Последняя битва Ермака

Вдова актера Виктора Степанова: “Мой муж боролся со смертью двенадцать лет”

“Здравствуйте, оставьте свое сообщение или позвоните по мобильному телефону 8050…”

Мороз по коже… В трубке его голос. Мягкий, добродушный, густой. Голос большого человека.

Полтора года назад перед командировкой в Киев советуюсь с девушкой Наташей из Гильдии актеров Украины. “Обязательно, — говорит, — позвоните Виктору Степанову. Вот уж действительно человек с уникальной судьбой. Приехал сниматься на студию Довженко, влюбился в костюмершу, да так и остался здесь навсегда. Потом на съемках “Ермака” получил тяжелейшую травму, кости собирали по кусочкам. Теперь ходит с палочкой, а работает — по пять картин в год…”

Звоню:

“Я завтра в Питер на фестиваль улетаю, — пробасил он тогда вот таким же мягким, добрым, густым голосом. — Как-нибудь в другой раз…”

Не довелось. За несколько дней до Нового, 2006 года Виктора Степанова не стало. Остались десятки фильмов, добрая память. И этот голос в автоответчике…

— Я специально не стираю его… — первые слова Наталье, жене актера, даются с большим трудом. — Не знаю, как дальше Господь распорядится, но на сегодняшний день я свою жизнь вижу продолжением жизни Виктора Федоровича. То есть теперь я буду служить его памяти… Как ужасно это звучит.

“Витя написал сценарий своих похорон”

— Наталья, вы пока не привыкли быть одной?

— Не успела еще, наверное. В первые дни, а девять дней душа вообще не улетает: она блуждает по улицам, по родным, близким — мы со Степановым свято верили в это… Так вот все эти девять дней я отчетливо ощущала его присутствие.

— Как? Чисто физически?

— Ну да. Вы же понимаете, все это время очень много друзей приходило. Каждый ставил свечу… И когда мы говорили о нем что-то хорошее, вдруг пламя этих свечей начинало дрожать. Тогда я сказала: “Витюша здесь, он с нами…” Вы извините меня… (Наталья борется со слезами.) Знаете, первые девять дней я вообще не плакала. Виктор Федорович очень не любил этого, считал, что слезы — проявление слабости. Слезами его нельзя было купить. Заплакала я только на десятый день, когда Вите принесли журнал… Боже, я не могу говорить... Ему журнал какой-то каждый месяц носили. И в этот момент только я поняла, что его нет…

На самом деле, — Наталья делает большой глоток, ее голос перестает дрожать, — я так чувствую, что все только начинается. Хотя придумала себе кучу всяких дел. Его друг самый близкий не так давно попал в аварию и без Виктора Федоровича ничего не мог делать. Сейчас он в тяжелом состоянии, и я решила ему помогать. В память о Викторе Федоровиче. Но чем дальше, тем больше я понимаю: как мне одиноко…

— Рак костного мозга — диагноз страшный. Но неужели не было даже шансов на благополучный исход?

— Ой. (Наталья тяжело вздыхает.) Благодаря Виктору Степановичу Черномырдину ну все шансы и традиционной медицины и нетрадиционной были исчерпаны. Абсолютно все. Они ведь очень дружили. Прошлый Новый год встречали вместе, Виктор Степанович говорил мужу: “Витя, лечись, делай что хочешь — только выживай. Я помогу тебе во всем”. Мы провели месяц в Москве, и после того лечения Вите стало намного легче. Но… так получилось, что врача, который лечил мужа, разбил инсульт. И на Новый год мы решили лететь в Киев.

— Сколько лет Виктор Федорович боролся с болезнью?

— Эта болезнь длилась 12 лет. Сколько ему пришлось перенести операций? Только сегодня считала, сбилась на цифре 15. Виктор Федорович цеплялся буквально за все… Боже, я опять плачу. Вы меня простите ради бога… С самого начала Витя знал о диагнозе, от него ничего не скрывали. Мы вдвоем принимаем решения, как нам быть дальше. Ездили к одному врачу, к другому. “Поедем в Германию?” — “Поедем”. — “В Израиль?..” Нам предлагали в Израиль, говорили, там хорошие врачи. Но он не захотел. А в Германию поехал. Лечился там вместе с другом своим — Сергеем Платоновым — знаменитым в Украине, а может, и во всей Европе коллекционером. У него был такой же недуг, вместе они бились. Но Сергей Николаевич ушел раньше на полгода.

— 12 лет биться за жизнь может только очень сильный человек. Ваш муж до последнего надеялся победить болезнь? Не сник, не отчаялся?

— На самом деле все было предрешено года три назад. Мы тогда приехали в Москву на 10-летие Гильдии киноактеров. Все там было нормально: гуляли, веселились вместе со всеми. А вернулись в Киев, ему стало плохо. С тех пор мы просто выживали, каждый день у смерти его вырывали. Единственное — он всеми правдами и неправдами пытался максимально оттянуть этот финал. И до последнего дня не потерял силы духа... Умирал он ровно три дня. В буквальном смысле. Сначала у него отказали ноги. Сказал мне: “Натулечка, я умираю”. Обняла его: “Витюша, не смей, ты не можешь меня бросить. Я такая молодая еще, как же я одна останусь?” — “Я не могу, — говорит. — Все ресурсы мои исчерпаны, нет уже ни физических, ни моральных сил. Позови батюшку”. То есть он отчетливо понимал, что с ним происходит. На самом деле по христианским обычаям самая страшная смерть — внезапная. А смерть, к которой готовишься, — великое благо. И он очень тщательно подготовился к уходу: исповедовался, соборовался. За эти трое суток мы обсудили с ним буквально все: где, что, как. Вплоть до того, в каком костюме его хоронить. Он просто написал сценарий своих похорон.

“За всю жизнь он не сделал мне ни одного подарка”

— Вы ведь не первая жена Степанова?

— Не первая. Первая его жена Эля живет в Тамбове. Просто однажды она круто изменила свои взгляды на жизнь: стала очень набожной, ушла в церковь. Но, вообще, нормальный человек абсолютно, мы и сейчас поддерживаем с ней отношения. Я ей очень благодарна, они ведь с Виктором Федоровичем 20 лет вместе прожили. С большим уважением к ней отношусь.

— У них были дети?

— Нет. У Виктора Федоровича не было родных детей, мы с ним усыновили ребенка. Друзья Виктора Федоровича — муж и жена — погибли. И мы забрали их сына к себе. Но Никита уже тогда был взрослый мальчик, в то время заканчивал школу. Потом поступил в институт, женился. У нас, можно сказать, уже и внучка появилась… А как мы с Витей познакомились? Правильно вам сказали: я тогда на студии Довженко работала костюмером, а Витя приехал сниматься в 6-серийном фильме “Война”. По этому поводу мы всегда с Витей шутили. Если нас спрашивали: давно ли вы знакомы — отвечали: с войны.

— Степанов тогда еще был женат?

— Нет, когда мы с ним познакомились, он давным-давно уже развелся. То есть я его ни у кого не отбивала, боже упаси. Мы сошлись очень естественно: сначала просто подружились. Прошел год, началось озвучение, мы случайно встретились с ним на студии. И вот с того момента больше не расставались.

— Чем Виктор Федорович вас зацепил — он же был намного старше?

— Ровно на 20 лет. Чем привлек? Сразу и не скажешь. Он настолько был мужиком, что ли: мудростью житейской, наверное. Ну и внешне, конечно, был недурен, скажем так. Да всем был хорош.

— И ухаживал, наверное, красиво, подарки дорогие делал?

— В жизни ни одного подарка мне не сделал. Ну понимаете, все деньги были у меня, он к ним вообще не притрагивался. Когда с ним расплачивались за картины, каждый раз повторял: “Все отдайте Наталье”. Ну единственный подарок, сейчас я вспоминаю... Как-то зимой он принес мне маленькую корзиночку клубники. Представьте себе: 20 лет назад клубника зимой! Это было что-то невероятное, я просто глазам своим не поверила. А так все время говорил: “Ну что я подарю, когда все деньги у тебя?”

— И даже цветы?

— И цветы никогда не дарил. Раньше, знаете, шутила иногда: “Степанов, я за тебя замуж вышла по расчету. Потому что тебе всегда будут дарить цветы, а ты их все будешь отдавать мне”. Но он никогда в жизни не приносил домой цветы. Дарил их всем женщинам, только не мне. Говорил: “Зачем они тебе?” Ревновать? Нет-нет, боже упаси. У нас в семье этого не было. Я прекрасно понимала, что женщины к нему неравнодушны. Но никогда в жизни он не давал мне повода. Как и я ему. Просто так его любила…

— Почему же он не увез вас в Ленинград, а остался в Киеве?

— Нет, мы какое-то время жили в Питере. Просто... не знаю, надо ли об этом говорить, но за все заслуги государство выделило ему лишь комнату в коммуналке. Я девушка очень хозяйственная, всегда читала эти заметки про актеров, которые умирали в бедности, говорила ему: “Степанов, мы в нищете никогда не умрем. Ты зарабатываешь, мы купим квартиру”. На Питер у нас денег не хватило, и мы купили в Киеве.

— То есть в Киев он переехал из-за житейских неурядиц?

— Нет, на самом деле, если бы нам приглянулся этот город — Санкт-Петербург имею в виду — может, мы там бы и остались. Мне кажется, в Питере могут жить или люди, которые родились там, или те, кто безумно любит этот город. Мы там просто не прижились. А здесь, в Киеве, Виктору Федоровичу климат очень понравился. К тому же и лавра тут — он же очень верующий был. Но от этого Степанов не стал для России иностранцем, наоборот, — всегда был фанатом России. Когда его спрашивали: вы что, гражданин Украины? — всегда говорил: “Нет, конечно, боже упаси. Я русский человек, а с Киева начиналась Киевская Русь”. Его ведь даже отпевали в самом первом христианском храме, в том, от которого и пошло крещение Руси. Знаете, у Степанова была мечта жизни: снять фильм о крещении Руси. Ему даже предложили сценарий...

— Но для работы ему, наверное, все-таки лучше было бы жить в Москве? Здесь режиссеры, здесь съемочный процесс, здесь деньги в конце концов.

— Да нет, актерам кино безразлично, где жить. В Киеве мы просто гнездо свили, а он точно так же продолжал ездить на съемки и в Питер, и в Москву. Недавно закончил сниматься в фильме “Доктор Живаго”. Озвучить только не успел… А Киев для Вити стал почти как родной. В день смерти Степанова приехала его сестра, она настаивала, чтобы после кремации похоронить его в Пензенской области. Но Виктор Федорович отказался…

“До нашего венчания Степанов не дожил несколько дней”

— Что же случилось на съемках “Ермака”?

— Он упал с лошади, получил тяжелейшую травму. Обе его ноги были протезированы, просто напичканы металлом. После этого у Вити и начался рак костного мозга. У него просто рассыпались все кости. Позже и рука отказала, ее тоже пришлось протезировать.

— Как же он умудрялся в таком состоянии еще и сниматься?

— Да, боль дикая, невыносимая. Но вы знаете, его кумиром всегда был Павел Луспекаев, который преодолел в этой жизни все что можно. И Витя продолжал работать несмотря ни на что. Всюду ходил с палочкой, а в последний месяц мог уже передвигаться только на коляске. И как раз за месяц до смерти он закончил последнюю свою картину. Его привозили на место съемки, а по площадке уже носили на руках.

— Он научился жить с болью? Не пытался заглушить ее алкоголем, например?

— Три раза в день я колола ему обезболивающее. Каждый день. Нет, это не была какая-то наркозависимость, просто, когда боль душила его, он обращался ко мне, и я делала укол. Да, многие больные люди становятся капризными, нервными, кто-то в алкоголе ищет утешения. Степанов до последнего дня был силен духом. Ведь еще два года назад врачи сказали, что жить ему осталось не больше месяца. Уже тогда мы поехали на кладбище, выбрали место. Но все равно что-то искали, боролись. И благодаря этому хоть два года, но вырвали у смерти.

— Болезнь требует постоянных расходов. Степанов хорошо зарабатывал?

— Нормально. Никогда в жизни Витя не жаловался ни на что. Он, во-первых, был абсолютно не алчный, его все устраивало. Когда-то попросил его товарищ, Женя Шишкин: “Ты не можешь мне помочь? Я снимаю кино на свои деньги, знаю, как дорого ты стоишь, но у меня нет денег заплатить тебе настоящую цену”. Когда закончился последний съемочный день, к Степанову подошел режиссер. “Витя, ты мне можешь хоть что-то уступить?” А Виктор Федорович говорит: “А, дай мне 500 долларов, и хватит”. Я ругала его всячески, а он: зато человеку помог дело сделать. Нет, мне не на что жаловаться, в плане материальном у нас было все замечательно. Не был он ни обездоленным, ни забытым, боже упаси. Нам помогали многие: и бизнесмены, и его коллеги. Ведь нужно было и на лекарства, и на перелеты, и на врачей самых лучших. На эти деньги, как шутил Степанов, можно было кино снять хорошее.

— Наталья, вы выходили замуж за сильного, успешного человека. А вся жизнь с ним превратилась в сплошное лечение. Чувствуете себя несчастным человеком?

— Нет, положа руку на сердце, могу сказать: это великое счастье — прожить рядом с таким человеком. Это мой лотерейный билет в жизни. Не раз говорила ему: “Степанов, ты моя самая близкая подружка”. Нет, ну не то чтобы… И муж, и любовник. Нам вдвоем было ну просто замечательно, хватало друг друга абсолютно. Хотя и друзья у нас в доме были постоянно. Он обожал все эти застолья: с песнями, с гитарой. А какие он стихи писал! Вообще потрясающие. За ним я была как за каменной стеной.

— А что теперь? Вы готовы жить по-новому? Наверное, нужно на работу устраиваться.

— Ну, конечно, нужно. Как без работы? Я же и Степанову все время твердила: “Отпусти меня, я хочу работать”. Он говорил: “Ты работаешь у меня…” Вы знаете, ведь перед самой смертью ему стало легче. Перед смертью человеку всегда становится легче. И когда Витя исповедовался, он сказал батюшке: “Я хочу повенчаться со своей женой”. Но был пост, батюшка говорит: “Давайте после шестого я вас повенчаю”. Виктор Федорович говорит: “Ну тогда я постараюсь дожить”. Не успел… Он много чего мог бы еще успеть. Поэтому сегодня я хочу… вот как жена Ролана Быкова — смотрела недавно ее интервью — до сих пор продолжает работать у него, у своего мужа. Я хочу так же. По крайней мере, на сегодняшний день. Не знаю, как дальше Господь распорядится, я не зарекаюсь, но сегодня я свою жизнь вижу продолжением жизни Виктора Федоровича. Хочу сделать о нем фильм, хочу, чтобы люди его узнали. Ведь он был очень непубличным человеком, и настоящего его не знает никто. То есть теперь я буду служить его памяти… Господи, как ужасно это звучит.


Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру