Защитник Отечества...
Сегодня все меньше и меньше мужчин готовы похвастаться причастностью к этому высокому званию.
Теперь чаще услышишь: спрятался, откосил, откупился... Что делать, у Российской армии сегодня столько проблем, что всем миром, всей страной разобраться не можем.
Но когда-нибудь обязательно разберемся, ведь это — наша армия... И проблемы в ней тоже — наши. И тогда, возможно, служба в армии станет не тяжкой повинностью, как сейчас, а первым серьезным шагом в жизнь, в профессию... И мужчины опять с гордостью будут рассказывать сыновьям свои армейские байки: “Когда я служил...”
Среди российских звезд “служивых” тоже по пальцам пересчитать. “Фабричная” молодежь — так вообще пороха не нюхала. Что такое “духи” и “деды”, знает только старая артистическая гвардия.
Владимир ВИНОКУР: “Если бы не армия, я, может, не стал бы артистом”
Рядовой Винокур (годы службы: 1969—1970) отдавал долг родине в ансамбле песни и пляски Московского военного округа.
— К армии у меня остается самое нежное и дружеское отношение. Прежде всего потому, что если бы не армия, я, может быть, не стал бы артистом. Служил в ансамбле песни и пляски МВО. Из этого ансамбля вышли Игорь Николаев, Давид Тухманов, Илья Олейников и многие другие. Начальником у нас был полковник Баблоев, прекрасный музыкант и отличный человек. Он нас, военных артистов, воспитывал, жизни учил. А я тогда копировал голоса — чьи угодно мог воспроизвести. Надо старшины — пожалуйста. Полковника хотите? Тоже могу.
И вот как-то мы с другом, ныне известным композитором, а тогда аккордеонистом, Георгием Мовсесяном, подались в самоволку. Ничего не подумайте — в кино пошли. Посмотрели фильм, и я ему предлагаю: “А давай до части на машине поедем!” А где ее взять-то? Я придумал: позвонил из автомата в ансамбль, трубку взял дежурный старшина. А я ему голосом полковника (с армянским акцентом) приказываю: “Слушай, быстро машину к кинотеатру “Слава”! Чтобы через 15 минут была здесь!” Он отвечает: “Есть, товарищ полковник!”
Машина пришла, мы с ветерком доехали до Московского окружного дома офицеров, где базировался ансамбль. А на пороге, руки в боки, нас встречает полковник. Но ведь он же дома должен быть! Оказалось, ему тоже понадобилась машина, он позвонил тому же старшине: “Машину срочно ко мне домой!” А дневальный отвечает: “Так я вам ее к кинотеатру послал!” “Какой кинотеатр? — оторопел Баблоев. — Я же дома! Я знаю, чьи это шуточки! Это Винокур!” На гауптвахту хотел нас отправить, но на следующий день у нас был концерт во Дворце съездов, куда должен был приехать министр обороны. Мы выступили отлично, и шеф нас простил. Перед всем строем сказал, что мы искупили вину.
А еще, служа в армии, я поступил в ГИТИС: полковник был классный человек, разрешил мне сдать экзамены во время службы. Я ему благодарен: я ведь однажды уже поступал в институт, но провалился, а за два года армии так подготовился, что сумел поступить без проблем. Так что армия дала мне путевку в жизнь.
Алексей ГЛЫЗИН: “В случае тревоги я должен был
в считанные минуты подготовить самолет к боевому вылету”
Призывника Глызина забрали в армию с 3-го курса Московского института культуры (годы службы: 1973—1975).
— Я служил в ВВС на Дальнем Востоке, в Приморье. Спасск-Дальний-4, недалеко от китайской границы. Там же служил никому не известный в то время Валерий Сюткин. Служба протекала замечательно. На нашем аэродроме базировались “МиГи” и “сушки” — отличные самолеты, которые я, как аэродромный техник, обслуживал. В случае тревоги я должен был в считанные минуты подготовить самолет к боевому вылету.
Так вот, мы создали в части эстрадный коллектив “Полет”, который прогремел на весь Хабаровский край. Поскольку штатного музыкального коллектива у войск не было, нам дали все карты в руки. Но оборудования для “концертной деятельности” нам не хватало, а денег на покупку не было. Где взять? И мы придумали.
Часть у нас была большая — 1,5 тыс. человек. Как-то пришло пополнение, много ребят было из Узбекистана. И мы устроили такой бизнес. У нас был большой туалет, выкрашенный светло-желтой краской. На его фоне мы фотографировали бойцов и продавали им фотографии. Уже тогда были коммерсантами! На вырученные деньги мы смогли купить часть оборудования.
А потом нас посетила еще одна идея. В Спасске-Дальнем мы купили длинноволосые парики, товарищ нам помог достать гражданскую одежду, и мы по субботам стали играть на танцах. Нас было четверо солдат, мы здорово играли разную музыку, в том числе пели песни и на английском языке. Для маленького города это было что-то из ряда вон выходящее! Никто не знал, откуда такие длинноволосые музыканты взялись, и не могли даже предположить, что это солдаты из соседней воинской части. Правда, везение продолжалось недолго, месяца два. Наш капитан прослышал, что в Спасске-Дальнем появился какой-то музыкальный коллектив, и явился “на танцы”. А там мы… Конечно, он нас быстро опознал. Группу арестовали и направили на гауптвахту. Но долго мы там не просидели, сутки, может, двое: на носу был смотр, и нас с “губы” освободили для подготовки.
Кирилл АНДРЕЕВ (“Иванушки-Интернешнл”): “Я очень быстро похудел — на 14 кг”
Рядовому Андрееву посчастливилось служить в самое перестроечное время (1989—1991 гг.), войска — артиллерийские.
— Когда меня забрали служить, я весил 96 кг. И думал: “Мама дорогая, да мне шинель, наверное, нужна 56-го размера. Найдут ли?” Но люди знающие сказали: “Бери 50-го, через полгода похудеешь!” И ведь так и вышло — вес мой быстро упал до 82 кг. Шинелька на мне стала болтаться. А поменять-то нельзя! И так я мучился, пока ее срок службы не вышел и мне ее не сменили.
Направили меня в артиллерийскую учебку в Коврове. Комбатом у нас был очень противный капитан. Вот ребята и решили его немножко проучить. Не я это задумал, а старослужащие. Я-то только первые полгода прослужил и на такое бы не решился. Они позвонили комбату в час ночи и сказали, что в части пожар. Он примчался, весь в мыле. И тут выяснилось, что его обманули! Настроение капитана резко изменилось… Он поднял всю казарму и выстроил как были — в майках и трусах. А на дворе-то осень. Так мы стояли до 6 утра. Ничего не скажешь — позабавились.
Таковая армейская жизнь...
Владимир ПРЕСНЯКОВ-старший: “В мое время все честнее как-то в армии было…”
Рядовой Пресняков служил в1967—1970 гг.
— Я в армии дурака валял. На зоне таких, как я, по-моему, придурками называют. Сначала в спортроте служил — у меня ж первый разряд по футболу был. Кстати, служил в своем родном Свердловске. Меня каждый день дневальным оставляли, потому что в роте чаще в хоккей играли, а я коньки в жизни не видел. А ведь в футбол зимой-то не поиграешь, вот я и мучился от безделья. В спортроте я обучал сына командира музыке. Сказал ему, что очень талантливый мальчик растет, хотя талантом там вообще никаким не пахло. Учил его игре на баяне, на котором сам играть не умел. Мне каждый день дома у командира наливали грамм по сто водки, сала давали... Хорошо было.
Потом я взял и пошел в Дом офицеров (он был через дорогу от моего родного дома). Говорю: “Я же музыкант, лауреат фестивалей! Возьмите меня к себе”. Взяли. Так я стал руководителем ансамбля. У меня даже кабинетик свой был. Вообще я с десяти лет в армии — в военной школе учился. Потому знал все армейские законы, как в самоволочку уйти. Когда меня в свое время пытались на кухню отправить, я заявил: “У меня прошлым летом дизентерия была!” От меня и отстали. Однажды начальник Дома офицеров меня спас. Я на гражданке в крупной драке участвовал. Выпил. Ну начальник, чтобы у меня больших неприятностей не было, — на гауптвахту сослал.
Во время службы в армии у меня и сын родился. Вовка у меня не служил... В мое время все честнее как-то в армии было, никто надо мной не издевался. А сейчас читаю, что там творится, — страшновато.
Александр БУЙНОВ: “Я пол-армии на гауптвахте просидел!”
20-летний Саша Буйнов честно чеканил шаг в стройных рядах Советской Армии в 70-х. Правда, воспитание папы-военного не спасло будущего певца от “губы”:
— Я правда пол-армии на гауптвахте провел. За что? За любовь, конечно. За что ж еще? Был хорошим солдатом, и мне нравилось нести службу. У меня ж все четыре брата служили, и отец военным летчиком был. Я, так сказать, постоянно играл в шпионов.
Служил я на Алтае в Ракетных войсках стратегического назначения. Дело было в 1973 году. В 12 км от части была деревня, и я бегал туда к своей будущей первой жене. Мне было тогда 20, а ей 18. Я вообще старался не попадаться, убегал из части по-тихому — то “куклу” из шинели скатаю и под одеяло положу, то с друзьями договорюсь. Если кто спрашивал: “Где Буйнов?” — отвечали, что в санчасти. В санчасти говорили, что я в клубе, а в клубе — что я в штабе... Так и прокатывало.
Убегал я ночью, а возвращался часов в пять утра и делал перед начальством вид, что я просто пораньше решил проснуться и умыться. А сам по степи ночью пешком ходил в ту деревню. Через полгода я женился на любимой и уже дослуживал, будучи женатым.
Попадаться я начал потому, что кто-то меня закладывать стал. Завидно им стало... Вот меня и отправляли регулярно на гауптвахту. Даже боюсь сказать, сколько раз... Гауптвахтой был острог, стоящий прямо в степи, в 30 км от части. Клево было в общей камере сидеть, а вот в одиночке — сыро и грустно. Но моя любовь ко мне туда приходила, плакала, меня жалела, а я ее успокаивал. На улице вьюга, пурга, у нее фейс обмороженный, а мы с ней вместе... Романтика! Я 5—10 суток отсиживал — и к ней опять..
Владимир ТУРЧИНСКИЙ: “Сержанта не предупредили, что среди новобранцев есть мастер спорта по борьбе”
Рядовой Турчинский гордо называет войска, в которых служил в 1981—1983 гг., — “связь”, но место службы тщательно скрывает.
Все самое забавное с рядовым Турчинским случилось в начале армейской карьеры, и связано было прежде всего с крупными размерами новобранца. Поди, одень такого мускулистого гиганта!
— Шинель мне выдали, чтобы в плечах была по размеру. А она оказалась шестого роста — пришлось отрезать лишнее. Сапоги подбирали по голени — подошел только 48-й размер. А я ношу 44-й! Так же нельзя ходить? Пришлось у 44-го разрезать голенища…
С ремнями тоже казус вышел. Есть такой обычай: “молодых по голове затягивать”. Это значит, что ремень на талии должен быть затянут по объему головы. Меня пару раз затянули, но каждый раз, когда я выдыхал, ремень рвался. После этого подобные эксперименты прекратились — имущество было жалко.
Был у нас сержант по кличке Брезгливый. Прозвали его так за то, что он корчил лицо, будто все время что-то невкусное жует и от этого мучается. У него была манера проверять молодое пополнение на стойкость таким способом: он с разбегу прыгал им на спину. Если парень устоит на ногах — бойцом будет, а нет, значит, из него ничего не получится. Но Брезгливого не предупредили, что среди новобранцев есть мастер спорта по борьбе — я. И когда он прыгнул мне на спину, я чисто автоматически исполнил бросок через спину. И он со всей дури лбом въехал в ступеньки. Жив, правда, остался, но лоб сильно поцарапал. После того как он прошел “курс реабилитации”, мы с ним стали друзьями. Я даже стал его тренировать — к дембелю парня готовил.
