Едва отметив в сентябре 75-летие, он лег на плановую операцию в питерскую медакадемию. Но незадолго до выписки, 2 февраля, прямо там же, в больнице, — инсульт. Тут же переводят в нейрохирургию. Мы звоним его друзьям из Союза композиторов. Ответы настораживающе сухие: “Состояние тяжелое. Наблюдается улучшение кровотоков…” Мы надеялись. Как и миллионы россиян, чья юность состоялась под незатейливый отсвет мелодий из “Я шагаю по Москве” или “Берегись автомобиля”. А он, как и юность, ушел…
Сегодня никаких комментариев из клиники нервных болезней при академии. Да мы и не медики, чтобы читать посмертный эпикриз. Можно лишь нервно набрать номер друга его — Олега Басилашвили.
— Музыка его прочно вошла в наши сердца — но пусть об этом говорят специалисты. А я… скажу о другом. Хотя и трудно, поверьте. Вот вспоминаю необычный концерт, когда за пультом симфонического оркестра стоял Темирканов, я должен был читать стихи Пушкина под музыку, а музыка-то — его, Андрея Павловича. И знаете… я, может, впервые за всю жизнь осознал, кто такой Пушкин: так легко ложились стихи на музыку Андрея.
— А его чудесные человеческие качества…
— Знаете, есть множество людей, бог весть что мнящих о себе (притом что они и вправду популярны!), но Андрей Павлович был бесконечно скромен, добр и отзывчив, всегда шел навстречу, и я знал, что он поможет… Поражала его чуть ли не детская застенчивость; вспоминаю недавний юбилей нашего друга Георгия Данелия. Андрей должен был всего-то сыграть на рояле какую-то легкую мелодию, а я — напеть… Но у него руки дрожали! Он волновался и переживал как школьник из первого класса! Настолько трепетен был к музыке. Настолько чист. И это страшная потеря. Я никогда не забуду тебя, Андрей. Тем более что мой герой из “Осеннего марафона” носит то же имя-отчество — Андрей Павлович. Наверное, не случайно.
Как неслучайна и вся его жизнь. От музыкального училища Римского-Корсакова до наречения его именем малой планеты Солнечной системы. Первая Госпремия 1967-го за прекрасные песни — “Я шагаю по Москве”, “Об отце”, “Голубые города”… А до этого уже всенародная слава за музыку к балету “Берег надежды” (1958), за композиторский дебют в “Человеке-амфибии”. Потом было свыше 70 фильмов, среди которых “Служебный роман”, “О бедном гусаре…”, “Небеса обетованные”. Госпремии за оперу “Петр I” и симфонию-фантазию “Мастер и Маргарита”. Недавно с успехом прошел в США его мюзикл “Капитанская дочка”, и по сей день оставалось планов громадье, если бы не…
— Это уникальный человек, — говорит Георгий Данелия, близкий друг, — и второго такого я не встречал. Мы с ним дружили полвека. И ни разу!.. ни разу не видел его злым, угрюмым или раздраженным. Никогда. Только печальным если… Держал в себе всё, что его мучило, не выпуская негатив на других. Когда-то он был “начинающим”, потом стал “народным”; был и членом обкома, и депутатом СССР — но, несмотря на все “статусы”, не изменился вот ни на йоту! Было так, что тяжело тебе, захочешь “спрятать” от него эту тяжесть. А он все равно всё узнает и поможет! Я считаю, что он великий композитор XX века. Мелодии из его песен стали позывными радиостанций, звучат повсюду беспрестанно. А какие у него симфонии и балеты! Помню, ездил в Питер на премьеру “Берега надежды” в Кировский театр — кстати, там дебютировал Барышников…
— Вы помните первую встречу?
— Ну конечно. Мы бесконечно молоды были, но я себя уже мэтром ощущал, а он зашел в кабинет — такой застенчивый. И я деловито стал объяснять, что вот-де “решил теперь работать с молодежью”. А он меня младше всего-то на несколько дней! (Так и идет по жизни: у меня юбилей, потом — у него.) Позже уж узнал, что он и к “Амфибии” музыку написал, и много еще чего на тот момент.
— Были на его последнем юбилее?
— Нет. Я их не люблю. Не пью, и ходить по юбилеям — хуже нет наказания. Да он и сам сказал: “не приезжай”. Хотел на похороны сейчас поехать, а врачи не пускают… к лучшему другу…
Прощайте, Андрей Павлович.
