Все, наверное, хоть раз видели по телевизору забавные соревнования, когда здоровенные мужики таскают огромные камни или, к примеру, молот почти в полтонны швыряют. Пыхтят при этом, краснеют, глаза навыкате... При ближайшем же знакомстве с силовым экстримом (именно так называется этот вид спорта) оказывается, что все здесь намного серьезнее, чем на первый взгляд. И тренировки, и соревнования — на высшем уровне. Ну а пик карьеры — участие в “Арнольд Классик”, турнире, ежегодно проводимом самым известным “качком” современности, а по совместительству и губернатором Калифорнии Шварценеггером...
Первым в истории россиянином, принявшим участие в “Арнольд Классик”, стал атлет из Челябинска Михаил Кокляев. И если просто отобраться в десятку сильнейших на планете для участия — успех неоспоримый, то попасть в тройку, да еще с первого же раза — и вовсе грандиозно. Наш разговор состоялся в “Шереметьево”, куда Михаил прилетел из Америки уже в ранге третьего силача планеты. Было видно, что перелет отнял много сил (наверное, даже больше, чем сами соревнования), но на интервью Кокляев согласился сразу, мужественно выдержав перед отправлением в Челябинск 45 минут расспросов.
— Миша, прими поздравления с выдающимся результатом. Но, говорят, могло быть и лучше...
— Могло быть и второе место. Нужно было сразу, с первого же дня залезть в “двойку” и никого туда не пускать. Были ошибки с метанием гири: ее надо было в щит метать, но не подрассчитал и промахнулся...
— Ты ведь еще в поднятии штанги первое место взял, так?
— Да, после завершения выступлений штангу поднимал. Но там никакого первого места быть не могло — это были показательные выступления... А дело было вот как. Всю ночь после третьего места не мог заснуть. (Хитро улыбается.) Встал часов в 6 утра, зашел в душ, присел там несколько раз и говорю: пойду штангу толкать! Зачем? Да силы девать некуда — вот зачем... Потом возвращаюсь и говорю: я рекорд Америки побил. Было — 235, а я толкнул 240 кг. Все аж рты раскрыли. Благодаря этому рекорду я завоевал право и в следующем году без всяких отборов участвовать в “Арнольд Классик”.
— Экстрим для России вообще-то в новинку...
— Вон в Шотландии уже более тысячи лет проводят соревнования, где мужчины надевают килт и бросают камни, тяжести таскают. Они себя горцами называют. У них горец — собирательный образ гордого и сильного шотландца. В Америке эту роль исполняет лихой ковбой. А у нас? Ведь если задуматься, то шотландский горец — это наш богатырь. Но в России это слово только в сказках встречается. А я хочу его возродить. Придать ему не сказочное, а реальное значение.
— Расскажи, как ты вообще попал в спорт?
— Тяжести поднимаю с 13 лет. Что повлияло? Да многое. Видеофильмы, тот же Шварценеггер со всех экранов и плакатов тогда смотрел... Правда, о тяжелой атлетике поначалу не думал. Думал, что буду заниматься бодибилдингом. Вот и пошел, чтобы немножко округлиться. А любовь к тяжелой атлетике мне привили мои тренеры — Игорь Слюнин, Александр Мусаев и Александр Сконников...
— Дома небось все стены были завешаны постерами с Арнольдом?
— Да не было у меня ничего завешано. Хотелось самому выделиться из толпы.
— Родители одобряли это увлечение?
— Отец-то всегда был “за”. Он мой самый ярый фанат. Знает все результаты, у него все записано: что, где, когда... Мама же, зная мой ветреный характер, сначала думала, что быстро брошу. Когда же надо было решать, как строить свою жизнь, осуждала. Говорила, что не тем занимаюсь. Когда же армия прошла так аккуратненько, институт закончил влегкую, стал мастером спорта международного класса, мама смирилась. Перестала ее тяжелая атлетика пугать. А сейчас вот начала плакать. Смотрим дома видео с моими выступлениями, а у нее слезы текут. Считает, что не берегу себя совсем.
— И как же ты до экстрима докатился?
— Позвали — я и пошел. Не хотелось в штанге на одни и те же грабли наступать. В 2000 году я же тренировался с олимпийской командой, был кандидатом на Сидней. Но месяца за два до Игр меня отцепили. Для человека, который стремился к одной-единственной цели, все ставил на Олимпиаду, — это страшный удар. Жуткий депресняк был... До 2003 года был период неопределенности. А после этого я столкнулся с такой грязью! Я чемпион страны, а мне говорят, что в моих услугах не нуждаются. И это перед самой афинской Олимпиадой! Решил, что надо уходить. Куда? Хотелось чего-то нового, что могло меня выделить из толпы этой серости. Понимаешь, чемпионов мира может быть много. Вот скажи, только быстро, не задумываясь, сколько можешь назвать современных чемпионов-штангистов? Вот то-то. Не знает их никто...
А я смог оставить свой след. Вот поехал в Америку, стал там третьим в экстриме, установил рекорд США в тяжелой атлетике! Когда к тебе подходят те же американцы, которые поддерживают только своих, и говорят: ю а грейт спортсмен, — это дорогого стоит.
Вон какие мужики собрались на “Арнольд Классик” — один больше другого. Один Доминик Филлоу, канадец, — 202 рост, 190 весу, просто гризли. Представляешь, с таким тягаться. Я там со своими 145 килограммами самый стройный был... Сейчас приеду домой, батя первым делом скажет: сын, ты такого мамонта за пояс заткнул. (Смеется.) Так что наша советская школа — ого-го! Сижу в баре, американцы подходят. Из какой страны, спрашивают. СССР, говорю. Они мне: нет больше такой страны. Я пари предлагаю. Достаю загранпаспорт, а там — USSR. Они в шоке. А я им: знай наших!
— Столько лет ты отдал штанге… Обида какая-то осталась?
— Я же цел, травм нет. Чего переживать-то? На кого обижаться? Нужно выше всего этого быть. Смотреть на это с улыбкой и делать свое дело. Обо мне сейчас не думает никто. Так почему я должен думать о них?
— Переход от штанги к экстриму тяжело дался?
— Это две абсолютно одинаковые модели, только покрашенные в разные цвета. Тренировки те же — поднимаю штангу. Вот недавно стал обладателем Кубка страны по тяжелой атлетике. Так что я все еще надеюсь, что зацеплюсь за эшелон под названием “олимпийское движение”, запрыгну на подножку пекинского поезда.
— А как складываются взаимоотношения соперников в экстриме?
— Друзей среди штангистов я не встречал. В экстриме дружбу из пальца никто не высасывает, но все понимают, что вроде как надо дружить, а победителей уважать. Пример. Первый день соревнований. Мариуш Пудзановски ходит весь из себя, надутый такой. А вечером (я показал гораздо более высокие результаты) подходит, здоровается: “Мися, Мися...” А я ему в ответ: “Ну что, Мариуш, завтра форму мою подвезут, так я в полную силу работать начну”. Он чуть не сел... А в первый день я действительно не в своей форме выступал. Багаж где-то потерялся, вот мне организаторы и выдали ремень, трусы, кроссовки...
— Многие спортсмены — люди суеверные. А ты?
(После долгого раздумья.)
— Вот если штангу перепилить пополам, то это да — плохая примета. Как же я ее подниму? А если серьезно, то нет никаких примет, не суеверный я. Верю, что бывает в спорте и случайность, но не более того. Какой бы величины ты себе крест на шею ни повесил, сильнее не станешь.
— Говорят, что гармонист ты знатный. Концерты не даешь?
— Все это в прошлом. Не о гармони сейчас думать надо... Вот завоюю медаль Олимпиады — обещаю, что сыграю на гармошке!
