Айда по галереям. Мы уже привыкли к авторской установке нас “удивлять и шокировать”. А тут в бой как раз ринулся тяжелый арт в лице мало-мальски мощной “китайской программы”, сменившей акценты от “увидеть и ужаснуться” к “увидеть и не узнать”. Прошу к столу.
Блюдо первое, перчики чили. Мадам Брош… пардон, Бочкова. Юлия. За вкусом ее творений отправляемся на Неглинную, 14, в тамошний Центр искусств. Центр заперт. Звоночек. Охранник приглашает в просторный зал. Ни души. Лишь вот это... экзистенции (любое слово подставь с окончанием “-ция”) на тему “Диких фруктов”. Твари по паре: увеличенный во всю стену расплывчатый фрагмент, по которому зритель едва ли что должен понять, и рядышком с листом А4 тот же фрагмент, но ясно пропечатанный. Типа шок. Морщинистый анус в желтом колоре — апельсин. Чилийский перец, баклажан, другие вкусности, преграждающие вход в дамское логово. Впрочем, любопытнее здесь приглядеться не к анусам, а к одинокой, неизвестно зачем здесь поставленной музейной старушке-сиделке. Эдакий разительный переход от якобы авангарда — к ее глазам, привыкшим к Рембрандту. Смущается, теряется. Н-да, нашим фотохудожникам еще нужен срок, чтоб наиграться анусами и технологиями (вроде уорхолловских шелкографий), чтобы наконец перейти к сути. Наверное, Бочковой очень хочется, чтобы все ее осуждали. Но скорее всего ее не заметят. Быть вторичной тоже надо уметь.
Китайский гарнир. Если мир наводнен китайскими шмотками и пианистами, почему бы не случиться наводнению из китайских фотографов? В “АРТСтрелке” (что через мост от храма Христа Спасителя) некий Ху Ян изобразил “Шанхайские интерьеры”: обычная жизнь обычной китаянки. Одинокая кровать, пара тапок, эротический плакатец на стене (с европейцами), кофе, фикус, взгляд в телевизор. Геокарта. Но ни одного окна. Почти что “кровать” или “палатка” Трейси Эмин из сгоревшей галереи Саатчи. Только там была расхристанная любовь, а здесь аккуратный мирок, компактный и предугаданный, где любое действие теряет всякий смысл... Обычная карточка, а разит наповал.
Тут же Янь Ши поклонился “Неизвестному Богу”, воткнув по заснеженной дороге на Золотую гору с десяток голов вопиющих рыб. Почти “Сталкер” или городок Припять спустя год после взрыва 4-го энергоблока. Неужели накупил на лотке селедки и лично вспарывал ей рты? Столь схожая тема недавно прошла в сокуровском “Солнце”, когда караси да селедки с порванными ртами бомбили Хиросиму.
Маэстро Ван Цинсун в проекте “Вчера, сегодня, завтра” поиграл объемами “вечного путника”, отдыхающего у “подножия истории”, где “гераклы и христы” революции и индустриализма смешались в едином порыве “Победить!”. Смешались и... окаменели. А он, путник, вот решил отдохнуть...
Убийство на десерт. А сегодня в Музее современного искусства г-н Корнелл Капа откроет свою фотоповесть недолгих дней президентства Кеннеди, однако схитрит. Кеннеди как в кадр ни поставь, кадр все равно выиграет: объект понятен и эстетически самодостаточен. Как Гитлер или женская грудь. Но Капа нарочно убирает Джона в тень, выдавливая то огромную карту Вьетнама, то толпу почитателей на фоне кирпичных коробок... Эксперимент удался: харизматика уходит, появляется какой-то малоузнаваемый человек, словно впервые увиденный. Жалость сменилась удивлением.
