“Да будет выслушана другая сторона”. Это — один из главных постулатов римского права. Но как быть, если “другой стороны” нет в живых и выслушать попросту некого? Как быть тогда? Только и остается, что уповать на старинную русскую пословицу: мертвые, мол, сраму не имут...
А вот еще один из основополагающих принципов того же римского права: “Все сомнения — в пользу обвиняемого”.
А если обвиняемый — жертва? Причем жертва, которая уже ничего не может сказать в свою защиту, потому что она — мертвая?..
Москвичка Александра Иванникова убила водителя автомашины, который ее подвозил. Якобы за то, что он пытался ее изнасиловать.
Я не случайно употребляю словечко “якобы”: дело в том, что факт убийства следствием доказан, а вот попытка изнасилования — не доказана.
Обозначим позиции. Когда женщина защищает свою честь и мы ее в этом поддерживаем, — это прекрасно. Плохо, когда мы готовы рукоплескать убийце, и лишь потому, что убитый — “инородец”.
Предполагаемого насильника Александры Иванниковой звали Сергей Багдасарян. Он был армянином.
* * *
8 декабря 2003 года около 4 часов утра по улице Донецкой в Москве бежала молодая женщина. Она не кричала, не звала на помощь, просто — бежала. Милиционеры в патрульной машине обратили на нее внимание, подъехали к ней, остановили и попросили предъявить документы. Один из милиционеров, сержант Ульянов, прочел в паспорте: “Иванникова Александра Михайловна”...
Впоследствии Ульянов почему-то окажется единственным из трех патрульных, допрошенных следователем. На допросе сержант рассказал, как предложил Иванниковой сесть в машину и несколько раз спросил, что случилось. И как молодая женщина долго отнекивалась: мол, все в порядке.
Патрульная машина между тем двигалась в ту сторону, откуда бежала Иванникова. И только спустя какое-то время Ульянов заметил на ее руках и одежде кровь. Откуда — пассажирка объяснить не захотела. Но, когда машина въехала во двор дома №4, Иванникова вдруг заволновалась и неожиданно заявила: “Я убила его!” “Кого?” — спросил Ульянов. Он показала: парня вон в тех “Жигулях”, ударила его ножом за то, что он принуждал ее к оральному сексу...
Автопатруль остановился около “Жигулей”. Ульянов открыл переднюю пассажирскую дверь и увидел на водительском сиденье молодого человека. Брюки и трусы у него были спущены до колен, из паха шла кровь. Он был еще жив. Милиционеры вызвали “скорую”, но спасти раненого врачи не смогли: он умер, не приходя в сознание.
Сергею Багдасаряну было 23 года. Александре Иванниковой на тот момент — 28.
* * *
“Молодая женщина возвращалась домой к мужу, а ее попытались изнасиловать” — так эта история будет подаваться в СМИ. Никто не поинтересовался, откуда возвращалась Иванникова в 4 часа утра.
На следствии выяснилось, что в тот вечер она поругалась с мужем: по ее словам, он “не мог оторваться от компьютера”. Причина для ссоры, понятное дело, вполне уважительная. Правда, перед тем, перед ссорой, они с мужем — по словам Иванниковой — “выпивали”. Опять же — ничего предосудительного. Пропустили стаканчик-другой в тесном семейном кругу, повздорили... Бывает.
Однако реакция молодой женщины, мягко говоря, не вполне адекватная: она хватает кухонный нож, заворачивает его в какую-то тряпку, кладет в сумочку и уходит из дома. На ночь глядя.
В показаниях сержанта Ульянова есть весьма любопытный фрагмент, на который мало кто обратил внимание. Вот он: “Она (Иванникова. — М.Д.) рассказала, что ловила машину, остановился молодой человек, она села к нему в автомобиль, они выпивали”.
И еще одно. Из материалов дела следует, что Багдасарян был не первым, кого в ту ночь “поймала” Иванникова. До того как сесть к нему в машину, ее “подвозили” два других водителя. В их машинах она провела в общей сложности около трех часов. Но до дома она ни с кем из них не доехала, и что происходило в этих первых двух автомобилях — неизвестно.
Зато известно другое. Спустя 9 часов после преступления экспертиза показала в крови Александры Иванниковой 1,6% этилового спирта. На языке юристов это означает “среднюю степень опьянения”. Теперь попробуем себе представить, какую степень показала бы эта экспертиза, будь она проведена на 9 часов раньше... Кстати: а почему ее не удосужились провести тогда же, сразу?
На этот вопрос в материалах следствия и суда нет ответа. И на многие другие вопросы — тоже. Ну, например.
Как объяснить, что ни на теле, ни на одежде Иванниковой не обнаружено никаких следов насилия — хотя бы одной оторванной “с мясом” пуговицы? И чем в таком случае был опасен “насильник” — студент Сергей Багдасарян? И почему удар ножом наотмашь в тесном пространстве “Жигулей” не встретил никакого сопротивления или хотя бы попытки защититься? А ведь Иванниковой нужно было дотянуться до заднего сиденья, где лежала ее сумка, расстегнуть ее, извлечь из нее нож и размахнуться... И что же — Багдасарян спокойно наблюдал за всеми этими манипуляциями?..
Уже во время судебного процесса выяснилось, что все вещественные доказательства — и злополучный нож, и одежда убитого — таинственным образом исчезли. Как это случилось и кому они понадобились?..
Все эти вопросы были объявлены “несущественными”.
* * *
Попробуйте — я, понятное дело, обращаюсь к мужчинам, и не ко всем, а только к тем, кто водит машину, — провести следующий эксперимент: сидя за рулем, снимите с себя штаны и трусы. Ну хотя бы всего лишь до колен. Ручаюсь, одной руки вам для этого не хватит, понадобятся обе. Как и Багдасаряну. И что же делала Иванникова, пока похотливый Багдасарян обеими руками стаскивал с себя одежду, в том числе — весьма интимного свойства? Спокойно взирала на все эти приготовления?..
Но это уже из области догадок. Ясно, впрочем, чего она не сделала, хотя — совершенно очевидно — вполне могла. Поскольку у предполагаемого насильника были заняты обе руки, ей хватило бы пары секунд, чтобы открыть дверь машины и убежать. Вместо этого она нашарила на заднем сиденье сумку, расстегнула ее, достала нож и, предварительно размотав тряпку, в которую он был замотан, нанесла удар, который оказался смертельным.
Однако самое интересное начинается потом. Иванникова ударила человека ножом в пах. Метила ли она туда специально или это получилось непреднамеренно — еще один вопрос, не получивший ответа. Между тем паховая область — средоточие вен, сосудов и нервных окончаний. Это значит, что кровь у жертвы хлынула ручьем, и Багдасарян закричал от страшной боли. Даже если до этого он представлял угрозу для Иванниковой, то с момента удара он был более не опасен. Казалось бы, самое время вызвать “скорую” — ну хотя бы через несколько минут, за которые молодая женщина могла прийти в себя. Тем более что в машине было два мобильных телефона. По мнению врачей, Багдасаряна можно было спасти, если бы медицинскую помощь вызвали сразу...
Но дама с ножом убежала. Вернее — уже без ножа: впоследствии она скажет, что не помнит, куда он делся (орудие убийства нашли на полу автомашины между передним и задним пассажирскими сиденьями). А сержант Ульянов запомнил весьма загадочную фразу Иванниковой: “Наконец-то нож пригодился”.
И следователь, и судья спрашивали Иванникову: “Зачем вы вообще взяли с собой нож?” В ответ и на следствии, и на суде прозвучала одна и та же история. Когда девушке было 16 лет, ее не то изнасиловали, не то пытались изнасиловать. С тех пор, дескать, она и носит с собой нож. Правда, уголовного дела об изнасиловании 16-летней Иванниковой никто не видел, но это вовсе не значит, что она говорила неправду: возможно, подобный случай был, но подавать заявление она не стала. В том возрасте — вполне объяснимо: стыдно, мучительно, страшно. Необъяснимо другое: если в юности с ней случилось такое, почему же теперь, будучи вполне зрелой женщиной, она ведет себя столь неосторожно? Среди ночи садится в машину к незнакомому человеку, выпивает с ним...
К тому же мы знаем, что в ту ночь Багдасарян был не первым, к кому Иванникова села в машину.
* * *
В декабре 2003 года Люблинская прокуратура Москвы предъявила Иванниковой обвинение по статье 111 УК РФ — “причинение тяжкого телесного повреждения, повлекшего смерть потерпевшего”. Но уже в феврале 2004-го следствие выносит постановление о переквалификации действий Иванниковой. Теперь речь идет о статье 107 — “убийство, совершенное в состоянии аффекта”. В этом постановлении следователь Василевский ссылается на заключение комплексной амбулаторной психолого-психиатрической судебной экспертизы. Странность, однако, заключается в том, что в этом экспертном документе нет ни слова о “внезапно возникшем душевном волнении” или “аффекте”.
Вообще же состояние аффекта — штука сложная и почти недоказуемая. В момент совершения преступления это состояние, быть может, имело место, а спустя короткое время его уже нет, и было ли оно — неведомо. Потому-то эксперты столь осторожны в подобных случаях.
К тому же не было и свидетелей, которые могли хоть что-то сказать о состоянии Иванниковой в момент трагедии. А жертва, она же — предполагаемый “насильник”, мертва. Что же позволило прокуратуре и суду заключить, будто дама с ножом действовала в состоянии аффекта?
Тут необходимо еще раз вернуться к тому, что на сухом протокольном языке именуется “состоянием опьянения”. Как мы помним, спустя 9 часов после ночной истории, закончившейся смертью человека, в крови Иванниковой обнаружено 1,6% этилового спирта. Точно такое же количество — 1,6% — обнаружено у Сергея Багдасаряна при вскрытии. Но ему поставили “среднюю степень опьянения”, а Иванниковой — “легкую”. При одном и том же содержании в крови этилового спирта! И при том, что сразу после полутора процентов степень опьянения — согласно правовым нормам — может быть только средней.
Ответ на “загадку” прост. С юридической точки зрения состояние алкогольного опьянения и состояние аффекта — вещи несовместные, взаимоисключающие. И если “легкую степень” еще как-то можно соединить с “внезапно возникшим душевным волнением”, то “среднюю степень” или “тяжелую” — никогда. Дело в том, что наличие алкоголя в крови рассматривается как отягчающее обстоятельство, а аффект — как смягчающее. Но свидетелей, повторяю, нет, Багдасарян мертв, ему все равно. К тому же он — “инородец”, а дама с ножом молода и привлекательна, и главное — “титульной национальности”... Ну, пусть нельзя доказать, что в момент убийства Иванниковой овладело “внезапно возникшее душевное волнение”. Так ведь и то, что его не было, — тоже недоказуемо...
* * *
В январе 2005 года начинается судебный процесс — сложный и затяжной. В столичных судах подобных дел (может быть, не со столь тяжкими последствиями) — без преувеличения — десятки. Но только историю Иванниковой отслеживали практически все центральные СМИ. И только она, “героиня” этой истории, стала чуть ли не символом. Во-первых, для воинствующих феминисток, которые, правда, во время следствия и суда были почти не заметны. А во-вторых — для всевозможных околонацистских личностей и группировок. Вот эти проявили себя как раз в полной мере.
Во время каждого слушания у здания суда стояли пикеты с плакатами “Свободу Иванниковой!” и “Защитим русских!”. Особенно усердствовало откровенно экстремистское “Движение против нелегальной иммиграции” (некоторые его лидеры вполне узнаваемы, несмотря на конспирацию и смену фамилий), оно даже наградило г-жу Иванникову денежной премией за убийство в размере 50 тысяч рублей. И г-жа Иванникова от премии не отказалась…
Между прочим: Багдасарян — действительно иммигрант, но уж никак не нелегальный: он гражданин РФ, студент 5-го курса Московского государственного открытого университета, из хорошей семьи. Не был, не привлекался, не замечен...
Спустя полгода вынесено решение: Иванникова признана виновной в убийстве, совершенном в состоянии аффекта. Приговор — два года условно.
Но уже через несколько дней первый заместитель прокурора Москвы г-н Борисов ставит вопрос о полном оправдании Иванниковой. На нацистских сайтах — мгновенная реакция: “Мы приветствуем решение прокуратуры и ждем выполнения судом ее справедливого требования”. ЛДПРовский партайгеноссе Курьянович направляет официальное письмо — на депутатском бланке (!) — в Люблинский суд Москвы: “Как депутат Государственной думы РФ, требую вынести оправдательное решение по делу Александры Иванниковой!”.
Если этот образчик эпистолярного жанра не является прямым давлением на судебную власть, то я, по-видимому, чего-то не понимаю. Но самое удивительное в этой истории заключается в том, что и прокуратура, и наша независимая третья власть взяли под козырек.
В конце ноября по делу Иванниковой состоялось еще одно заседание Люблинского суда — теперь уже в другом составе. На сей раз оно длилось 4 дня. В первые три прокурор Попова искренне играла роль государственного обвинителя, а на четвертый — столь же искренне отказалась от обвинения. Согласно ныне действующему УПК это означало полное оправдание Александры Иванниковой. И “списочник” из фракции ЛДПР, партайгеноссе Курьянович, демонстративно пил шампанское вместе со своими соратниками прямо на ступенях Люблинского суда…
Десять лет назад я был свидетелем подобной истории. Коллегия Московского городского суда слушала дело по обвинению некоего зоологического антисемита в разжигании межнациональной вражды. Прокурор тогда тоже отказался от обвинения, заявив, что солидарен с подсудимым.
Суд по делу Иванниковой проходил при закрытых дверях, поэтому аргументы г-жи Поповой мне неизвестны. Может быть, она тоже заявила, что солидарна с подсудимой, и Багдасарян, дескать, заслужил свою участь, потому что он — заурядный насильник?
А ведь это, повторю, не доказано: г-жа Попова, по-видимому, поверила Иванниковой на слово.
* * *
Я не оправдываю покойного Сергея Багдасаряна и не обвиняю Александру Иванникову. Согласитесь, однако, что было бы неплохо выслушать и другую сторону. Даже если эта другая сторона уже ничего не может сказать в свое оправдание. Да, Багдасарян мертв, но его показания мог заменить юридически грамотный судебный процесс. Но вместо него — улюлюканье не слишком многочисленной, но спаянной толпы во главе с депутатом Курьяновичем. У этой толпы аргумент один: “инородец”…
Если мы — пусть даже молча — поддерживаем этих молодчиков, дело плохо. Еще хуже, если на их стороне прокуратура и суд.
