25 декабря 2003 года. Минувшую ночь Ахлас провел в заброшенной хижине на окраине пакистанского города Равалпинди. До утра он так и не смог сомкнуть глаз. Молодой человек встретил рассвет, склонившись в молитве над Кораном. “В этот раз нельзя ошибиться. Помоги, Аллах!” — эту фразу он твердил снова и снова…
Оглушительный взрыв раздался в центре Равалпинди ровно в полдень. Два террориста-смертника на двух начиненных взрывчаткой автомобилях взорвались позади кортежа президента Пакистана Мушаррафа. Более сотни местных жителей доставили в больницы города. Четырнадцать человек скончались на месте.
В начале января 2004 года МВД Пакистана сообщило о задержании террористов, организовавших покушения на президента Пакистана Первеза Мушаррафа 14 и 25 декабря 2003 года. После второго теракта пакистанские власти заявили, что его подготовили уроженец Пакистана и гражданин России. Террористов приговорили к смертной казни. 20 августа 2005 года был приведен в исполнение приговор, вынесенный в отношении Исламуддина Сиддики. Мужчину повесили в тюрьме города Мултан. Российский гражданин Акхлак Ахлас до сих пор находится в одной из тюрем Исламабада. Посольство России в Исламабаде обратилось в МИД Пакистана с просьбой дать официальные разъяснения и организовать встречу российских представителей с Акхлаком Ахласом. Ответ от пакистанской стороны до сих пор не получен...
Бегство в нищету
От Волгограда до провинциального городка Серафимович, или Серафим, как его ласково именуют в народе, — пять часов езды на стареньком автобусе по заснеженному гололеду. По левую руку — бескрайние поля, по правую — редкие лысые чащи. Прибываю на автовокзал в шестом часу вечера. На улице — ни души. В это время город погружается в спячку. Это вполне обыденное явление для глухого места, где работы не сыщешь днем с огнем и где давно забыли об исконно казачьем гостеприимстве — с недавних пор эта традиция стала непозволительной роскошью для серафимовчан.
Этот старинный городок, несмотря на семнадцатитысячное население, — самая настоящая глубинка с ворохом общероссийских проблем. Такси для обывателей — невиданное явление, да и общественным транспортом здесь практически не пользуются в целях экономии. Единственное кафе на всю округу, куда горожане практически не заглядывают. Зато с раннего утра выстраивается живая очередь к игровым автоматам. В местечковом Лас-Вегасе “одноруких бандитов” насчитывается аж три штуки. Оставляя здесь последние гроши, каждый второй уходит в беспросветный запой.
…В эту глушь в 1999 году семья Акхлак вернулась из Пакистана в поисках лучшей доли. Светлана Валентиновна с двумя взрослыми сыновьями Романом и Ахласом надеялась устроиться на высокооплачиваемую работу, не сомневалась, что и детям в России будет гораздо легче найти себе занятие по душе, нежели в Исламабаде. Но не ведала она, что нет уже той страны, которую она покинула семнадцать лет назад, нет уже того хлебного Серафимовича с крупными промышленными заводами и фабриками, что функционировали до развала Союза…
Ночь опускается на город после шести вечера. Мы медленно бредем со Светланой Валентиновной по узким ледяным тропинкам в кромешной тьме. Улица Советская сплошь усеяна древними покосившимися постройками. Дом семьи спрятался на отшибе города. Карабкаюсь по крутой лестнице на крыльцо.
— Эту часть дома мы вынуждены снимать. На собственное жилье нам вряд ли когда-нибудь удастся наскрести денег, — вздыхает моя спутница. — Даже самый плохонький домишко здесь стоит порядка ста тысяч рублей. А я зарабатываю 2,5 тысячи. Шестьсот отдаю за комнату.
Ныряем в тесный предбанник, который семья Акхлак каким-то невероятным образом приспособила под кухню. Ржавая плита, ручной умывальник, металлический бак с водой и вечно грохочущий холодильник. В просторном зале — скрипучая железная кровать, два дивана и расшатанный стол — вот и все скромное убранство этого дома.
— Мы бежали из Пакистана к лучшей жизни. Кто же мог предположить, что здесь мы погрязнем в такой нищете и в итоге потеряем ребенка? — вздыхает Светлана Валентиновна. — А ведь как красиво все начиналось…
Неравный брак
Светлана слыла первой красавицей на лечебном факультете волгоградского мединститута. Русые волосы крупной волной спускались на плечи, распахнутые карие глаза, обрамленные ободком густых черных ресниц, точеная фигурка — безупречная внешность девушки не оставляла равнодушным ни одного молодого человека на курсе. Но из всех претендентов на руку и сердце Света предпочла чернобрового статного юношу — выходца из Пакистана.
— Я тогда заканчивала шестой курс, Ахмед только перешел на третий, — вспоминает сегодня Светлана Валентиновна. — Это был сумасшедший роман, который развивался на глазах у всего института. Ахмед был заботливым, обходительным, трогательным. Каждую неделю не забывал дарить мне букетик цветов.
Через несколько месяцев после знакомства молодые сыграли пышную свадьбу.
— На том торжестве собралась вся моя группа. Девчонки крутили пальцем у виска: “Ты сошла с ума! Как ты собираешься жить на чужбине?” Но я была сама не своя от любви, никого не желала слушать. Откуда мне было знать, что в Пакистане у меня начнется совсем иная жизнь, чем в России.
До отъезда в незнакомую страну оставалось несколько лет. Ахмед заканчивал институт, а Светлана тем временем рожала детей. Первенца нарекли Романом, второго ребенка назвали Ахласом. В 1982 году семья переехала из России в пакистанский город Мазафарабад.
— Роману тогда стукнуло четыре года, Ахласу — полтора. Когда свекр увидел меня, то шарахнулся, как от прокаженной. Я знала, что он был категорически против нашего брака, но не думала, что его отвращение по отношению ко мне будет настолько неприкрытым. С порога он бросил: “Ноги этой женщины в моем доме не будет! Она не наша!”, а сыну намекнул: “Выбирай — или она, или я”. Какое-то время муж поддерживал меня, утешал как мог, но со временем все-таки принял сторону отца.
Сначала семья Акхлак ютилась в съемной квартире. Затем государство выделило им просторный восьмикомнатный дом.
— Мы прожили в Пакистане семнадцать лет. Это были самые страшные годы моей жизни. Сколько было выплакано слез, сколько страданий выпало на мои плечи — весь этот ужас не сотрется из моей памяти никогда, — внешне спокойная женщина неожиданно срывается на плач. — И ни разу муж не поддержал меня.
По словам моей собеседницы, она боялась выходить на улицу даже в парандже и с покрытой головой.
— Дело в том, что часть населения Пакистана составляли афганцы. А в то время как раз шла война между Россией и Афганистаном. Помню, как однажды вечером я приехала в Исламабад на продуктовый рынок. Иду я мимо торговых рядов и замечаю, что все мужчины как-то странно косятся в мою сторону. Кто-то из продавцов неожиданно поинтересовался: “Вы из России?” Я не придала значения его словам и кивнула головой. Вдруг из толпы на меня кинулся молодой человек в рваной вонючей спецовке. Он был афганцем. Вы не представляете, сколько ненависти было в его глазах. Мы повалились в картошку, он стал душить меня. Откуда-то полетели камни. Если бы пакистанцы его тогда не удержали, он бы меня убил. Только за то, что я русская.
Дальше больше. Как-то Светлана с детьми прогуливалась недалеко от дома. Внезапно над головой ее сына просвистела увесистая лопата. Женщина подняла глаза и увидела, что на крыше строящегося дома, около которого они проходили, собралась толпа афганцев, чинивших кровлю. Строители стали выкрикивать ругательства на незнакомом языке и метать в детей кирпичи.
— Несколько раз в наш дом забирались вооруженные афганцы, — продолжает собеседница. — Однажды я вернулась из магазина, приоткрыла дверь квартиры, а из кухни выскочил мужчина. В руке он держал кухонный нож. Я выбежала на улицу и стала кричать на весь двор. Незнакомец скрылся. Моего супруга испугала эта ситуация. Дошло до того, что он стал бояться ночевать со мной в одном доме. Поэтому старался как можно чаще брать ночные дежурства в своей клинике.
Но больше всего Светлана опасалась не за свою судьбу, а за жизнь своих детей. Роман и Ахлас с четырех лет стали посещать пакистанскую школу. Все предметы вели на языке урду. Мальчики возвращались в слезах. “Над нами все смеются, дразнят нас белыми гадами”, — жаловались они матери на одноклассников.
В 1994 году обстановка в Мазафарабаде накалилась. За год террористы взорвали несколько школ, в городе постоянно велась стрельба. Вскоре семья Акхлак решила переехать в небольшое пакистанское селение, что располагалось на границе с Индией. Тем более в том месте главе семейства Ахмеду предложили высокооплачиваемую работу в специальном охраняемом больничном городке.
— Но и здесь не получилось вздохнуть спокойно. Однажды мои ребята играли на улице. Незнакомые мужчины уговорили их прокатиться в горы. По своей наивности мальчики согласились. А через несколько часов муж принес страшное известие — машина “скорой помощи”, на которой уехали мои дети, попала под обстрел. Я не знала, куда бежать, кого звать на помощь. Ночью мальчики вернулись. Рассказали, что их пытались завербовать в какую-то непонятную детскую армию. Но с тех пор я не оставляла сыновей одних ни на минуту.
Жить в постоянном страхе за собственную семью становилось невыносимо. Отношения Светланы с Ахмедом давно разладились. Тогда в голову женщины закралась мысль: может, вернуться на родину?
Лишние люди
Когда Светлана с детьми приехали в Серафимович, казачья земля встретила их неприветливыми суровыми морозами.
— Нам даже остановиться оказалось негде, — вспоминает Светлана Валентиновна. — Дом, где жила моя покойная мать, заняла родная сестра. Пришлось ютиться по углам, снимать комнаты на последние гроши. Мне с трудом удалось найти работу в местной поликлинике. Жили впроголодь. Детей поначалу не хотели принимать в школу. Выяснилось, что пакистанский аттестат у нас считается недействительным. Да и по-русски ребята говорили неважно. В итоге их определили в девятый класс, но обучение мальчики вынуждены были проходить на дому по той причине, что им не удалось установить контакт с одноклассниками. Ахлас часто приходил домой избитый. “Что случилось, сынок?” — пытала я его. “Ребята из соседнего двора требовали у меня денег, а у меня в кармане — пусто…”
Пусто было не только в кармане Ахласа. Порой Светлана не могла наскрести денег даже на хлеб.
— Мама, может, нам вернуться в Пакистан? Там мы найдем работу, да и папа нам поможет, — как-то осторожно поинтересовался Роман. — Отец ведь не ведает, в каких условиях мы живем. Мы ему все расскажем, и он не бросит нас в беде, — искренне верил молодой человек.
Женщина посоветовала ребятам выбросить эту мысль из головы, так как денег на дорогу до Пакистана ей вряд ли удастся накопить. Про Ахмеда она промолчала. Не хотела разочаровывать сыновей, что отец, на которого возлагали надежды мальчики, уже давно не интересовался судьбой своих детей.
И все-таки Роман с Ахласом поступили по-своему.
…Стоял декабрь 2001 года. Женщина спешила домой после ночной смены. У калитки она столкнулась с сыновьями. За спиной у каждого висел тяжеленный рюкзак.
— Мы уезжаем в Исламабад через Ташкент. Пора выбираться из этой нищеты, — сделал шаг вперед младший из братьев. — Не волнуйся за нас. Заработаем приличную сумму и вернемся.
Как только калитка за детьми захлопнулась, Светлана опустилась на землю и разрыдалась.
— Ну почему я их не остановила? Куда же делась материнская интуиция? — винит себя Светлана Валентиновна. — Всю ночь я не могла сомкнуть глаз, все ждала — может, одумаются сыновья, вернутся. Я даже думала в милицию сообщить, чтобы их сняли с поезда. Эх, знать бы, где соломку подстелить… Во мне еще теплилась надежда, что отец не оставит их. Тем более, перед отъездом Роман успел сообщить мне, что созвонился с папой и тот клятвенно обещал встретить их у посольства Пакистана в Ташкенте.
…Обещания свои Ахмед не сдержал. Когда братья добрались до Ташкента и в назначенное время подошли к зданию посольства, отца там не оказалось. Денег на обратную дорогу у парней не было. Сотрудники посольства неожиданно сжалились над молодыми людьми и дали денег кто сколько мог. Тех пожертвований хватило только на один билет по маршруту Ташкент—Исламабад. Роман уступил билет младшему брату, а сам вернулся в Серафимович…
— Первый раз Ахлас позвонил спустя месяц после отъезда. Он говорил, что страшно устал, что жалеет об этой поездке, что пытается устроиться на работу, но пока ничего не получается, — говорит Светлана Валентиновна. — А еще он уверял меня, что старается больше времени проводить с отцом. Позже я поняла, что таким образом он пытался меня успокоить. С отцом они практически не виделись.
По словам собеседницы, вскоре ее сыну удалось найти подработку на стройке. Платили копейки, но на хлеб с маслом хватало. Оставшиеся деньги Ахлас тратил на телефонные переговоры с Россией. Последний раз Светлана Валентиновна слышала голос сына чуть больше двух лет назад. Тогда он выдавил лишь пару слов: “Мне очень плохо, хочу домой”. Затем связь прервалась…
Светлана не раз пыталась связаться с бывшим мужем, но по непонятным для нее причинам Ахмед сменил номер телефона.
— Однажды у меня страшно разболелось сердце, — вспоминает Светлана Валентиновна. — Сама не своя я бросилась звонить в пакистанское посольство в Волгограде. “Помогите вернуть моего сына, у меня нет денег, чтобы переслать ему”, — рыдала я в трубку. “А вы что, отправили ребенка в чужую страну без денег? — удивились на том конце провода. — Вот теперь сами и думайте, как ему помочь”. Тогда я поняла, что это тупик. Оставалось только ждать…
Ждать пришлось недолго. Через несколько дней в дом к Светлане явились сотрудники правоохранительных органов. Устроили допрос. Досмотрели все личные вещи Ахласа. А на прощание, как выстрелили словом: “Ваш сын обвиняется в терроризме”. На следующий день соседи показали женщине крошечную информационную заметку, опубликованную в одной из центральных газет: “Российский гражданин Акхлак Ахлас находится в числе приговоренных в Пакистане к смертной казни по обвинению в покушении на пакистанского президента Первеза Мушаррафа”. В тот же день объявился и бывший супруг Светланы: “Сына взяли. Больше мне не звоните…”
Молитесь Аллаху — он нас спасет!
Ровно месяц назад от Ахласа пришла первая весточка. Три не слишком грамотно исписанных тетрадных листочка в клеточку.
“Мама, это я, Ахлас. Чувствую себя хорошо, что у вас? Мама, ты, пожалуйста, прости меня. Я вас очень люблю, не переживай, береги здоровье. Роман, ты мать не бросай, никуда один не уезжай. Если мать будешь слушать, в беду не попадешь. Вы меня простите, я вам сделал плохо. Это моя ошибка. Я иногда думаю, может, у меня шизофрения, что я так себя повел?..
У меня с питанием нормально, но на душе плохо и обидно…
Ма, я прошу, сделай так — почитай Коран с русским переводом и Намаз научись читать. У Аллаха попроси, чтобы я вышел на свободу и вернулся домой. Ма, только Аллах может помочь нам. Рома, ты тоже читай. Если мама Намаз прочитает, Аллах простит. Это Рома твоя обязанность научить мать Намаз читать. Аллах просьбу матери слушает. Ты, мама, прости меня и попроси Аллаха, чтобы простил, тогда все сбудется…
Жизнь не кончилась, продолжается, прошлого не вернуть. Теперь надо думать, что делать дальше…
Роман, ты деньги не трать. Ни на кого не надейся. Поезжай в Татарстан, займись зерном — на хлеб заработаешь…
Мама и Роман, вы в Пакистан не ездите — это большой дурдом. Мне нужно психологическое спокойствие. Я просто дурак — вел себя неправильно.
Роман, на отца много не надейся, но и не ругайся с ним. Фамилию и отчество смени. Роман, ты отцу звони, не надо на него сердиться. Что со мной произошло, я сам виноват. Пусть мама в России в министерстве иностранных дел выделили представителя из посольства со мной встретиться и сообщили о моем состоянии…”
Светлана Валентиновна дрожащей рукой выкладывает передо мной фотографии сына. Нежно гладит их длинными пальцами и все время повторяет: “Нет, он не мог так поступить. Ахласа подставили. Он ведь таким добрым, светлым мальчиком рос. Муху не мог раздавить, всех бездомных животных домой тащил. Думаю, моего сына попросту завербовали. В Пакистане это обыденное явление. А может, ему обещали заплатить деньги? И ценой своей жизни он хотел вытащить нас из нищеты?”
Уже больше полугода Светлана Валентиновна заваливает письмами Администрацию Президента РФ, МИД, посольства Пакистана в России с просьбой помочь ей. Но ответа до сих пор нет.
— Недавно над Ахласом состоялся суд, но заседание проходило в закрытом режиме, и нашего адвоката, которого мне порекомендовали сотрудники пакистанского посольства в Москве, туда почему-то не пустили, — жалуется Светлана Валентиновна. — До сих пор мне не разрешают выехать в Пакистан. Чтобы оформить визу в Исламабад, нужна ксерокопия паспорта мужа, а я даже не могу узнать номер телефона своего супруга. По всей видимости, он решил отречься от сына. Хотя о чем это я? Даже если я добьюсь этого разрешения, то откуда мне взять деньги на билет до Исламабада?
Неожиданно из глубины гостиной комнаты послышался тихий голос Романа.
— Мама, а ты молись Аллаху — так хотел Ахлас, — и все образуется, — тянет каждое слово молодой человек.
— Я буду молиться Господу Богу… Но вот услышит ли он меня? — утирает скатившуюся по щеке слезу Светлана Валентиновна.
