди сегодняшних читателей и зрителей. Это удивляет и одновременно примиряет меня с настоящим. Значит, философия прошлого нашла выход и понимание в современном мире.
— Правда ли, что в Брюсселе, где вы теперь живете, к вам в дом может прийти любой человек?
— Все-таки не каждый! (Писатель долго смеется и эмоционально восклицает.)
— А кто тогда?
Он ненадолго задумывается.
— Я очень верен друзьям и старой дружбе. И меня очень тревожит слава. Зачастую нужно возвращаться к старым друзьям, чтобы оценить себя со стороны. Как говорил Теннесси Уильямс, успех — это катастрофа. И я придерживаюсь того, что в этот период нужно быть с теми, кто тебе особенно дорог. Вот для них мой дом открыт.
— Что стало преамбулой вашей повести “Оскар и Розовая дама”? Ее появление обусловлено личностными переживаниями или это нечто умозрительное?
— Оскар не списан с конкретного ребенка. Это списано со всех взрослых, которых я провожал в последний путь. В некий период жизни я сам столкнулся со смертельной болезнью, но, к счастью, излечился. Главное — понимать это момент и понимать, что он неизбежен. Я вложил слова о смерти в уста ребенка потому, что наблюдал в больнице разницу между тем, как относятся к смерти взрослые и дети. Дети не прячут от себя понятие болезни и смерти. А взрослые боятся признаться даже себе.
— Вы писали эту повесть для 86-летней Даниэль Даррье. Вы понимали при этом, что она сильно рисковала, соглашаясь на эту роль. Это что, была осознанная провокация?
— Это история о ребенке, который стареет на глазах. А герой по замыслу должен был молодеть к концу пьесы. Даррье — человек очень поэтический и сумасшедший, чтобы это понять и суметь сыграть в финале свою смерть. Когда я отправил ей текст, она тут же перезвонила мне и плакала, крича в трубку, что не будет это играть. Ей это очень тяжело. Она будет все время плакать на сцене. “А что за мальчик будет играть вместе со мной?” — спросила актриса. Я ответил: “Даниэль, вы не поняли. Вы будете играть обоих — и даму, и мальчика. И не будете плакать, когда на сцене появится мальчик. Он же весел”. Она попросила на раздумье два часа, но перезвонила уже через час и согласилась.
— Хотели ли бы вы посмотреть этот спектакль в Санкт-Петербурге, где его играет одна из величайших наших актрис Алиса Фрейндлих?
— Да, очень хотел бы. Особенно после того, как мне рассказали, как она играет. В частности, о фантастическом образе смерти и последнего вздоха через воздушный шарик. И я готов даже ради этого еще раз вернуться в Россию.
— Вы известный философ. Как вы оцениваете сегодняшнюю ситуацию во Франции и недавние арабские волнения в предместьях Парижа?
— Я удивлен, что это не случилось намного раньше. Те, кто это сделал, — преступники. Они сделали большую глупость. Но во всем произошедшем есть своя логика. Эти подростки живут в гетто — изолированных районах. Да, они родились во Франции. И родители некоторых из них тоже давно коренные французы. Но большинство из них носят не французские, а арабские и африканские имена, из-за которых их даже могут не принять на работу. И это заранее исключает их из жизни. Им по 15—16 лет, и они знают, что станут безработными. Поэтому и испытывают ненависть к нашему обществу, уже отторгнувшему их. Поэтому они и поджигают машины. И нам всем, нашему обществу, в том числе и писателям, нужно интегрировать этих подростков в общество, чтобы они стали его частью. Нашей частью.
— Какой роман или пьеса вам особенно дороги как автору?
— Даже не знаю. А вы могли бы выбрать кого-то одного из своих детей? А это все мои дети. И выбор просто невозможен.
— Вы предполагали, что так знамениты в России?
— Нет. Я знал от друзей, прежде всего музыкантов, что меня здесь много играют в театрах. Знал об успехе. Это приятно. Хотя денег за постановку своих пьес я из России почти не получаю. Хотелось бы восполнить этот пробел. (Смеется.)
— Не собираетесь ли вы написать пьесу для русского театра?
— Может быть. (На секунду задумывается.) Например, пьесу с тостами. Вчера у нас был вечер, почти целиком состоявший из одних тостов.
— Что бы вы хотели увезти с собой из Москвы? Пауло Коэльо увез камешек с Красной площади, Федерико Андахази хотел забрать русских женщин. А вы?
— Я бы хотел увезти воспоминания. Может быть, о том, как мои пьесы играют русские актеры. Мне ближе не материальные, а духовные ценности. Возможно, именно ради этого я и вернусь еще раз в Россию.
Ну а кроме того, я увезу с собой целую кучу компакт-дисков. У меня есть целый список, который составил я сам, и не меньше пожеланий от друзей, снабдивших меня длинными свитками. В основном это касается классической музыки.
Один из самых известных сегодня в Европе французский писатель, философ и драматург Эрик-Эммануэль Шмитт родился в 1960 году. Зрительские симпатии ему принесли первые пьесы: “Ночь в Валони” — современные вариации о судьбе Дон Жуана. Спектакли по его произведениям не сходят со сцен многих театров во всем мире. В России постановки пьес Шмитта идут в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске. В 1994 году издается его первый роман “Секта эгоистов”. Еще одним подарком для зрителей явилась постановка пьесы “Фредерик, или Бульвар преступлений” с Жан-Полем Бельмондо в роли Фредерика Леметра. Второй роман Шмитта “Евангелие от Пилата” становится литературным событием. Повесть “Оскар и Розовая дама” не оставляет равнодушными ни детей, ни взрослых. Герой, десятилетний мальчик, больной лейкемией, пишет Господу Богу. Книги 45-летнего французского автора переведены на десятки языков мира и раскупаются миллионными тиражами.
