Ансамбль песни и пляски Московского военного округа — мечта любого призывника-музыканта. Отбор туда жесткий: 5—6 человек на место. Такой конкурс когда-то выдержали рядовые Давид Тухманов и Георгий Мовсесян — ныне классики песенного жанра, эстрадные артисты Илья Олейников и Владимир Винокур, певцы Игорь Николаев и Николай Басков.
Cолдаты в ансамбле всегда служили непростые...
— Мой сын — музыкант, — в телефонной трубке дрожал тихий женский голос. — Когда его призвали в армию и он попал в знаменитый ансамбль в Москве, думала, повезло, артистом станет. А вместо этого мой “артист” кому-то дачу строит. За миску супа.
Представить себе Винокура или Баскова с лопатой на генеральской даче не получалось никак. Рассказ женщины требовал доказательств, и “МК” начал собственное расследование.
Использовать солдат в “неслужебных” целях министр обороны недавно категорически запретил своим приказом. Вплоть до уголовной ответственности. Но приказ приказом, а шкурные интересы никто ведь не отменял? Их в армии испокон веку решали за счет подчиненных. Решают и сейчас: была — не была! Министр не узнает, прокуратура — не съест. А потому, неудивительно, что “батраки” из ансамбля песни и пляски МВО оказались строго засекреченными.
Чтобы начать поиски, нужны были хоть какие-то подробности. Информацию наверняка знали в Доме офицеров в Краснокурсантском проезде, где базируется ансамбль. А может, в казарме, автопарке, общежитии — они тоже находятся неподалеку. Везде ведь работают люди, но с журналистом они вряд ли стали бы откровенничать. А вот с мамашей, мечтающей пристроить сыночка-гения в артисты, или с тетушкой, которая привезла племяннику апельсины, — очень даже может быть. Пришлось перевоплощаться.
Тетушка Чарли, из провинции
Старенькое пальтишко, испуганный взгляд, авоська с фруктами — чем не тетушка из провинции? Приехала издалека. Ничего в Москве не знаю, но очень беспокоюсь за любимого племянника, а потому расспрашиваю о нем каждого встречного военного. Называю настоящую фамилию солдата, благо она мне известна. И вскоре нужная информация — у меня в руках.
Дача, на которую увезли моего “племянника”, принадлежит “высокопоставленной даме” и находится где-то в подмосковном Одинцове. Рядом с домом отдыха и каким-то батальоном. (Два ориентира — это уже кое-что!) Ежедневно на дачу отправляют по нескольку человек. Сейчас, к примеру, там работают водители — Михалев, Бубликов, баянисты — Третьяков, Шкурко, и кларнетист — Волков.
— Да уж, по кнопочкам баянным их музыкальные пальчики теперь не бегают, — злорадно пробасил какой-то парнишка из штабного оркестра. — Они теперь у дачного забора железными ломами долбят бетон: делают желоб к проводам для камер видеонаблюдения.
Я картинно заохала, но тут же подоспела какая-то сердобольная старушка, то ли дежурная, то ли уборщица:
— Да не бойтесь вы так. Хозяйка дома ребят не обижает. Кормит хорошо. И вообще женщина она добрая. Однажды подошла, посмотрела, как мальчишки на холоде ломами стучат, сжалилась и пообещала: дескать, когда работу закончите, прикажу генералу Веселову, чтобы он всех вас в отпуск отправил. А не отправит — так уж я ему!.. Вот мальчишки теперь и стараются — очень в отпуск хотят.
— А что же это за генерал такой? — нарочно интересуюсь, хотя прекрасно знаю, что генерал-майор Евгений Веселов — главный воспитатель Московского военного округа.
— О-о, большой человек, — кивает дежурная. — Ансамбль как раз ему подчиняется.
Тут к разговору стали прислушиваться какие-то молодые люди с нотами в руках. И “тетушка” не сдержалась:
— А вы сами-то что ж помалкиваете, если видите, что ваших же друзей-музыкантов, словно рабов, на “фазенду” возят?
Неожиданно вопрос оказался ох каким болезненным. В ответ тут же послышались жаркие оправдания: “Да весь ансамбль бурлит! А что поделаешь? Говорят, дама — знакомая генерала — чуть ли не советник самого президента! Вот все и притихли. Начальник ансамбля майор Неклюдов солдат отдает — и молчит, полковник Баранов машину им выделяет, куда — не спрашивает. Да чего там! Племянничек ваш тоже хорош: было бы плохо ему, давно б в прокуратуру позвонил. Так не звонит же!”
В общем, страсти накалились так, что я поняла: переборщила, могут расколоть. Вон у одного из собеседников глаз прищурился, совсем как у Станиславского: “не верю!”.
Спор еще продолжался, а “тетка” уже исчезла. Зато теперь ей было известно, где искать ту злосчастную дачу.
Батальоны просят кирпича
— Я знаю, куда нам ехать, — редакционный водитель Саша оказался родом из Одинцова. — Домов отдыха у нас не так уж много. И батальон ваш тоже отыщем. Садитесь в машину.
Первой остановкой стал дом отдыха “Лесной городок”, а неподалеку — батальон связи ПВО в окружении поселков с каменными заборами и шикарными особняками. Оба ориентира в наличии. Значит, солдаты вполне могут работать здесь.
Одна проблема — поселки под охраной. Пробиться внутрь не так просто. Хотя, предположила я, таджикам, украинцам, белорусам — всем тем, кто строит, охраняет и обслуживает это великолепие, — проблемы бедного солдата, работавшего за “спасибо”, куда ближе забот их богатых хозяев. Так и произошло. Перед “тетушкой” открывались любые шлагбаумы, двери и сердца. Ничего не попишешь: классовая солидарность.
— Нет, сегодня солдат вроде не привозили, — обязательно сочувствовал кто-нибудь из них. — А вот в ту пятницу были какие-то бойцы. Спросите вон в доме генерала Ачалова (бывший командующий ВДВ, впоследствии замминистра обороны, уволенный за поддержку ГКЧП. — О.Б.). Хотя ваш ведь — музыкант? А у того обычно десантники работают. В Баковку поезжайте. Там много солдат дачи строит.
…На въезде в Баковку за глухим забором с колючей проволокой возвышались казармы огромной воинской части. Может быть, это и есть тот самый ориентир — батальон? Дом отдыха, как выяснилось, тоже где-то рядом.
Воинская часть №74213 действительно оказалась батальоном — обеспечения Генштаба. За его забором — поселок, который так и называется Военный городок. Он когда-то принадлежал дивизии ПВО — ее давно расформировали. Теперь в этих домах, превратившихся в руины, доживают отставники и их семьи. А рядом, на той же земле, растут дома новых хозяев — офицеров батальона. Их дома приятно радуют глаз богатством архитектуры. Например, четырехэтажный особняк начальника штаба в/ч 74213. Он вырос недавно прямо напротив кривой двухэтажной развалюхи бывших пэвэошников.
— Вы кого-то ищете? — поинтересовалась жительница поселка.
— Солдата. Он где-то здесь должен работать.
— Ой, это вам долго придется ходить. Они тут всюду: вон к тому коттеджу коммуникации прокладывают, там — что-то ремонтируют, — женщина указывает мне в разные стороны, искренне желая помочь. Солдаты на строительстве особняков для нее — привычная деталь местного пейзажа, которая давно не вызывает вопросов, тем более возмущения. — Вы лучше вон у того паренька спросите, он подскажет, — и она махнула в сторону юноши, который вразвалочку шел к командирскому особняку.
О том, что это солдат, напоминала лишь форма, чуть припорошенная белой строительной пылью. “Сашок из Саратова”, — представился он. Выслушав мой стандартный рассказ о “племяннике”, он уверенно заявил:
— Нет здесь никаких музыкантов. Зачем нам чужие, если своих целая часть, — и кивнул в сторону забора с колючей проволокой.
— Слушай, а тебе не противно? Вроде в армию шел служить, а из тебя то ли батрака, то ли раба какого-то делают.
— Какого еще раба?! Я добровольно работаю. Это лучше, чем на плацу бессмысленной муштрой заниматься.
— А деньги за твою работу кто получает, командир? Ведь на одну полковничью зарплату такие хоромы не отстроишь.
— Ну не знаю, — нахохлился Сашок, — тут никого не обижают. Я тоже неплохо зарабатываю. И еще в отпуск дней на десять отправят…
— А ты за время службы хоть раз оружие в руках держал?
Тут солдат Генштаба залился раскатистым смехом:
— Какое оружие? У нас в части всего два пистолета. Один сломан, а другой — сувенир у командира на тумбочке. Да и зачем оно мне? Я электрик. Вон видите, иллюминация? — он показал на забор командирского дворца, где на каждом столбе из камня горело по фонарю. — Моя работа.
…Уже вечерело. Фонари на заборе — гордость саратовского электрика — то зажигались, то снова гасли, озаряя морозные сумерки нежными бликами. Забор начштаба был самым светлым местом этого батальона. Прав Сашок — настоящая иллюминация. Будет ему что вспомнить о своей службе в Генштабе.
На безымянной высоте
Следующим утром мы с водителем снова отправились колесить по Подмосковью. Осталось проверить последний ориентир — дом отдыха “Полет”. Пока машина мчалась по Кутузовскому проспекту, шофер рассуждал:
— Вчера, пока вас в Баковке ждал, наблюдал такую картину: на площадке за постом ГАИ остановилась “девятка”, из нее офицер вывел четверых солдат, пересадил их в “Мицубиси”, к какому-то “гражданскому” мужику. Они пожали друг другу руки и разъехались. Дело было к вечеру. В темноте работать уже поздно. Значит, тот мужик их не на один день забрал. И еще: за постом ГАИ они почему встретились? Чтоб у милиции, если остановит, лишних вопросов не возникло: куда это “гражданский” везет солдат? А до следующего поста они наверняка свернут в какой-нибудь поселок.
Наблюдательность водителя Саши добила меня окончательно. Если все поставлено на поток: солдаты строят, освещают заборы, ездят за это в отпуска, командиры имеют “бабки”, генералы — блага, и все при этом довольны, то зачем тогда министр пишет какие-то приказы, военная прокуратура кого-то наказывает, а мы, журналисты, пытаемся спасать униженных и оскорбленных, которые сами себя таковыми не считают? Может, ну их всех! Развернуться сейчас — и назад, в редакцию?
Но мы не развернулись. Наша машина нырнула под мост у знака “Батальон ГАИ” и помчалась к дому отдыха “Полет”, рядом с которым возвышались особняки-новостройки.
Есть. Нашла. Вот оно — то самое место, где работают музыканты. Это тут они долбят бетон вдоль забора, как рассказывал тот парень из оркестра?
— Да, солдаты здесь есть, их даже в “гражданку” не переодели, прямо так в форме и работают, — охотно делились со мной здешние прохожие. — Их по утрам то “Газель”, то “Волга” привозит вон к тому длинному забору.
Длинному? Мягко сказано! Забор огораживал такую большую территорию, что когда я попыталась его сфотографировать, то в кадр он не уместился даже с полукилометра. Неужели все это расстояние музыканты продолбили ломами вручную? Да после такой работы не то что баян или кларнет, но и собственный... в руках не удержишь!
Тут моя журналистская злость взыграла с новой силой. Я осмотрелась. Неподалеку возвышался недостроенный дом — удобная точка для фото: вид сверху. Вдруг повезет, и я сниму бойцов прямо за работой — с той стороны?
Дом оказался пустым. Преставленная к стене деревянная тремянка призывно звала на крышу. С нее открывался хороший вид на соседский участок, словно откушенный от территории дома отдыха плетеным забором. Но — вот жалость! — бойцов видно не было. Работа кипела уже в доме — в окнах мелькали их силуэты. Что ж, не повезло. Кадр “солдаты за непосильной работой” отменяется. Нужно что-то придумать. Спуститься и подождать.
Кстати, поселок, по которому я расхаживала, почему-то оказался безымянным: улицы — без названий, дома — без номеров.
— Все потому, что строительство тут незаконное, — объяснил мне местный житель. — Видите этот забор, — и он показал как раз на тот самый, который меня интересовал больше других. — Это — территория дома отдыха, а ее продали какой-то дамочке–бизнесмену. Теперь прокуратура там разбирается.
Вот оно что! А в ансамбле считают, что хозяйка — чуть ли не советник президента. Оказывается, все чушь. Всего лишь какая-то генеральская знакомая, и всего-то? Впрочем, стоп! Тут начинается совсем другая история. Сейчас нужно разобраться с музыкантами.
Как раз в этот момент калитка длинного забора открылась и оттуда вышел солдат — грустный интеллигентный мальчик в военной форме с красным шевроном на рукаве (их действительно даже не переодели!). Он нес мешок с мусором на ближайшую помойку. Следом за ним увязалась черная собачонка, с которой, видно, они давно знакомы.
Я достала фотоаппарат и прицелилась, ожидая, когда парнишка пойдет обратно. “Не спеши, пусть подойдет чуть ближе, — успокаивала я себя, — только бы не заметил...”
Он не заметил. Теребя за холку пса, солдат дошел до калитки и скрылся за высоким забором.
* * *
Вот и все. Дело сделано — факт использования солдат в “неслужебных” целях налицо. Только радости нет.
Я представила, как, прочитав статью, генералы первым делом начнут вычислять тех, кто “сдал информацию”. Как полковникам и майорам придется лебезить перед начальством, заглаживая вину. И как же все они будут “драть” своих подчиненных за то, что те разоткровенничались с какой-то “теткой”, которая на самом деле оказалась журналистом.
“Спасенным” солдатам, конечно, достанется больше всех. И, возможно, главный вывод, который они сделают после всего, это никому не верить, не болтать и терпеть.
…Очень терпеливых мальчиков воспитывает сегодня наша армия. Настоящих рабов.
Бывший рядовой (1969—1970 гг.) Академического ансамбля песни и пляски Московского военного округа, народный артист России Владимир ВИНОКУР:
— Я просто счастлив, что два года службы у меня прошли в профессиональном ансамбле песни и пляски. Благодаря этому я не потерял драгоценное время, а ведь именно этого боятся многие молодые люди. Я же, наоборот, за время службы подготовился, а после армии поступил в театральный институт. И поступил легко — практика была большая: вел концерты в профессиональном коллективе, пел и даже танцевальные номера исполнял.
Очень благодарен начальнику ансамбля, знаменитому военному дирижеру полковнику Сурену Исааковичу Баблоеву. Он сильный музыкант, а руководитель жесткий и одновременно добрый. Огромную роль сыграл в моей жизни и наш старшина Николай Журавлев. А типаж какой интересный! Впоследствии он стал прототипом моего номера про старшину, с которым я стал лауреатом всероссийского конкурса.
— Дедовщина у вас в ансамбле была?
— Да что вы! Музыканты и певцы — лауреаты международных конкурсов, танцоры — из “Березки”, Моисеевского, Пятницкого ансамбля. Это — коллектив профессионалов. Да и какая может быть дедовщина, когда мы вместе шли в бой, то есть в концерт.
— А на дачи к генералам вас работать возили?
— (Смеется.) Такое даже представить невозможно. Мы же были военными артистами! Хотя однажды я случайно зашел домой к нашему начальнику — дежурным был по ансамблю — и принес ему письмо, смотрю, а у него на кухне рабочие мучаются, не могут кухню побелить. Тут я не выдержал: “Спорим, за час это сделаю?”. Я же до армии окончил строительный техникум, так что был и маляром-штукатуром, и плотником, и бетонщиком, и каменщиком — все умел делать. Так вот, взял я краскопульт, кисти и запросто сделал то, что не сумели те мастера-алкоголики. Но, подчеркиваю, исключительно по доброй воле, никто меня не заставлял. Просто захотелось показать, что у меня есть еще одна профессия, которую сегодня, к сожалению, я уже забыл.
